Франко здоровается с ним сквозь зубы:
– Привет, Спад. Рад тибя тут видеть. Но ты уверен, чё тибе выходить можно?
– Та я уже на хаус чешу… просто хотел увидеть… выставку эту. Это ж сюр, типа того, Франко, – говорит Спад, раззявив рот, как жертва инсульта, – типа как «Хибзы» Кубок выграли или я без почки остался. Шиза…
– Жизнь сюрпризы подкидует, кор, – соглашается Франко. – Плиты сдвигаются. Кто смел, то и съел, братан.
– Хотя рад за тибя, Франко, пойми миня прально…
– Сесибон, кор. Ценю.
– …Ведь ты ж в натуре изменился, блин… и у тибя, типа того, все есть, и ты это чисто заслужил.
– Спасибо, Спад, приятно от тибя это слышать, братан.
Художник делает глубокий вдох, борясь с принципиальной обидой на то, что его считают Фрэнком Бегби, и стараясь сохранять любезность в голосе. Он же художник Джим Фрэнсис, из Калифорнии, он здесь с женой и своим агентом, ебаный в рот. Почему они не могут просто позволить ему быть таким? Им что, не похуй?
– Угу, ты изменился, факт, – настаивает Спад.
– Спасибо, – повторяет Франко.
Он окидывает взглядом слоняющиеся, галдящие толпы: все глаза устремлены на его картины и скульптуры. Все, кроме одной малахольной пары прямо перед ним. Он пытается найти потенциального собеседника для апгрейда и какого-нибудь ушмарка, которому можно сбагрить Спада.
– Угу, у тибя уже штифты не такие, – помнишь, какие у тибя буркалы убийцы были? – Спад демонстрирует, пытаясь сощурить свои выпученные глаза. – Щас в этих моргалках просто чисто любовь.
– И снова спасибо, – говорит Франко сквозь стиснутые челюсти и машет Мелани.
– Я вижу по тому, как ты на свою жену сморишь… и она у тибя ухоженная, Франко, если ты не против, чё я типа так говорю. – Спад чувствует под ногами качку, словно деревянный пол идет волнами, но удерживается на ногах. – Она тож, походу, добрый чек, Франко… Великая вещь, када у тибя девица симпотная… еще и чек добрый. Это из-за нее ты так подобрел, Франко? В этом разгадка? Любовь?
– Я так думаю, да, Спад. – Фрэнк Бегби стискивает в кулаке бокал с газированной водой.
– У миня с Элисон была любовь. И это было классно… лучше всиво было. Но я не смог сберечь, типа того. Как тибе удается, Франко… как ты это бережешь?
– Хазэ, братан. Фарт, я так думаю.
– Не, это не просто фарт, Франко, – говорит Спад, и в его голосе вдруг прорывается эмоция. – Тут еще маки надо. И успех. Типа как ты надыбал этот скрытый талант художника. В курсах? В этом-то моя беда, – причитает он, – ни за какие особые таланты и речи нету.
Фрэнк Бегби снова втягивает в себя воздух. Это удобный момент для остро́ты, которая нужна ему сейчас позарез:
– Ты же был годным домушником и нехилым несуном.
Спад закрывает глаза, открывает их после пары ударов сердца и наконец обращает внимание на необычность обстановки.
– Угу, и ты в курсах, куда эти таланты миня привели, – говорит он. – Зато у тибя все пучком, у Марка все пучком, хотя мы завсида за это в курсах были, он же в универе учился, все дела, и Больной… пока будут телки, чёбы их эксплуатировать, он завсида выкрутится. Но с тобой как так вышло, Фрэнк? Как Франко Бегби… как Франко Бегби… со всиво этого выпутался, кабута котейка до сливок добрался?
– Слышь, братан, я ж сказал тибе, – нетерпеливо говорит Франко, – просто так бывает. Встречаешь нужного человека в нужное время, получаешь чутка поддержки, находишь то, чем тибе по приколу заниматься…
Он успокаивается, когда к ним подходит Мартин. Его агент – человек очень уравновешенный, но взгляд у него стеклянный, зрачки расширились от возбуждения. Он указывает на большое полотно на стене. Полотно изображает мужчину, привязанного к рельсам.
– «Кровь на рельсах»[66] куплена Маркусом ван Хельденом за один миллион, Джим! Одна картина!
– Фунтов или ДСША?
– Ну, ДСША. Но это же более чем в два раза выше самой крупной суммы, за которую ты продавал одно произведение!
– Галерея получает половину, так что это пол-лимона. Ты получаешь сто штук – остается четыреста. Налоговая получает сто пятьдесят – остается четверть миллиона баксов, или около ста восьмидесяти тыщ фунтов.
Мартин хмурит брови. Он пытается понять образ мыслей своего клиента. Похоже, того гораздо больше волнует, сколько получают другие, чем его собственное внушительное вознаграждение.
– Ну, такова жизнь, Джим…
– Угу, такова.
– Это одно-единственное произведение, и это задает высокую планку для других твоих работ. Это делает тебя топовым художником в глазах коллекционеров.
– Так понимаю, да, – говорит Джим Фрэнсис без восторга, и они переходят к картине, а Спад плетется за ними.
Окровавленная фигура на холсте прикреплена к рельсам.
– Чисто на Марка похоже, – возбужденно напевает Спад.
– Есть чутка, – неохотно признает Франко, поглядывая на Рентона за вертаками. – Хоть я за ниво и не думал. Подсознательно, наверно.
