— Да можно, конечно, — поколебавшись, согласился я. — Но ты отдаешь себе отчет в том, что мы посягаем на чужое право домовладения?
Анна завернула рукава своей серой шелковой блузки.
— Только в том случае, если нас поймают. Где у них лестницы?
Я показал на сарайчик.
— Кажется, отговаривать тебя бесполезно?
— Абсолютно. Сейчас как раз самое время осмотреть башню при дневном свете.
Я встал.
— Поскольку ты слабая женщина, я думаю, ты хочешь, чтобы я тебе помог? О кей, пошли за лестницей. Посмотрим, что это за чертов горшок. Может, он изменился так же, как и солнечные часы.
Анна вздернула бровь:
— Что за часы?
Я кивнул головой в сторону лужайки:
— Вон те. Циферблат реконструировали по-арабски.
— Ты уверен?
— Конечно. И перестань, черт побери, каждый раз спрашивать про мою уверенность. Я — самый уверенный человек из всех, кого я встречал. Ну, не веришь и не верь. Иди и сама посмотри, в конце концов.
— И пойду, — сказала Анна, и мы быстрым ходом направились к могучему постаменту.
— Вот это, — сказал Я, показывая на картинки и арабские буквы. — Когда я был маленьким, этой ерунды на циферблате не было.
Анна принялась изучать часы с тем тревожным вниманием, с которым пугливые мамы ищут вшей в волосах своих дочерей. Она шептала некоторые слова себе под нос, затем подняла голову и произнесла:
— О, боже мой!
Пока она рассматривала часы, я стоял и молча ждал, но когда она произнесла эти слова, спросил:
— Что ты, Анна? Очередные персидские страсти?
Анна кивнула:
— Можешь называть это так. Я читала об этом раньше, знаю по рисункам, как они выглядят, но увидеть все своими глазами — потрясение. Они называются «ночные часы».
— То есть солнечные часы, которые показывают время ночью? Я не знал, что арабы столь остроумны.
Анна покачала головой:
— Это не часы в обычном смысле. Скорее, оккультное приспособление. Ты слышал когда-нибудь об астрологическом значении планет и звезд, когда они выстраиваются в определенном порядке?
Я улыбнулся с важным видом:
— Мадам, вы имеете дело с экспертом.
— Ну тогда, — сказала она, даже не улыбнувшись в ответ, — я тебе скажу, что древние арабы серьезно занимались изучением планет и сведением их сил к определенной точке на земле, типа того, как фокусируют солнечные лучи с помощью лупы. Они могли привести ночные часы в соответствие с космическими галактиками и созвездиями и сконцентрировать огромную мощь на крохотной площади, не больше ногтя на мизинце.
— Значит, это оригинальная оккультная вещь? — спросил я. — А может, это всего лишь украшение. Что-то вроде того, что Макс приволок с собой из плаваний.
Но Анна говорила серьезно:
— Такие большие часы просто так не привезешь, Гарри. О них до сих пор помнят в Иране, хотя, конечно, ни одно правительство в этом не признается. Последние такие часы были конфискованы в Багдаде двадцать пять лет назад. И уничтожены.
Я нахмурил лоб:
— Ты что, серьезно? Но что же можно с их помощью делать?
— О, очень многое — сказала Анна. — Можно поразить врагов или наделить друзей огромной силой. Но чтобы управлять часами, необходим опыт и своего рода талант. Говорят, во время войны с помощью таких часов иранцы настали на вражескую авиацию ураганы. В часах таится чудовищная сила, и малейший просчет может привести к огромным бедам.
— Звучит смешно, — признался я. — Единственный вопрос — для чего они тут?
Анна смахнула челку с глаз.
— Думаю, это не так трудно выяснить. Встань на колени и посмотри сбоку от палочки. Надо выждать момент, когда все дырочки выстроятся в одну линию. Так, во всяком случае, говорилось во всех книгах.
— Хорошо, — согласился я. — Я начинаю.
Я опустился на колени, закрыл один глаз и посмотрел на отверстия в палочке. И обнаружил любопытную вещь: несмотря на то, что дырочки были в разных местах, под определенным углом они сливались в одно отверстие. Я подвигал головой вокруг палочки, пока не получил устойчивое изображение.
— Ну, что видишь? — спросила Анна.
— Отверстие.
— Да, но ты посмотри сквозь него.
Я опять занялся разглядыванием и сфокусировал свой взгляд сквозь необычное отверстие. Я не увидел ничего, кроме белого света, потом догадался, что это отражение облаков в стеклах окон. Я слегка отвел голову в сторону и обнаружил, что ночные часы были сфокусированы на готической башне Зимнего Порта.
— Башня? — спросила Анна.
— Да, — ответил я.
— Так я и думала. Видимо, сейчас самое время отправиться к профессору Кволту и расспросить его..
Я пожал плечами:
— Ладно, раз ты хочешь. Но если эти часы так опасны, почему бы нам их сейчас не разнести на кусочки?
— Нет, — сказала Анна. — Вполне возможно, что влиянию часов подвержены как злые духи, так и обычные, невинные люди. Часы привязывают к себе людей крепче, чем ребенок привязан пуповиной к матери. Если ты испытал на себе влияние часов, тогда твое духовное выживание целиком зависит от них.
