– Я его знаю.
– Ну а ты с ним познакомишься, док, – высокомерно обещает Юэну Виктор Сайм, и от его мерзкой фальшивой ухмылки в жилах свойственников стынет кровь. – Угу, познакомишься с ним близехонько. Ведь тибе прямо щас за работу пора приниматься.
17Спад – Безнадзорное мясо
«Чешу такой по кладбищу, а там все в тумане. Надгробия вижу, но нифига не разберу на них. Тотоха лежит у одной могилы, поклал свои малые лапки на глаза, кабута рюмит. Подхожу и пробую заговорить с ним, но он не шевелит лапами. Читаю надпись на камне: ДЭНИЭЛ МЁРФИ…
Ох, блин…
Потом лапы Тотохины опускаются, и вижу, чё это не он, а черт с бошкой рептилоида и сморит на миня прямо…
Оборачуюсь бежать, а эти дебилы с большими лобастыми фейсами хватают миня, и один – жах! – пером в живот мине…
НЕЕЕЕЕ!!!!!»
Када очухиваюся, кошмар чисто типа продолжается, я ж тут никада раньше не был, но все равно как бы в курсах, хотя насилу дышать можу. В носу дерет от резкого запаха ссанины. Пытаюся пересилить боль и тошноту в животе, чёбы чердак основным командам подчинялся. «Не закрывай эти бельма мутные. Убери язык с нёба, чёбы не задохнуться…»
Ох, блин… я в кровати и дрожу, как котеныш. В глазах туман, кабута туда молофьи налили, и я моргаю постоянно, ну и наконец зрение фокусируется. На железной стойке пакет с плазмой крови, и оттудова трубка выходит…
«Чё за нахуй, блин…»
Не могу поверить, чё эта трубка к моему телу ведет, хотя мой мозг говорит мине, чё сто проциков это так и есть! Приподымаю тонкие одеяла и выясняю, чё эта трубка подходит к повязке сбоку моего брюха. В шоке вскакую. Мине совсем хреново, и я подымаю бошку, чёбы сорентироваться лучше. Засаленные лимонно-зеленые стенки, покрашенные сверху старых обоев с узорами, чё сквозь краску просвечуют. Заляпанный бордовый ковер. Комната – чисто семьсятые, дыра во времени, с этими съемными комнатами и облезлыми флэтами, где все жизненные драмы паренька Мёрфи разворачивалися…
Это муторное чуйство в моем дрожащем теле: ох блин, офигеть как знакомо. Воздух смердючий и затхлый.
Слышу кашель и вдруг врубаюся, чё в комнате еще котаны есть! Тут же Майки Форрестер и этот парень Виктор Сайм. Думаю, он миня чпокнул. Это злобное щачло, блин, на всю комнату чисто.
– Ты испортил мое имущество. Уничтожил иво. Привел в негодность, нах.
– Это нещасный случай был… – подаю голос и так сильно хриплю, кабута толченого стекла наглотался. – Чё вы сделали?
Сайм сморит на Майки, а потом на двоих других пациков, чё с тени выступают. Один – Больной! Другой – тот парень, чё я видел, када висел вверх тормахами, связанный по рукам и ногам.
– Сай! Чё случилося? – я скрипучим голосом. – Чё случилося, Сай?!
Больной со стакашом воды наперед выходит:
– Вот, Дэнни, выпей, дружище.
Он помогает мине привстать и подносит стакаш к моей цедилке. Тепловатая вода, походу, перекатуется по запекшейся слизи и шкваре у миня в пасти и в горлянке. Он морщит клюв, и я в курсах, чё это от моего запаха со рта.
– Медленно, – говорит он.
– Оставляю вас, чёбы вы посвятили иво в детали, – грит Сайм Больному и чешет к двери. Поворачует ручку и открывает ее, но останавливается и сморит на Форри. – И все остальное разрулите! Это на тибе лежит, Майки. Не разочаруй миня опять.
