– Мы в Лите промышляем только магазинными чеками «Прови», – говорю ей.
Када оглядываюсь на Франко, слышу, как стучат пальцы по микрофону, вызывая статический треск, и толпа притихает. Агент Мартин прокашливается:
– Спасибо, что пришли. А теперь мне хотелось бы представить директора этой галереи и великого покровителя искусств города Лос-Анджелеса – Себастьяна Вилльерса.
Какой-то пиздюк с загородного клуба, с седой бошкой и красным таблом, похожий сразу на всех американских политиков, каких я видел, встает и начинает нести полную хуйню за Бегби. За то, чё лучше его «творчества» ничё пока еще не придумано. Не можу эту ссанину слушать! Мечтаю тока за то, чёбы отвести Викки домой. Я думал, чё за эти полдня уже насытился сексом до отвала. Хуй там. Смотрю на нее и по ее похотливой улыбке понимаю, чё она думает то же самое. Мы сруливаем, а диджей врубает фанк, и Франко с Мелани плавно танцуют под этот трек Питера Брауна, «Хочешь пофанковать со мной»[24].
«Ё-мое. Этот пиздюк… танцует. Уебан еще и двигаться умеет». Это чё, правда, блядь, Фрэнсис Бегби? Может, все дело во мне. Может, эти представления за Бегби въелись мине в мозг в другую эпоху. Может, мине надо просто отпустить всю эту хуйню, как, очевидно, отпустил ее Джим Фрэнсис.
6Больной – В поисках Юэна Маккоркиндейла
Бухло и наркотики – это для школоты: мало что хуже бодуна или отходняка после ешек, когда тебе уже стукнул полтинник. Если смотреть фактам в лицо, даже с учетом рождественской вседозволенности, ты просто чувствуешь себя слабым и безголовым: скудные, слабеющие остатки веселья, которые получается выжать, никак не оправдывают последующего затяжного аттракциона ужасов.
Короче, я утопаю в этом удобном диване, перед большим плоским экраном и пылающими углями в доме Маккоркиндейлов, а рядом – чайник. Щелкаю каналы, пытаясь сохранять позитивный настрой. Вижу во дворе Бена: он говорит по мобильному, расплываясь в улыбке. Решаю зависнуть здесь еще на пару деньков, как только сбагрю его на юг, после матча «Хибзов» с «Рейтами». Я был против независимости Шотландии, полагая, что мы полностью ее проебем. Теперь же мое мнение изменилось: судя по энергетике и уверенности жителей города, мы бы не устроили такого бардака, как на юге. Собираюсь позвонить Джилл и подумываю насчет эдинбургских «Коллег», возможно, вычислю еще каких-нибудь новеньких и приведу их в божеский вид!
Меня отвлекает Карлотта: она прессует своего дорогого братца, буквально нависая надо мной. Понятно, что у нее на уме: пропавший муженек, опозорившийся отец этого в прошлом уважаемого семейства. Карлотта не шевелится и молчит, и я не знаю, сколько еще смогу притворяться, что не замечаю, как она таращится на мою макушку. Это ее манера еще с детства. Всида умела повысить атмосферное давление мрачным немым гневом. Решаю расшифроваться:
– Привет, сестренка. Просто пытаюсь понять, что смотреть. Тут вот есть, – беру дистанционку, нажимаю кнопку «справка» и читаю на экране: – «пленительная романтическая комедия с Одри Тоту в главной роли», но это не «Амели»…
– Ты найдешь Юэна! Ты найдешь моего мужа!
Поднимаю голову, а она смотрит на меня волком. Голос у нее сдержанный и четкий.
Поворачиваюсь к ней и развожу руками:
– Я в натуре не могу слышать сейчас крик. – Зря я это сказал, потому как ее глаза загораются смертоубийственной латинской страстью. – Он объявится, как только нагу…
– НАЙДИ ЕГО!
Что может быть хуже, чем бродить по этим холодным улицам в мертвой зоне между Рождеством и Новым годом? Оставаться здесь, пока она орет как скаженная. С неохотой соглашаюсь, и она уходит, стуча ногами по деревянной лестнице. Накидываю в прихожей куртку, шарф и шапку, как вдруг входит Росс и, молча уставившись, требует отчета. Пожалуй, парнишка – маменькин сынок.
– Как наш фон-барон? И чё там Бенито на улице химичит? Шуры-муры небось крутит.
Тут только до меня доходит, что этот мелкий мудак сжимает кулаки, будто хочет устроить разборку!
– Мама сказала, это ты подставил папу с этой женщиной, – блеет он тонким голоском.
Вот же кобыла наглая! Да и пиздюк малый нахальный! Значит, этот больно умный мудачок уже готов сойтись один на один со взрослым дядькой. Спокойно смотрю на него и понижаю голос:
– А может, ты сам в этом виноват, корешок, – и слежу, как у него от недоумения отвисает челюсть. – Может, Юэну захотелось показать себя, после того как ты распинался, что сам еще такая целочка, чё не можешь сибе дырку найти.
– Что… Как ты… Кто сказал…
– Может, тибе учесть это в своих расчетах? – перебрасываю конец шарфа через плечо и начинаю застегивать куртку.
Глаза его быстро моргают, а губы дрожат.
– Тебе бы… Тебе не… – Он пытается убежать, но я хватаю его за руку. – Не трогай меня!
– Давай, беги к мамме, – стебусь. Опешив, он останавливается. – Это поможет, если твоя цель в жизни – навсегда остаться девственником. Тогда ты сто проциков ее достигнешь.
