Заговорил еще один из осаждавших. В речи его был заметен иностранный акцент. Судя по тону, он пытался смягчить ситуацию своими объяснениями, при этом не сдавая позиций.
– Сэр Томас Молтби – один из советников при дворе его величества. Как таковой, он имеет полномочия блюсти законы его величества на территории всего королевства, где бы ни почел это необходимым. А я – его секретарь.
Сердце мое сковало холодом. Придворный советник обладал правом проводить срочное расследование, назначать судебное разбирательство и выносить приговор – то есть мог быть судьей, присяжными заседателями и, по всей видимости, палачом одновременно. Я слышал, как посетители трактира с ужасом рассказывали о скорых и неправых судах, вершившихся такими персонами. Этот человек обладал властью осудить меня и повесить в моем собственном дворе.
Сквайр Трелони тоже понял, к чему клонится дело. Тон его стал еще более сдержанным.
– Мировой судья нашего округа сможет оказаться вам весьма полезным, сэр, – пробасил он. – Я могу за него поручиться и жду его с минуты на минуту.
– Тем не менее «мирового судьи вашего округа» здесь нет, – заявил сэр Томас Молтби, едва скрывая презрение. – И позвольте мне усомниться, что король знает его в лицо. В каковом случае я прихожу к заключению, что нам самим следует применить закон.
Сквайр Трелони умолк. Это было настолько необычно, что я еще больше встревожился. Все решения сквайра диктуются зачастую не мыслью, а желанием действовать. В наступившей тишине к нам в дверь снова яростно застучали чем-то твердым.
– Эй, в доме! Выходите! Укрывательство преступников противно законам короля. Выходите, убийцы! Выходите! – Это опять был Молтби.
Щеки у моей матушки зарделись от возмущения, и она прошептала:
– Убийцы? Я сама стану убийцей, если он не перестанет обзываться!
Сквайр Трелони вступился за нас, но казался несколько притихшим.
– Я знаю эту гостиницу так же хорошо, как собственный домашний очаг. Там нет никакого убийцы – ни постоянного жителя, ни постояльца.
– Ну что ж, – прозвучал голос еще одного из нападавших, голос человека явно пьющего; его я еще не слышал. – Тогда пусть выйдут и покажут, что им нечего опасаться со стороны закона.
Мы трое провели молчаливый военный совет, задавая вопросы и отвечая на них лишь движениями бровей. Затем я медленно приоткрыл ставню – всего наполовину – и выглянул наружу, стараясь оставаться незаметным.
Видеть окружающее я мог только под определенным углом, но все же видел. Сцена во дворе гостиницы выглядела прелюдией к небольшой, но яростной битве. Наши преследователи сидели на лошадях, выстроившись в одну шеренгу, держа мушкеты на изготовку, нацеленными на сквайра и его всадников. Он, оказывается, вооружил нескольких мужчин, работавших у него в поместье. Чуть поодаль все происходившее наблюдал, сидя в седле, горбун; глаза его были холодны, как черные камни.
По-прежнему не сводя пристального взгляда со сквайра Трелони, Молтби окликнул меня сквозь зубы:
– Окно для этого не годится. Люди входят в дом и выходят из дома через двери. Но если они еще и воры, а не только убийцы, то…
За моей спиной возмущенно ахнула матушка. В этот миг я заметил во дворе быстрое движение, и что-то сверкнуло в воздухе. Небольшой молоток, со всей силы брошенный горбуном, ударил в открытую ставню, резко качнув ее назад. Она закрылась, ободрав мне костяшки пальцев. Я захлопнул ставни, а сквайр выстрелил из пистолета в воздух: пуля пролетела над головой горбуна. Сквайр прорычал:
– Следующая будет тебе в глаз, господин хороший. А вы, Молтвич, или как там ваше чертово имя, придержите этого урода, не то ему смерть!
Горбун выкрикнул новое ругательство, столь непристойное, что меня бросило в краску: хотя моя матушка и была привычна к грубым речам выпивающих матросов, мне было стыдно, что подобные слова коснулись ее ушей.
– Велите им открыть дверь, и мы больше ничего не станем предпринимать, – крикнул Молтби.
Не очень охотно сквайр Трелони окликнул меня:
– Все улажено, Джим.
Очень медленно мы с Томом Тейлором приоткрыли тяжелую дверь всего на фут или около того. Я следил за происходящим сквозь щель между косяком и самой дверью, но видел только сквайра и его людей. Некоторые из них вдруг пришли в движение, словно поняли, что чужаки собираются силой взять дверь или открыть огонь.
– Оставайся на месте, Джим! – крикнул мне сквайр. – Не выходи…
Он не закончил – его прервал Молтби:
– Мы сложим оружие. И надеемся, что всякий, кто называет себя джентльменом, сделает то же самое.
Я услышал звяканье медленно опускаемого на землю ружья. Затем новое звяканье, еще и еще. Сквайр Трелони отдал своим людям команду «Вольно!» и махнул рукой в сторону двери, чтобы мы выбросили во двор свое оружие. Том Тейлор вышел и положил охотничье ружье на землю.