Майки собирается чё-то скать, но слова застряют у котана в зобу, ну прям как у миня, а Сайм на понтах с комнаты выруливает.
Я сам очкую нах и отодвигаю от сибя мензуру. Чё-то тут не так. Ни разу. «А цуцик гиде?»
– Сай… Майки… чё стряслось? – я такой.
Больной с Майки переглядуются. Больной отступает, а Майки передергивает плечами и такой:
– Сайм захотел обратки за почку, чё ты испортил, ну и пощитал, чё имеет право одну с твоих взять.
Мацаю повязку на ране. Смарю на трубку.
– Не…
– Тут было два варианта: либо так, либо, – Больной рукой сибе по горлянке проводит, – финито. Мы применили все наши совместные способности убеждения, уж поверь. – Он переводит взгляд на Майки. – Вот он не даст мине соврать!
– Угу. – Майки кивает. – Тибе еще повезло крупно, чё Сайм нашел получателя, который тибе подошел. Надо ж, чёбы подходило, понял?
– Чёооо…
Не можу в это поверить! Пробую нормально сесть, но вся туша болит, а в руках так вопще силы нету…
– Тссс, не загоняйся, братан. – Больной типа воркует, аккуратно миня обратно на кровать укладует и заставляет еще воды отхлебнуть. – Ее Юэн вот удалил, – он на другого пацика кивает, – он мой зять, муж Карлотты и дипломированный врач. Ты в самых лучших руках, корешок!
Зыркаю на этого парня, но он не может мине в глаза смареть. Переминается тока и взгляд с пола на стенки переводит. Подымаю руку и тычу в ниво:
– Это ты – ты у миня почку вырезал? От тут? – Оглядую все это чисто нищебродство. – Та ты мясник!
– Меня скомпрометировали, – парень грит и бошкой качает, но кабута разговарюет сам с собой. – Я просто вышел, блядь, выпить на Рождество, на свой день рождения…
– ЭТО ВЫ ВИНОВАТЫ! – ору и тыкаю в Майки, а потом в Больного. – Вы обое! А еще дружбаны называется! А еще называется дружбаны-ы-ы… – и чуйствую, как по таблу слезы течут…
«Это ж типа… пиздец».
Майки со стыдом отворачуется, а Больной нет. Ох блин, он не.
– Все правильно, вали на меня! Этот пиздюк Сайм собирался всех нас грохнуть! Я впрягся в это тока потому, чё он жаждал мести и обратки, после того как влетел из-за тебя с этой почкой на тридцать штукарей! Я ТУТ, НАХУЙ, НИ ПРИ ЧЕМ! – Он молотит себя в грудак в возмущении, глаза выпучует, и кадычара туда-суда ходит. – ВАЩЕ НЕ ПРИ ДЕЛАХ!
– Я не в курсах был… – я такой, – это цуцик, в смысле, я не виноватый тут, просто животинка… не врубилася…
– Чем ты думал, када брал этого ебаного цуцика с собой?! Оставил мясо – без присмотра – с цуциком!
– Такого ж не должно было быть, Спад, – Форрестер Больного поддержует. – Ты ничё не грил за то, чё возьмешь в дорогу своего малого цуцика дибильного.
– За ним просто некому присмареть было, – я визгливо. Потом миня чисто измена накрывает, и я в панике озираюся. – Где он? Гиде Тотоха?
– С ним все нормально, – Больной такой.
– ГИДЕ?!
– Сайм иво в одной с своих саун держит. Девицы за цуциком следят. Будут иво баловать, гулять выводить.
– Нельзя оставлять нещасного малого цуцика с этой жестокой падлой! Пусть тока Тотоху тронет!
– Тотоха – это залог, – Майки такой.
– За чё? За чё?! Ты чё гонишь, Майки?!
Майки ничё не грит, а сморит на Больного, а тот ладони подымает.
– Это я, в общем, мы с Майки тут уломали его на эту тему – око за око. Пришлось чем-то жертвовать: этот пиздюк же просто нахуй животное. – Он качает бошкой со стороны в сторону, а потом в лыбе расплывается. – Но во всем этом блядском бардаке есть на крайняк одна классная новость!
