Когда спускаюсь, меня уже караулит Росс, и его умоляющие глаза горят сквозь целый лес угрей. Всякий раз, как вижу его, этот малой говнюк спрашивает, когда уже получит свою дырку. Если бы законы естественного отбора работали как следует, он бы остался целкой на всю жизнь. Как и Рентон должен был остаться. «И вот что я получаю за попытки объебать природу».
– Ты грил, в следущий раз, как приедешь.
Вовремя звонок прозвенел! Хватаюсь за телефон, машу Россу, чтобы помолчал, и выхожу во двор. Что вовремя, то вовремя! Сайм наконец-то удосужился предложить мне помощь по этому вопросу.
– Твоя малая проблемка скоро разрулится, – заявляет он, когда я захожу за сарай, подальше от назойливого взгляда горемычного малого шибздика, который пялится на меня в окно.
– Спасибо, Вик, – говорю этому мордовороту, ежась от холода, – но давай я тебе перезвоню. Может, улажу это дело своими силами. Я немного отвык от эдинбургских раскладов, но у меня еще есть рабочая адресная книжка, – заявляю я, как вдруг шалава с мясистыми буферами из соседнего дома распахивает окно дальней спальни и оттуда вырывается песня Тиффани «Теперь мы, походу, одни»[45]. Это типа такой заманухи?
От хибары несет креозотом, а Сайм буркает что-то нечленораздельное. Это может быть как насмешка, так и похвала – не знаю, да мне и по барабану.
В общем, выполняю долг чести. Сажаю Росса в такси – не к Терри, у этого человека ноль такта, если дело касается чужих сексуальных связей, – и мы катим в тот самый отель, где селился Рентс, бронирую номер онлайн и звоню Джилл, чтобы встречала нас там.
Мы чутка пережидаем, пока она не появляется в узкой обтягивающей юбке, в черно-белой полосатой кофте, с короткой стрижкой и темно-пурпурной помадой. Знакомлю их, и в глазах у Росса стояк, но Джилл он не цепляет, а, наоборот, вызывает брезгливость.
– Разбежался, блядь, – говорит она, отводит меня в сторону и цедит в ухо: – Он же не бизнесмен!
Росс похож на угрястого предпубертатного Аледа Джонса на встрече со своими новыми приемными родителями Фредом и Роуз Уэст[46].
– Да он вундеркиндище, юная птица высокого полета – такой персонаж типа младшего Уильяма Хейга[47] на собрании Консервативной партии.
– Я не педофилка, – обрубает она, и у Росса дрожат губы.
– Девицы детотрахами не бывают, – говорю ей. – Вряд ли в Корнтон-Вейле[48] есть крыло для зверюгинь. Ты просто ломаешь парню Лоуренса Уэлку. Социальная услуга, в натуре.
– Отъебись…
– Да брось, детка… непрофессиональное поведение, – говорю ей, а несчастный малой фон-барон стреляет глазами то на меня, то на нее.
– Угу, с твоей стороны. Я-то думала, «Коллеги» – элитное эскорт-агентство, а не про дибильных малых шкетов, которым перепихнуться не с кем. – И она оборачивается на этих своих шпильках и сваливает.
– Логично, – говорю ей вдогонку, – мы можем что-нибудь придумать, – но она не слушает: уже слиняла нахуй.
В общем, я вынужден занырнуть обратно в клоаку и принять предложение Сайма. Это единственный способ заткнуть писклявые малые мудя. Ирония в том, что он присылает в отель Жасмин – ту самую чикулю, что трахнула Россова старика. Я так думаю, в этом есть некая поэтическая симметрия!
Жасмин окидывает Росса взглядом. Тот похож на узника, которого ведут в общую спальню в Освенциме.
– Оставлю вас, ребят, чутка наедине, – скалюсь я.
Росс собирается что-то сказать, но Жасмин берет его за руку.
– Все хорошо, милый. Расскажи о себе.
А эта девица шарит в своем деле. Отваливаю и спускаюсь в бар на первом этаже.
В общем, через тридцать пять минут, когда я как раз осилил половину третьей «Стеллы» и «Гардиан», Жасмин спускается одна.
– Оформили, – говорит она. – Одевается.
– Класс, – говорю ей, подсовывая еще двадцатку поверх оговоренного тарифа.
Она смотрит на меня с легким разочарованием и уходит. Дай я стольник, она посмотрела бы точно так же. Мне не хватило смелости сказать ей, что это был сын того чувака, с которым она записала секс-видео и которого ее босс теперь шантажирует.
Фон-барон спускается через пару минут, «под кайфом и в смятении». Его лицо как будто всю ночь вымачивали в кадке с «клирасилом». Прыщи на щачле, походу, высосали, как и спущенку с мудей.
– Отстрелялся?
Он тупо кивает, запихивая руки в карманы своей толстовки.
Вытаскиваю его на улицу, веду по мосту Георга IV, и прогуливаемся по Медоуз. Стоит чудный весенний денек.
– Ну так как все прошло, дружище?
– Нормально… хоть и не так, как я думал. Сперва я нервничал, но потом она начала меня целовать, и потом… – глаза у него вспыхивают, а голос понижается, и он переводит взгляд на играющих футболистов, – она пососала мине член. Сказала, чё он в натуре большой!
«Ну еще бы».
– А када у меня типа… уже встал и почти вошел, в натуре, она сказала, чё аж не поверила, чё это у меня первый раз, чё у меня природный талант.
«Ну еще бы».