— Ну, раз уж ты такая просвещенная в этих вопросах, то мы их оставим в покое, — сказал я. — Хотя у меня большое желание разбомбить их от греха подальше, и дело с концом.
Взглянув еще раз через дырочки, я заметил легкое шевеление в окне. Посмотрел еще раз, и был готов поклясться, что видел слабые очертания чьей-то фигуры за окнами.
— Анна, — начал было я, но тут тень исчезла, и не осталось ничего, только безмолвный дом и надоедливый флюгер, который скрипел, как зубная боль.
Нам пришлось потратить целый день, чтобы найти профессора Кволта. Сначала заехали в его старый, ветхий дом в пригороде Нью-Бедфорда, но горничная сказала, что около половины восьмого профессор ушел, захватив с собой бутерброд-пиццу. Обычно в это время он отправляется на пляж, сказала она, и пишет там что-то. Но, к сожалению, горничная не знала, какой именно пляж предпочитает профессор. Мы направились обратно к своей машине.
Объехав семь пляжей, на последнем заметили расписанный яркими красками зонтик среди поросших травой дюн. Здесь мы и обнаружили профессора Кволта. Это был мускулистый средних лет мужчина с волосатым загорелым телом образованной гориллы. Тень от зонтика не закрывала его, и отец науки жарился немилосердно. В одной руке мирового светила была выпитая наполовину баночка пива; из транзистора неслись бодрящие ритмы рок-н-ролла. На носу профессора поблескивали зеркальные солнцезащитные очки, на нем были плавки на завязке и кустарные (не иначе!), тяжелые деревянные сандалии, купленные где-нибудь в Кей-Весте.
Анна села на песок и выключила радио. Какое-то время профессор Кволт не подавал признаков жизни, но потом его нос вдруг подозрительно зашевелился, он открыл глаза и сел.
— Анна Модена, — сказал он неуверенным, но глубоким, хорошо поставленным голосом. — Господи, каким ветром занесло сюда такую очаровательную девушку? А я тут, прошу извинить, как раз на середине…
— Научной монографии? — спросила Анна с легким сарказмом.
Кволт засмеялся. Его сердечный смех почему-то напомнил мне подвыпившего забулдыгу, также чистосердечно смеющегося по поводу и без повода. Он уселся поудобнее, пригласил нас присесть рядом на покрывало.
— Пива не хотите? — вопрос был обращен ко мне.
Я подумал, что профессор Кволт — вовсе не такой уж ученый зануда, каким я его себе представлял.
Он полез в бутербродницу размером с большую корзину, достал· пару баночек «Старого Милуоки», несколько галет и польскую салями.
— Эх, и почему я в школе плохо учился, — шутливо сказал я. — Поступил бы в колледж, стал бы профессором и попивал бы пиво на пляже.
Анна строго посмотрела на меня и выразительно нахмурила брови, но профессор счел мое замечание забавным. Он откупорил банку пива и несколькими большими глотками осушил ее.
— Да вот ведь, — сказал Кволт, вытирая рот тыльной стороной ладони, — не всем удается служить, как нормальным: людям, и тогда они ищут приют для бездельников — место в кабинете профессора.
Анна игриво посмотрела на меня:
— Он разыгрывает тебя, Гарри. Профессор Кволт один из самых трудолюбивых, любознательных, блестящих и признанных академиков, которых ты когда-нибудь видел.
Кволт рассмеялся:
— Чего не скажешь об остальных, да?
Какое-то время мы сидели молча, затем Анна тихо проговорила:
— Профессор, у нас к вам дело. Нам нужен ваш совет.
— Конечно. С удовольствием, если только вы не собираетесь просить меня перевести двести страниц оригинальных персидских стихов шестнадцатого века, как мне предложил однажды любезный профессор Джаминский.
— И что вы ему ответили? — поинтересовался я.
Кволт пожал плечами:
— Я просто сказал, что в результате перевода пострадают две важные вещи: стихи и я.
— Я обнаружила ночные часы, — без всякого предупреждения выпалила Анна.
Слова Анны обрушились на профессора, как гром среди ясного неба! Он выронил банку с пивом, подался вперед и ошарашено переспросил:
— Что… обнаружили?
— Ночные часы, — повторила Анна. — В отличном состоянии. И видимо, они не стоят без дела.
— Где? — автоматически переспросил Кволт. — Вы действительно их сами видели?
Я кивнул:
— Они установлены на старых солнечных часах в саду моей крестной. Недавно она овдовела. Ее муж занимался нефтяными поставками, часто бывал в Аравии и собрал целую коллекцию древних реликвий. Возможно, он купил эти ночные часы, но я не понял, для чего они нужны. Может быть, он думал, что это обыкновенные арабские солнечные часы.
Кволт медленно, задумчиво покачал головой.
— Никто и никогда не продаст в Аравии ночные часы, сказал он. — Даже если у вас куча денег, все равно ничего не выйдет. Так что покупка исключается. К тому же, как вы знаете, они запрещены.
— Да, знаю, — сказал я. — Анна говорила. Но я не могу понять почему.
Кволт сдвинул на лоб зеркальные очки и пристально посмотрел на меня умными проницательными глазами. Его глаза были серьезными в то же время живыми и дружелюбными.