— Быстрее, — звал их джентльмен. — Он же скоро вернется!
Джон и господин Ракшас бросились к храму и, как только очутились между колоннами портика, немедленно обрели свое привычное обличье. Джон с облегчением вздохнул, радуясь встрече с собственным телом или, по крайней мере, с его подобием. Не хватало только цвета. Весь он был точно черно-белая фотография вместо привычного цветного изображения.
— Уфф, — с облегчением выдохнул Джон. — А невидимым-то быть намного труднее, чем кажется на первый взгляд. Вы ведь понимаете, о чем я, господин Ракшас? Только почему мы стали черно-белыми?
— Потому что цвет существует только в живом мире, — ответил старый джинн. — По-моему, цвет — это самое ценное. Именно ради него и стоит жить.
— Может, вы и правы, — задумчиво произнес Джон.
Господин Ракшас указал на рисунки, выбитые и вырезанные на каменных стенах храма: символ жизни под названием «анх», обернутые в папирус цветы лотоса и различные иероглифы, обозначавшие египетских богов, отвечавших за загробную жизнь, то есть Исиду, Осириса и их сына Гора. Именно им поклонялись когда-то в храме Дендур.
— Мы у цели, — коротко сказал старый джинн. — Здесь находятся ворота в мир духов. Кстати, куда делся наш друг? Где тот человек, который позвал нас в храм?
— Я здесь, господа, — раздался голос, и из-за несуществующей, нарисованной на стене двери появился толстенький, лысоватый человечек с кривыми желтыми зубами. Говорил он пискляво, с сильным акцентом, а облачен был в довольно грязный белый костюм. Он поклонился им с самым серьезным видом. — Лео Полити к вашим услугам, господа. Я — Ка-слуга этого храма.
— Кто-кто? — переспросил Джон.
— При каждом древнеегипетском храме был слуга Ка, — пояснил господин Ракшас. — После смерти человека приносили в храм для вступления в загробный мир, а слуга был обязан исполнять поручения Ка, то есть духа усопшего. Но я никогда не слышал, чтобы эту работу выполняли итальянцы. И уж совсем странно видеть здесь человека, который, судя по рубашке и галстуку, умер совсем недавно. С точки зрения вечности — буквально вчера.
— На самом деле я не итальянец, а грек, — сказал Лео. — С Кипра. Но в остальном вы абсолютно правы, господа. Я умер не так давно, в тысяча восемьсот семьдесят втором году.
Джон с интересом рассматривал толстячка, который, как это ни удивительно, оказался призраком.
— Позвольте спросить, если не возражаете, — вежливо произнес господин Ракшас. — Каким образом некто, умерший менее полутора веков назад, стал Ка-слугой египетского храма, которому две тысячи лет?
— Однажды я отправился в Египет на переговоры о поставке восточных сладостей, — принялся объяснять Лео. — Когда у меня выдался свободный день, я пришел взглянуть на этот храм и, как часто делают скучающие туристы, вырезал на стене свое имя. Вон там. Видите?
Лео указал на имя ПОЛИТИ, ясно различимое на стене храма.
— Чтобы это сделать, я стер иероглифы, обозначавшие имя важного египетского жреца, который был предыдущим Ка-слугой этого храма. Таким образом я сам обрек себя на то, чтобы занять его место в вечности. Вскоре после этого меня укусил москит, я умер и — оказался здесь. С тех пор служу в этом храме. Пока он стоял на родине, в Египте, дела шли не так уж плохо. Но после того как храм Дендур подарили американцам, провожать в загробный мир стало некого. Здесь все тихо. Вокруг одни туристы. Вы — мои первые мертвецы за эти годы. Скажите, господа, как давно вы скончались?
Джон нахмурился.
— С чего вы взяли, будто мы…
— Мы скончались совсем недавно, — прервал Джона господин Ракшас, бросив на мальчика сердитый взгляд. — Но поведайте нам, Лео: что за страхолюдина бродит по музейным залам?
— Может быть, это экспонат, — ответил толстячок. — Но я в этом не вполне уверен. Он постоянно ходит туда-сюда и размахивает мечом. Постарайтесь, чтобы он вас не заметил. Церемониться он не станет, уверяю вас. Полагаю его основное призвание — пугать музейных смотрителей. И особенно смотрительниц. С тех пор как он тут появился, музейный народ суетится, как муравьи в муравейнике. От призраков бегают.
— Где же эти призраки? — спросил господин Ракшас.
— В музее, господа. — Лео вздохнул. — Шумные существа. Особенно по ночам.
— Вот почему музейщики устроили забастовку, — сказал Джон.
— Все верно, господа, — подтвердил Лео. — Эти призраки распугали всех жирных теток-смотрительниц, которые обычно топчутся в каждом зале.
— Но как это произошло? — спросил господин Ракшас. — Откуда взялись призраки, Лео?
— Я точно не знаю, господа, — признался Лео. — Но думаю, их выпустил из себя этот… персонаж с мечом.
— Как это «из себя»? — повторил господин Ракшас. — Изнутри?
— Тссс, вон он снова идет. Если он вас увидит, бегите. Обо мне не тревожьтесь. Меня он не тронет.
Лео оттеснил Джона и Ракшаса в нишу возле фальшивой двери, так чтобы робот с мечом их не заметил. Меченосец двигался медленно и бесшумно, точно механическая игрушка.
— Его балахон… и броня… — вслух размышлял Джон. — Они как-то мало похожи на египетские одежды.