Не можу в это поверить.
– Чё? Чё в этом классного?!
– Почка, которую Шфинктор Шсайм вырезал для клиента… – Больной такой своим доставучим бондовским голосом, кабута это такая кора. – Оказалось, что она все-таки несовместима с получателем.
– Чё… в смысле, ее вопще не надо вырезать было?! – слышу, как ною. – Вы ее зазря достали!
– Угу, но еще можно вернуть ее на место.
– Где… где она?
– Осталась в Берлине. – Больной лезет в куртяк, достает какие-то авиабилеты и мине в рожу тыкает. – В общем, нам надо лететь туда в срочном порядке, ну и отрихтовать тебя взад. Будешь как новенький, не считая Таниты Тикарама[43].
– Как новенький, – горестно бубню про сибя, пока Больной с Майки Форрестером брови вскидывают, а этот парень-лепила Юэн отворачуется и говорит чё-то шепотом, мине не слыхать.
– Чё он грит? – тыкаю в ниво. – Чё ваш парень-лепила грит там?!
Парняга Юэн оборачуется и такой:
– Важно действовать быстро.
Я тока вздыхаю, миня знобит всиво, и хреново. Горю тут, как в аду, блин. Как же мине погано, я на этом самике до Берлина точняк не долечу.
18Больной – Все на Лоуренса Уэлку
Отвожу наморщившего лоб Юэна обратно в отель и даю ему напутствие:
– Сёдня никаких блядок, кор, баиньки, и чтоб был как огуречик: завтра тяжелый день.
Страшный, как упырь, и дерганый, он молча отчаливает к лифту и поднимается в свой одинокий номер. Чешу обратно на просторную, благоустроенную колинтонскую виллу Маккоркиндейлов, оставшуюся без хозяина дома. Крякнутая Карра выносит мне мозг, выпучивает глаза-плошки, будто с них веки посдирали, и свирепо скрипит зубами, а ее щачло напоминает мне тот случай, когда я напоролся на нее и ее дружбанов в «Резерекшне». Ё-мое, сколько лет прошло?
– Но откуда ты в курсах, чё он вернулся? Ты иво видел?
– Нет, – гоню, решая, что, если ей сказать, это еще больше поставит под угрозу и так отчаянную затею. – Но его сто проциков засекли, известно из надежных источников.
– Кто? Скажи мне, кто его видел?
– Пара человек. Он сел в таксо к моему дружбану Терри. – Придумываю еще одну безобидную малую брехню. – С «Фильмхауса» вышел. Слушай, за этим я сюда и приехал – найти его.
Судя по матовому блеску ее выпученных лампочек, Карлотта чем-то обдолбанная. Черные волосы жирные, и видны седые корни – раньше она никогда себе такого не позволяла.
– Это нас отдаляет, – молит она, будто со скрипом открывается крышка гроба.
– Слушай, ты в стрессе, иди приляг.
Уголки ее рта опускаются, и она рыдает. Обнимаю ее, и она валится, как марионетка, у которой обрезали нитки. Приходится практически отнести ее вверх по лестнице и уложить в кровать. Целую ее потный лоб.
– У меня все под контролем, сеструха, – говорю ей.
Хотя Карлотта забалдела от наркоты, лицо у нее все равно похоже на хорошо отлупленную пятую точку, и она смотрит на меня из-под одеяла маленьким, загнанным в угол зверьком, будто собираясь быкануть. Я рад, что сваливаю. Зачем драматизировать? Ё-мое, она же еще симпатичная баба и легко найдет себе пару. У нее останется домина, ну и алименты на парня, пока он не уйдет из дома с хорошим дипломом, который обеспечит заманчивую работу в сфере розничных продаж. Потом она может разменяться на уютную квартирку с молодым любовником, наверное, c ежегодными мусипусичными секс-турами на Ямайку в придачу, просто чёбы держать жеребчика в тонусе.