– Эта галерея искусств, блин… она дофига пафосная и в мандраж миня вогнала, как тока вошел. Кароч, я на этом кетамине и тока так можу это выдержать, – сообщает Спад художнику и агенту, а затем вдруг чапает к стальной лестнице.
Франко смотрит на Мартина, как бы извиняясь:
– Старый приятель, в каком-то смысле черную полосу переживает.
Мозг Спада полностью погружается в вакуум, и, вместо того чтобы пойти по лестнице к выходу, он шкандыбает на верхний этаж. Зал такой же, как внизу, только пустой.
«Где все?..»
Он едва осознает, что снимает со стены пожарный шланг. Начинает его распутывать. Смотрит на него. Отбрасывает. Откручивает кран, затем отходит, не замечая, как шланг сумасшедшей змеей скачет по полу, под высоким напором выталкивая струю воды. Спад ковыляет обратно к пожарному выходу, затем чувствует, как падает, но не безопасно, как в трипе под ДМТ, – наркотическую анестезию пронзает дротик паники, а Спад рефлекторно тянет руку и хватается за трубу в стене, чтобы не рухнуть. Он ощущает, как снова мягко скользит, – это труба вырывается из стены. Затем лопается. Спад скатывается на пару ступенек, и поток холодной воды из разорванного трубопровода хлещет на лестничный пролет.
Цепляясь за перила, Спад умудряется встать на ноги. Он спускается по ступеням, почти ослепнув, идет на звуки музыки и чуть не сбивает с ног официанта с подносом. Люди охают и подаются в стороны, а Рентон бросается из-за вертаков наперерез.
– Еб твою мать, Спад. – Он хватает друга за щуплые плечи и сует бокал шампанского ему руку.
– Система, Марк… она нас всех поимела, Марк.
– Нет, братан. Мы непобедимые. Нахуй систему.
Спад смеется пронзительно, как гиена, а Рентон усаживает его на стул у вертаков. Карл N-SIGN Юарт играет мягкий, душевный хаус, пока разнообразные товарищи Франко – боксеры, бывшие футбольные гопники, зэки, строительные рабочие и таксисты – смешиваются с подлинными вольнодумцами из арт-тусовки, а позеры устремляются в раздевалку, точно пассажиры «Титаника» к спасательным лодкам.
Рентон уговаривает скучающего Конрада чуть-чуть поиграть. Позже тот будет выступать хедлайнером на большом концерте в ШВКЦ[67].
– Еще ж рано. Удружи малехо.
– Они не платят.
– Малая услуга твоему директору?
Конрад смотрит на Рентона, как на безумца, но встает и все-таки играет, а Карл с радостью уступает ему место. Разжиревший молодой нидерландец под аплодисменты ставит первый трек, и директор хлопает его по спине:
– Валяй, голландский мастер!
Затем Конрад орет Рентону:
– Тут есть одна сексапильная девушка. – Он указывает на молодую девицу, попивающую воду на краю танцевальной зоны. У девицы сногсшибательные скулы и завораживающие подведенные зеленые глаза.
– Играй. Организую тебе знакомство. Будешь презентовать новый трек?
– Пригласи ее на мой концерт в ШВКЦ. Если согласится, тебе не придется ехать, – говорит Конрад с ухмылкой, после чего снова капризно, недовольно набычивается: – Как и весь мир, ты услышишь новый трек, когда я буду готов!
– Ништяк.
Рентон сосредоточивается на позитиве: карточка «освобождение из тюрьмы» уже на почте. Когда Конрад возвращается к работе, Рентон и Карл подходят к Джусу Терри. Тот здоровается с ними и обнимается:
– Батончик «Милкибар» снова в городе! И Рент-бой тож!
– Люблю тебя, Терренс Лоусон, – говорит Карл.
– Ладный Лоусон! На финал ездил? – спрашивает Рентон.
– Был блядский билет, угу, но я ж этой курве по самые помидоры засадил.
– Молодчага, Тез.
– Угу, пока смарел игру по телику, наяривал во все дыры. Поимел ее на диване, а потом на кровати, привязал к раме ее ж шарфцом хибзовским. Двух зайцов угондошил. Када эти пиздюки повели два-один, я набирал скорость, пока Стоукси щёт не сравнял. Еще даж не слез с нее, када Грей победный забил. Под финальный свисток как раз выкинул кулаки и свою ебаную молоку в нее спустил! Лучший, блядь, перепих за всю мою жизень!
Рентон смеется, а затем кивает на объект желаний Конрада:
– Что за девица?
– Раньше бандитской соской была, но я ее оттудова вытащил и в обнаженку пристроил, – говорит Терри.
Он начинает рассказывать Рентону о довольно недавних разборках. Погиб главарь молодой бригады, а также Тайрон и Ларри – два старых сообщника Франко.
К Рентону, Карлу и Джусу Терри присоединяются Больной и братья Бирреллы – Билли «Бизнес» Биррелл, бывший боксер, и старый приятель Рентона Рэб, написавший сценарий для порнофильма, который они сняли. Спад по-прежнему сидит на стуле: голова вывернута, глаза закатились, из уголка рта стекает слюна. Франко рядом с Мелани, болтает с гостями.
– Жду не дождусь, када домой вернусь, – нараспев говорит старый приятель Рентона больше с калифорнийским, нежели каледонским акцентом.
Впрочем, рассуждает Марк, и его собственный выговор сгладился, пока он жил в Голландии. Больной тоже нахватался тоскливого столичного космополитизма, хотя Лит и просачивается обратно в его интонации. Один лишь Спад – Рентон смотрит, как этот калич вжимается в сидень