Приятели по университету, эти нечесаные, бородатые интеллектуалы, всегда немного потешались над его комильфотностью и тренингом, над его приверженностью к высшим стандартам «америкэн уэй оф лайф» — «американского образа жизни».
Ну что ж, битники-мирники, циники-мистики, вам кажется, что жизнь — это сидение в кафе и пустопорожняя болтовня об Аллене Гинзберге и индийских ритуалах? Вы еще не получали любезных писем с предложением выпустить кишки?
Господин Врангель, милостивый государь, ваше благородие, не волнуйтесь — еду!
Догорающий, но все еще огромный закат смог преобразить даже унылые закопченные дома южной части Третьей авеню с их бесчисленными железными лестницами на брандмауэрах.
Мрачным колдовским огнем горели окна обывательских жилищ, а пестрое бельишко, трепещущее на большой высоте, казалось зашифрованным сигналом об опасности.
Джин поставил машину метрах в ста от дома № 84. Улица была пустынна. Лишь ряды бесчисленных потрепанных автомобилей с кровавыми от заката стеклами стояли вдоль нее. Проехал негр-мороженщик в фургончике с колокольчиками.
Крепко стуча каблуками по асфальту, Джин направился к цели. Он не оглядывался по сторонам, не крался, шел спокойно и открыто, но в то же время был готов в любой момент упасть на землю, броситься в ближайший подъезд, укрыться за любой машиной, открыть огонь.
Дверь, возле которой он нажал звонок, была обита пластиком, грубо имитирующим кожу. На ней красовалась медная табличка с надписью:
«Anatole Krause, B. A.».
— Ух ты, БИ-ЭЙ! — присвистнул Джин и недобро улыбнулся.
За дверью послышались легкие женские шаги. Рука Джина потянулась к кобуре, но он заставил ее остаться в кармане брюк.
— Сэр? — сказала девушка, открывая дверь. Джин смотрел на нее. Большие серые глаза, доверчиво открытые всему самому светлому, самому прекрасному, самому романтическому в мире, о дитя Третьей авеню, мечтающее о сказочном принце на белом коне, прямо Натали Вуд — ну, цыпочка, подсадная уточка, твой принц пришел!
— Сэр? — повторила девушка. Глаза округлились, стали недоумевающими.
— Это квартира мистера Краузе? — спросил Джин и усмехнулся. — Бакалавра искусств?
Девушка залилась краской мучительного стыда, потом вызывающе вздернула голову.
— Да, это мой отец.
— Мое имя Джин Грин, — четко сказал Джин.
Рука снова пожелала залезть под мышку.
— Зайдите, пожалуйста, — девушка отступила в глубь квартиры. — Отца нет дома, — сказала она, когда Джин вошел. — Он редко бывает дома. Ведь он… — она запнулась, но потом снова вызывающе посмотрела на молодого денди, — ведь он коммивояжер.
— Ах вот как, он еще и коммивояжер, — протянул Джин, оглядывая прихожую, какие-то дурацкие облезлые оленьи рога, на которых висела потертая велюровая шляпа с узкими полями.
— Да, он коммивояжер, — растерянно проговорила девушка, в глазах ее впервые мелькнул страх. — А вы…
— Да я шучу, — быстро сказал Джин и широко улыбнулся. — Не знаю я, что ли, Анатоля? Ведь я работаю в той же фирме.
— Как, вы тоже из «Сирз и Роубак»? — радостно воскликнула девушка.
— Так точно, — весело подтвердил Джин. — Тоже бакалавр, с вашего разрешения. У нас там все бакалавры, но никто не спешит жениться.
Сверкая своими коронными улыбками, он мастерски разыграл этакого «обаяшку».
— Не смейтесь, — улыбнулась девушка. — Сколько раз я уговаривала папу снять эту дурацкую табличку…
— Напрасно уговаривали, образованием надо гордиться, — продолжал паясничать Джин.
— Значит, вы папин коллега, — кокетливо сказала девушка. — А почему я вас никогда не встречала на вечеринках у Веддингов?
— Я выбираю места поинтересней. Хотите составить компанию?
— Да ну вас! — шутливо отмахнулась она. Она прошла вперед, взялась за ручку двери и повернулась к Джину внезапно опечаленным лицом, ну просто Натали Вуд, что ты будешь делать!
— А зачем, Джин, вы к нам?
— По делу… э-э…
— Кэт.
— По делу, Катя.
— Ого, вы даже знаете, что мы русского происхождения?!
— Конечно, Катенька.
— Как смешно вы произносите! Отец вам назначил?
— Факт. Позвонил утром и говорит: «Заваливайся, Джин, вечерком».
— Ну, значит, скоро он будет. Мы никогда не знаем, когда он появится. Так заходите, Джин.
Она открыла дверь. Джин вошел в комнату и вздрогнул. В упор на него смотрели круглые пуговичные глаза Лефти Лешакова.
— Добрый вечер, мистер Краузе! Узнаете? — громко сказал он.
— Мы с мамой заказали этот портрет, потому что отец так редко бывает дома, — проговорила за спиной Катя.
— Я смотрю, тут просто культ нашего бакалавра, — усмехнулся Джин.
— Садитесь. Хотите кофе?
Джин сел на низкое кресло на металлических ножках и осмотрелся. В гостиной бакалавра-убийцы царил ширпотребный модерн, с головы до ног выдающий весьма скромный достаток семьи. Журнальный столик в виде почки, торшер, напоминающий коралл, дешевые репродукции Поллака, Кандинского, Шагала, и рядом — о боги! — «Три богатыря», «Иван Грозный убивает своего сына», «Запорожцы»…
— Вам нравится Поллак? — спросила, входя с подносом, Катя.