Росс низко свешивает голову, будто смотрит на выдуманный мир «Майнкрафта», который расставил на полу.
– Выше нос, – говорю ему. – Будь мужиком, ёбта.
Он изо всех сил пытается.
– Но… но… но…
Помогаю ему, дергая его подбородок кверху. Заставляю посмотреть мне в глаза:
– Дырку не можешь себе найти. Ничего. Я найду. Уж я-то понимаю, насколько это важно, – отпускаю его лицо. Замечаю, как он слегка свешивает подбородок, но взгляд устремлен на меня. – Твоя мать не поможет тебе с кем-то переспать, Росс. Твой отец… я тебя умоляю, – говорю, чувствуя себя немного предателем. Но никто ведь не просил Юэна трахать Марианну, и никто не просил их заниматься непотребством на камеру. «Озабоченная шалава… меня вдруг возбуждает авантюризм этой блядины. Я сам должен был ей вдуть, а не этот хуй с горы». – Но я помогу, – говорю Россу, и он вдруг выпучивает глаза. – Если хочешь.
Даже несмотря на его отчаяние, в этих лампочках что-то загорается!
– Ты… так ты выручишь меня?
– Ну конечно, – толкаю его в плечо. – Ты ж моя кровинушка. Я хочу, чтобы у тебя была полноценная сексуальная жизнь, чёбы ты мог разговаривать с бабами и наслаждаться плотским общением с ними. – Затягиваю его в нишу у входной двери и понижаю голос: – Я не хочу видеть, как ты переводишь свои юные годы на позорное дрочево и тушуешься, когда в комнату входит девчонка, по которой ты сохнешь, – объясняю, наслаждаясь темно-бордовым оттенком формы «джамбо», заливающим его табло. – У меня был классный друг, Дэнни Мёрфи его звали. У него никогда не было секса, – рассказываю с грустью. – В общем, паренек рос неправильно. Я не хочу, чтобы у тибя та ж фигня была, милый дружок.
Чувствую, мои уговоры на него действуют, но он все равно насторожен.
– А зачем это тебе? Почему хочешь помочь?
– Ну, у меня есть одно важное преимущество перед твоими мамкой с папкой.
– Какое?
– Я не считаю тебя дибильной малявкой. Для меня ты нормальный молодой чувак, который просто пытается пробить себе дорогу в жизни, и я врубаюсь, что щас это для тибя самое важное на свете.
– Да! – с благодарностью взвизгивает Росс. – Хоть кто-то понимает!
Киваю на лестницу и понижаю голос, заставляя его тоже говорить на полтона ниже:
– Ну естественно, понимаю. Ты хоть представляешь, чем я на жизнь зарабатываю?
Росс вращает головой, проверяя, все ли чисто. Потом поворачивается ко мне, втягивая нижнюю губу:
– Я слышал, как мама с папой об этом говорили. Что-то типа эскортного агентства.
– Именно. Я занимаюсь тем, что свожу одиноких и разочарованных людей с соблазнительными представителями противоположного пола. Это моя работа.
– Ты можешь…
Еще на децл понижаю голос и киваю на деревянную лестницу.
– Тсс… Да, могу, – шепчу.
Слышно, как Карлотта рвет и мечет в бешенстве, со всей силы хлопая дверьми и топая ногами по зашкуренным полам. Выглядываю во двор, где Бен заканчивает звонок, – скорее всего, он сейчас войдет и будет раскручивать меня на бабки. Этот малец – машина, пожирающая деньги. Во всем виноваты суррейцы с их беспечным потаканием или, что, наверное, больше соответствует действительности, с их умышленным унижением некоего Саймона Дэвида Уильямсона: они вынуждают меня состязаться в игре, в которой я никогда не смогу выиграть.
– Тебе нужна опытная женщина, которая поможет сломать целку.
Росс смотрит на меня в ужасе:
– Но мне нравится…
Обрываю его:
– Да знаю я, кто тебе нравится: какая-то боевая крутая телочка с мальчишечьим лицом, которая расхаживает с важным видом по школе, понимая, что она – топ-модель спортплощадки. Но для охоты на такую дичь необходимо снаряжение, и я говорю щас не только о пушке у тебя в штанах – надеюсь, там «уильямсон» девять и пять, а не «маккоркиндейл» пять и пять, если догоняешь мой намек.
Судя по страдальческому лицу парнишки, к правде ближе второе.
– Нет, кореш, тебе нужна уверенность, которую приносит опыт: как социальный, так и сексуальный. Вот что предлагает проф дядька Сай с Кобелиного универа. А теперь хорошенько это обдумай. И не говори ни хера матери. Это чисто пацанские дела. Обещаешь?
– Хорошо… Спасибо, дядя Саймон, – с благодарностью пищит он и бьет по протянутому кулаку.
В этот самый момент за его плечом появляется Бен. Он слегка задается, но все же зыркает на нас, типа «какого хуя?».
– Бенито-бандито! Пытаюсь уговорить твоего пикколо куджино[25], местного фон-барона, – и обымаю прыщавого парня за плечи, – сходить с нами на ИР-прием.
– В приемное отделение больницы? – говорит Бен со своим вальяжным великосветским пригородным акцентом подлондонских графств… «Господи, он один из них. Мой сын – один из них». – Это как-то связано с дядей Юэном?
– Нет, ИР – это стадион «Истер-роуд», а принимает принимающая сторона