Как и прежде, странная фигура приостановилась перед северной стеной Крыла Саклеров, а затем резко развернулась и исчезла за углом.
Лео с облегчением вздохнул, вынул грязный носовой платок и стер пот со своего гладкого круглого лица.
— Все. Ушел.
— Лео, а что с нами случится, если мы не убежим? — спросил Джон.
— Тех, кто оказывается рядом, он просто втягивает в себя, — сказал Лео. — Поглощает. Впитывает. Как губка. Правда-правда, я сам видел. Мне кажется, он хочет поглотить всех, кого прежде из себя выпустил.
— А почему он так делает? — спросил господин Ракшас.
— Чего не знаю, того не знаю, господа, — ответил Лео. — Но в последнее время происходит много такого, чего я объяснить не могу. Чудеса случаются много чаще, чем в те времена, когда я только стал Ка-слугой в храме Дендур.
— Например, какие чудеса? — оживился Джон.
— Перед тем как эти призраки появились в музее и распугали всех жирных смотрительниц, случилось что-то похожее на землетрясение, в мире духов. Другого слова я не подыщу.
— Землетрясение?
Лео кивнул:
— Мир духов тряхануло. Со страшной силой. А после наступило полное затишье. Словно здесь вообще никого нет. Ну а потом появился человек с мечом, и сюда стали наведываться призраки. Если честно, я поначалу даже обрадовался. Полегче мне стало — вроде как не один я, вроде как есть вокруг и другие мертвецы. До этого я совсем было решил, что я здесь единственный призрак. И порядком струхнул.
— Представляю! — сочувственно сказал Джон.
— Что ж, господа, — торжественно произнес Лео. — Куда вас препроводить? В преисподнюю? В чистилище? Или вы прежде хотите кого-нибудь напугать? Посетить какого-нибудь неблагодарного родственника? Или противного начальника? Или неверную жену? Тогда я могу направить вас прямиком к ним. Я и сам бы не прочь навести на кого-нибудь ужас.
— Мы хотели бы попасть на остров Баннерманна, — сказал Джон. — Это на Гудзоне, только к северу от Нью-Йорка. Вы знаете это место?
— К счастью, нет почти ничего, чего бы я не знал, — сказал Лео. — Одна из немногих привилегий мертвых состоит в том, что ты знаешь все. Ну ладно, пусть не все. Но намного больше, чем знал прежде. Потому-то вредные призраки с такой легкостью и обводят вокруг пальца живых людей — из-за безмерного невежества последних. Например, на спиритических сеансах.
— Ох, ваша правда! — закивал господин Ракшас. — Когда держишься за руки или крутишь блюдце, никогда не знаешь, чей голос звучит в темноте.
— Что ж, пойдемте! — сказал Лео. — Впереди у нас долгий путь.
Лео толкнул фальшивую дверь, и оказалось, что фальшива она только в реальном мире, а здесь, в эфирном мире, она самая настоящая. Будучи опытным экскурсоводом, Лео тут же поспешил дать объяснение этому явлению.
— Это одно из тех мест в мире духов, где души умерших могут переправиться в иной мир. Дверь в загробную жизнь, — сказал он, жестом приглашая гостей переступить порог. — Древние египтяне меня бы отлично поняли. Насчет современных я уже не очень уверен. Однако вперед, господа. Добро пожаловать! Место, куда мы направляемся, египтяне называли Царством заката. Добро пожаловать в загробную жизнь.
Глава 6Музей восковых фигур
Вихрь принес Филиппу, Нимрода и мистера Джалобина в Лондон, в сад за Кенсингтонским особняком Нимрода, по адресу Стенхоуп-Террас 7.
— Раньше я думал, что никогда не привыкну к подобному способу передвижения. — Джалобин, вздыхая и стеная, отпер дверь и вежливо отошел на шаг назад, пропуская Филиппу и Нимрода в дом. — Однако сейчас все обстоит как раз наоборот. Теперь я совершенно не приемлю полеты на самолете. Все эти очереди на регистрацию, дурацкие вопросы вроде «Вы сами паковали свои вещи?», просвеченный рентгеном багаж, биометрические сканеры и бог знает что еще. Все это слишком сложно. Я пришел к выводу, что для счастья в этом мире нужно быть просто дураком. Красивым дураком.
— В таком случае, Джалобин, вы уже на пол пути к счастью, — заметил Нимрод.
Джалобин пробормотал что-то себе под нос и ушел готовить обед.
— Нимрод, зачем так грубо? — укоризненно сказала Филиппа.
— Да, пожалуй, я слегка перегнул палку, — согласился Нимрод. — Но это для его же блага, Джалобин в последнее время сам на себя не похож. Ведь прежде он бывал счастлив, только когда стенал и жаловался. А сегодня — подумать только! — он, впервые за десять лет работы моим дворецким, сказал доброе слово о путешествии на смерче!
Они поели, а когда стемнело, Джалобин вывел из гаража «роллс-ройс», чтобы отвезти всю компанию в Музей мадам Тюссо. Перед входом в музей стоял другой «роллс-ройс», покрупнее, пронзительного цвета электрик. Из автомобиля вышел небольшого роста, но крепкий и жилистый человек. Лицо у него было как у настоящего преступника, — страшнее Филиппа никогда не видела. Покатый лоб перерезали многочисленные морщины, в крупных, вытянутых вверх ушах поблескивали алмазные серьги-гвоздики, а все видимые участки кожи были покрыты татуировками, как у тату-мастеров на модном пляже.