Солнышко разогревает все вокруг, прожигая тощий слой облаков. Сейчас уже больше на лето похоже. Вытягиваю свои «рэй-баны» и напяливаю на нос. Росс трещит без умолку в щенячьем восторге.
– Чё ей не верится, как ей было хорошо, чё я заставил ее кончить, – верещит он и поворачивает ко мне свой наивный взгляд, ища подтверждения, пока мимо проходит женщина с коляской. – Чё я в натуре умею заниматься любовью с девицами и могу любой доставить море удовольствия!
«В богу душу мать, скока там Сайм ей ни платит, этого будет мало!»
– А она дала тибе полизать?
У Росса, походу, слегка сводит челюсти, будто от мышечной памяти.
– Угу, – краснеет он, – она показала мине ту фигнюшку, чё типа наверху манды. На интернет-сайтах я за это никогда не читал.
– Ты просто не на те ходишь, – говорю ему. – В жопу всю эту мужичью срань. Попробуй лучше сайты для лесбух. Вот тебе совет: есть три секрета хорошего любовника – лижи манду, лижи манду и лижи манду. Совет второй: окружи себя бабами, бабами и еще раз, нахуй, бабами. Работай с ними. Стань парикмахером, лотошником, уборщиком – выполняй всякую такую работу. Трах – болезнь ассоциативная. Совет третий: не говори – просто слушай их. Если говоришь, то вежливо спрашивай за них, что они думают о том о сем. – Он собирается возразить, но я прижимаю палец к его губам. – Просто слушай. Совет четвертый: не приближайся к другим чувакам – они твои, блядь, тупые беспонтовые соперники. Не братаны. Не дружбаны. В лучшем случае препятствия. Они ничему тебя не научат и будут только мешать своей тупой блядской ссаниной.
Смотрю, как он пытается это осмыслить.
«Ё-мое, да эту Жасмин я точно переманю в эдинбургские „Коллеги“».
Останавливаемся у магазина, и ему на радость покупаю годные кроссы.
– Прикрытие для мамки твоей, если спросит, где мы были. Ну и награда первоклассному кобелю, – шутливо подталкиваю его локтем.
– Спасибо, дядь Саймон, – пищит обалделый колинтонский жиголо.
Когда возвращаемся на ранчо, Карлотта уже на ногах, и мы рассказываем ей, как ходили за кроссами. Но, доведенная до отчаяния, она все равно не унимается насчет Юэна. Будем надеяться, эта проблема скоро разрулится. Проверяю свой телефон. Ну конечно, пришел мейл от Сайма с электронными билетами для меня и Юэна. Эконом-класс. Захожу на сайт авиакомпании и обмениваю свой на бизнес, пользуясь счетом «Коллег». Самой собой, Карлотта квохчет и стоит над душой, пытаясь рассмотреть, чем я занимаюсь.
– У меня есть наводка, и с утра пораньше я ее проработаю, – говорю ей.
– Чё за наводка?
– Просто я веду переговоры с некоторыми людьми. Не хочу тебя, Карра, обнадеживать, но я отдаюсь этому делу без остатка.
– Нельзя ж миня держать в неведении!
Нежно глажу ее по щеке:
– Как я сказал, все или ничего, – и чешу вверх по лестнице, решив лечь пораньше.
Нормально выспавшись, встаю свежим утречком и гоню на такси в аэропорт. Да, встречаюсь там с Юэном в числе прочих, чтобы сесть на прямой рейс до Берлина. Отправляю эсэмэску Рентону:
«Когда ты говорил в Берлин собираешься?»
Почти моментальный ответ:
«Уже тут. Вечером большой сейшен в Темпельхофер-Фельд».
Ирония судьбы: когда я разыскивал Рентона, не мог нигде эту сучару найти. А сейчас звезды так сошлись, что не могу от пиздюка сдыхаться.
Вовремя вычисляю в зоне вылета Майки Форрестера в полугодной коричневой вельветовой куртке «Хуго Босс», с «маком» в кожаной сумке через плечо. С ним Спад, похожий на актера массовки из «Живых мертвецов», которого бортанули за чересчур доходяжный вид. Мёрфи красуется в фуфлыжном старом зеленом кителе и футболке «Рамоунз» с надписью «Вали из дома», сквозь которую просачивается пятно крови и чего-то еще, хоть он и хорошо забинтован. Потом замечаю Юэна, припездка этого, что стоит в сторонке от нас и с тревогой смотрит на свои часы. Пока ждем досмотра, Майки, прохавав его намек, стонет что-то за время.
– Расслабьтесь, парни, – говорю им, хотя сам что угодно, только не расслабленный; вообще-то, я без балды очкую из-за того, чё мы собираемся провернуть.
Но страх – это эмоция, которую лучше не показывать. Как только в нем признаешься, он распространяется, точно вирус. Он разрушил нашу политику: регулировщики вливали его в нас по капле десятки лет и сделали нас сговорчивыми, натравили друг на друга, а сами теперь насилуют весь мир. Дай им палец – по локоть отгрызут. Окидываю взглядом свою пеструю компашку:
– Походу, вся банда в сборе!
Майки роняет паспорт, а я поднимаю. Отдавая ему, замечаю его полное имя: Майкл Джейкоб Форрестер.
– Майкл Джей-коп Форрестер! И ты за это молчал!
– Не Джейкоп, а Джейкоб! – задиристо протестует он.
– Как скажешь, – ухмыляюсь, швыряю свою сумку на ленту и чешу на досмотр.