«Долго еще они собираются разыгрывать со мной эту комедию?»
— Ммм… Поллак… Да, да…
Катя поставила на почковидный столик чашки с кофе, бисквит.
— У моего отца старомодные вкусы, он терпеть не может современной живописи, кричит: «Позор модернягам!» Но эту комнату я оформила сама.
— Ммм, да, можете гордиться своим вкусом.
Она села напротив, взяла чашку в обе руки и, глядя на Джина совершенно восторженными глазами, стала дуть в чашку, вытягивая губы, словно маленькая. «А не схожу ли я с ума?» — подумал Джин.
Он переводил взгляд с этой глупенькой мечтательной девчонки на портрет гангстера с оловянными глазами.
«Неужели эта тварь так искусно притворяется? А что, если…»
— Ты здесь одна? — резко спросил он и приподнялся с кресла.
Девушка от испуга чуть не выронила чашку, обожгла себе пальцы.
— Что с вами, Джин?
Скрипнула дверь. Джин отпрянул к стене, сунул руку за пазуху.
Вошла дама средних лет, в которой, несмотря на весь нью-йоркский антураж, опытный взгляд сразу бы разглядел русскую или украинку из ди-пи — перемещенных лиц.
— Китти, у нас гости? — спросила она по-русски.
— Мамочка, это Джин Грин из папиной фирмы. Папа назначил ему встречу, должно быть, скоро приедет, — залепетала девушка, зашла за спину матери и оттуда сделала гостю несколько жестов типа «с ума сошел», «как не стыдно», «нахал».
— О, как приятно! Что же вы вскочили? Садитесь, пожалуйста, — заговорила дама на чудовищном английском.
В передней раздался звонок.
— Папа! — вскричала Катя и бросилась вон из комнаты.
«Досадно, что при Кате», — вдруг подумал Джин, но тут же отбросил эту нелепую мысль, расслабил мускулы, положил ногу на ногу, а руку приблизил к левому плечу.
В передней раздавался какой-то радостный визг, послышался звук поцелуя…
— Мама, смотри, кто к нам пришел! Дядя Тео! — и с этим криком Катя втащила в комнату пожилого мужчину.
Дядя Тео был совершенно квадратен, покрытая нежным пухом массивная голова росла прямо из плеч. Ему было страшно тесно в воротничке, и он все время задирал подбородок, стараясь обозначить некоторое подобие шеи. Неправдоподобно маленькие круглые глазки с туповатым благодушием смотрели на Джина. Хозяин мясной лавки из Бруклина, да и только. Между тем на дяде Тео был пиджак дорогого английского твида и десятидолларовый галстук в тон пиджаку.
— А Толи, конечно, нет дома, — тоненьким голоском по-русски сказал он, поцеловав в щеку хозяйку.
— Может быть, скоро будет. Вот он мистеру… э… мистеру Грину назначил. Познакомься, Федя, это мистер Грин, Толин сослуживец.
В голосе хозяйки слышалась явная гордость: у них в гостях такой элегантный стопроцентный англосакс. И Катя сияла — гость прямо из «Плэйбоя»!
«Этот-то, наверное, один из них», — подумал Джин, пожимая квадратную ладонь.
Дядя Тео плюхнулся в кресло.
— Третий день уже пропадает в Вайоминге, — пожаловалась хозяйка дяде Тео. — Прямо ни дома, ни семьи. Свет клином сошелся на этих кондиционерах. Вы, мистер Грин, должно быть, тоже всегда в разъездах?
— Нет, мэм, я работаю в «лавке», — сказал Джин, не сводя глаз с дяди Тео.
— Как вы сказали?
— В конторе фирмы.
— Ах, мистер Грин, а если бы вы знали, как тяжело семье коммивояжера! Китти растет фактически без отца. По соображениям службы Анатоля мы вынуждены часто менять квартиры…
— Ах вот как, — Джин быстро посмотрел на хозяйку.
Та покивала ему с важной печалью.
— А ведь Анатоль с его образованием…
— Мама! — воскликнула Катя.
— …с его образованием мог бы занять более солидное место, но… судьба иммигранта, мистер Грин. Ведь мы, мистер Грин, до сих пор чувствуем себя здесь чужаками. Вам, коренному американцу, трудно это понять…
— Я не коренной американец, — сказал Джин по-русски, глядя в упор на дядю Тео.
— Как! — воскликнула Катя.
Воцарилось молчание. Глазки дяди Тео смотрели на Джина с туповатым, несколько остекленелым любопытством.
— Я Евгений Павлович Гринев, — медленно сказал Джин, приподнимаясь из кресла. Его вдруг захлестнул какой-то дикий восторг опасности. Вот сейчас обрушится стенка и вылезет морда с автоматом, дядя Тео опрокинет стол, мама хищно захохочет, Катя зарыдает… нет, не зарыдает, в руке у нее появится пистолет — словом, все как в классическом боевике «Ревущие двадцатые».
— Какой приятный сюрприз! — сказала мама.
— Простите, я где-то слышал эту фамилию, — сказал дядя Тео.
Джин вышел на середину комнаты.
— Похоже, что наш бакалавр вряд ли скоро здесь появится, — грубовато сказал он. — Как считаете, мамаша?
Его душила ярость.
— Я ухожу, — сказал Джин, обводя всех взглядом.
— Очень жаль, — пробормотала мама. По лицу ее было видно, что она мучительно ворочает мозгами, не понимая, в чем тут дело.