Однако я и не подумал выходить наружу. Я оставил себе один пистолет, а другой вышвырнул на каменные плиты дорожки. Все, что им было видно, – это моя рука до плеча, бросившая во двор оружие. Я снова отступил за дверь. Многие месяцы после этого я не уставал благодарить благословенную тьму за тяжелой дверью «Адмирала Бенбоу»: не один раз она спасала мне жизнь.
Молтби выдвинулся вперед и теперь был виден мне много лучше. Сходство его с человеком, погибшим на дороге, было весьма значительным. Не такой щеголь, как тот, он явно был человек богатый, так же склонный к полноте: подбородок двойной, руки будто небольшие окорока, а глаза большие и умные. Один из его сопровождающих выглядел человеком ученым; я счел, что он и есть секретарь. Другой, судя по цвету лица, предавался удовольствиям, какие дарят охота, военная служба и крепкие напитки. Одеты все трое были весьма вычурно. И там же, словно хищная птица, сидел на коне горбун, глядя на происходящее немигающими глазами.
Молтби рявкнул, повернувшись к гостиничной двери:
– Вы убили герцога Бервикского?
– Джим, не отвечай! – крикнул мне сквайр.
– Вы укрываете беглянку и ее пащенка, – проревел Молтби снова. – А вы, сэр, – обратился он к сквайру, – способствуете им и их подстрекаете.
Он вышел вперед и подозвал своих соратников к себе поближе.
– Властью, каковой облек меня его величество король Георг, я созываю судебное заседание.
Это был весьма опасный противник – человек, способный мыслить быстро и точно, умеющий незамедлительно принимать важные решения и обладающий даром использовать в своих интересах реакцию противной стороны.
Когда все и каждый осознали важность момента, секретарь Молтби заявил своим тоненьким голоском с французским акцентом:
– Нам понадобится на чем-то сидеть.
– Очень хорошо, – медленно произнес сквайр Трелони и крикнул в дверь: – Скамью сюда, будь добр, Джим.
Сквайр казался растерянным и встревоженным.
Из-за спин всадников сквайра появился сын Тома, Джошуа. Вместе с отцом он принялся вытаскивать из трактира скамьи и устанавливать их на открытом воздухе.
– Нам также понадобится стол, на котором можно писать, – потребовал секретарь.
Том и Джошуа подкатили пустую бочку и установили ее днищем вверх между скамьями. Молтби и его секретарь уселись с важным видом. Третий член их компании тоже к ним присоединился, и та самая троица, что всего несколько минут назад пыталась отнять у нас жизнь и уничтожить наше имущество, взяла на себя роль судебной коллегии – вершителя королевского правосудия. Горбун наблюдал все это, и глаза его сверкали.
В этот момент на днище пустой бочки шлепнулось яблоко, да с такой силой, что кожура его лопнула и сок брызнул на Молтби. Тот завопил от ярости. Я понял, кто швырнул яблоко из верхнего окна, и хотя не мог удержаться от улыбки, пламенно желал, чтобы такое больше не повторилось. Напрасная надежда: сверху вылетело еще одно яблоко, чуть не попавшее в секретаря. Молтби в гневе вскочил на ноги.
Я шепнул матушке:
– Поднимитесь наверх и велите мальчику перестать швыряться яблоками.
Матушка тоже улыбалась, несмотря на серьезность момента; она на цыпочках стала подниматься по лестнице.
Молтби стоял у бочки, решая, не атаковать ли нас снова, но передумал; он не желал терять время и опустился на скамью.
– Именем его величества короля Георга (как гладко произносил он эти слова!) я вызываю – сейчас, сию же минуту – владельца этой гостиницы предстать перед судом.
Но тут раздался голос, который я знал и любил: он отчетливо прозвучал в тихом предвечернем воздухе:
– Нет, сэр. Нет, пока я не дам на это свое позволение.
Из-за гостиничного крыльца спокойно вышел доктор Ливси. Он остановился у большой кадки с яркими цветами; матушка всегда ставит такие под эркерами.
– Кто вы такой, черт возьми, – прорычал Молтби.
– Я истинный блюститель закона в этих краях, – ответил доктор Ливси.
– А я – королевский блюститель закона, – заносчиво возразил Молтби.
– Вздор и чепуха! – воскликнул доктор Ливси. – Если в тихий солнечный день отряд моих соседей должен спешно скакать на выручку, я понимаю, что к нам явились разбойники, а вовсе не слуги короля.
– Я – сэр Томас Молтби. Кузен убитого герцога Бервикского. Я – придворный советник его величества.
Доктор Ливси поднял бровь.
– В таком случае, сэр, вам следовало бы изучить, как осуществляется королевское правосудие. И поскольку представляется, что вам это неизвестно, я вам процитирую, – и он произнес нараспев: – «Там, где присутствует мировой судья или где он может присутствовать, придворный советник объявляет свое участие в деле нецелесообразным дотоле, пока не будет призван к участию самим мировым судьею, поскольку таковой мировой судья есть один из четырех краеугольных камней английского правосудия». А я, сэр, вас не призываю!
Доктор Ливси энергично хлопнул в ладоши – раз, потом другой.
– Иными словами, сэр, поскольку это произошло в нашем округе, дело должно рассматриваться в нашем округе, а я и есть судья нашего округа. Если вы меня понимаете, сэр.