35Бегби – Брекзит
Жаль, чё на похороны Спада не смог на прошлой неделе приехать. Засада. Но нельзя ж постоянно туда-сюда по одиннадцать часов мотаться. Хоть и обидно. Пиздюк безвредный. Угу, лететь далековато, и этот убойный десинхроноз, но Элспет щас несладко, а она ж сеструха моя. Не хотелось оставлять Мел, еще када эта блядская паскуда Хомячок Хомми вокруг ошивается. Но Мел отвезла детей к мамане, и это ж на пару дней всего.
Нехрен дурака валять: сажуся в трамик с аэропорта аж до самого Мюррейфилда. Дубак для июня – не сравнить с финалом Кубка и с выставкой. От же неделька была. «Хибзы» Кубок выигрывают, а я наживаюся, впаривая свою фигню! От это результат, нахуй! Надеюся в этот раз еще на один!
Када добираюсь до хаты, Грег с пацанами как раз уходят. Они в шоке, чё я так от заявился.
– Дядя Фрэнк, – Томас, младший, такой.
Грег глаза подымает:
– Фрэнк… Когда ты… Что ты?..
– Заехал Элспет повидать. Как она?
– У нее вчера операция была, но перенесла хорошо. Проведывал ее вчера вечером… Мы как раз туда.
– Есть еще в моторе место?
– Вообще-то, мы пешком, – он такой и сморит, чё я не верю. До Королевской несколько миль, и даж до Западной дохуя пилить. – Она в Мюррейфилдской больнице. Мы все сделали через частное страхование, по полису на иждивенцев от компании у меня на работе.
– Молоток. Ну, веди, – говорю.
– Когда ты приехал? – Грег спрашивает.
– Тока-тока. С аэропорта прямо, – смарю на двух пацанов, Джорджа и Томаса. Ё-мое, ну они и растут. – Как Молодая мюррейфилдская бригада? – шутю.
Они миня стесняются. Хорошие парнишки.
Грег улыбается им, потом ко мне поворачуется. Тусклый луч солнца большая пихта загоражует.
– Ты уверен, что не хочешь зайти в дом и передохнуть, может, чаю выпить? Полет же, наверно, утомительный был!
– Не, мине лучше двигаться, пока не рухну.
– Ну, она будет очень рада тибя увидеть, – Грег говорит, када на большую дорогу выходим.
– Слышали, парни? Ваш дядя Фрэнк прилетел из самой Калифорнии, чтобы увидеться с вашей мамой!
– А тетя Мелани с вами не приехала? – Томас говорит.
– Не, ей надо за девочками присматривать, дружище. Все они привет вам, ребята, передают, кстати, – я такой и тащусь с того, как несчастные пиздючки краснеют.
Идти всего минут десять. Как по мине, на настоящую больничку не похоже, больше смахует на банк, где хлоркой воняет, – место, где с тибя просто маки выкачивают. Я так думаю, этим тут в основном и заняты. Элспет сидит в кровати и смотрит телик, но выглядит неважно. В недоумении на миня таращится:
– Фрэнк!
Обымаю ее, от нее больничкой воняет и старым потом.
– Ты как?
– Нормально, – говорит она, а потом становится вся такая растерянная, лоб морщит. – Ну, угу и не. Черт, как-то стремно себя чувствую, Фрэнк, – говорит она, здороваясь с Грегом и пацанами. – Зато тут мои большие, сильные мужики!
– По-любасу, – киваю, – гистерэктомия – серьезная штука для женщины, – заливаю такой.
Хотя нихуя не в курсах за это. Но када рос шкетом в Лите, слыхал, как бабцы замужние трындели: «После удаления матки она разжирнела ужасть». Я не в курсах, это из-за депрессии, связанной с «переменой в жизни», как они выражаются, када с тибя матку нахуй вырывают, и это к перееданию приводит или просто метаболизм замедляется. Так или иначе, Элспет надо быть начеку, учитуя, как она жир нагуляла.
– Вот и я о том же, Фрэнк, – вклинивается Грег, – по-любому должна быть эмоциональная реакция.
Видно, чё Элспет это заябывает, но она прикусывает язык. И мине такая:
– Ну так что тебя сюда привело? Новая выставка? Дела какие-то?
– Не-а, просто прилетел тебя повидать. Переживал.
Элспет ни единому слову не верит. Но хотя б сцену не закатует.
– Придумай другое чё-нибудь, – смеется она, – а то ж белыми нитками шито.
Смарю на Грега. Пиздюк доверчивый, но даже он сомневается.
Поворачуюсь обратно к ей:
– Не, в натуре, приехал тибя повидать. Никакой задней мысли. Я переживал, а у меня были авиамили после всего, чё налетал, в общем, просто поехал в аэропорт и заскочил на подсадку.
Элспет – в слезы и руки протягует. Шагаю ей в объятья.
– Ох, старшой мой братик, мой Фрэнки-бой, я так на тибя наезжала. Ты изменился, в натуре изменился, дорогой мой Фрэнки…
Щас она уже ссаки распускает, но я не мешаю. Припозднилась она на вечерину, но пришла ж все-таки.
Загружаю ей, Грегу и паренькам пару малых баек за коллекционеров моей фигни и за то, какой народ мине заказы дает, типа несчастного старого Чака. Заходит молодой пиздюк-врач с лыбой до ушей и на миня сморит.
– Это вы, – он такой. – Обожаю ваши работы.
– Сесибон.
У Элспет глаза с бошки выскакуют, видать, втюрилась в этого пиздюка-врача и вся аж раскраснелася:
– Это доктор Мосс! Мой брат Фрэнк!
Парень начинает за выставки миня расспрашивать и над чем щас работаю. Это напоминает мине, чё я должен быть щас у сибя в мастерской и впахивать, а не тут ошиваться, но родная кровиночка – превыше всего. Впервые с того раза, как я ей принес жареной картошки с «Мэтьюенз», када с паба пришел, а она еще малой была, моя сестра за миня гордится. Это ж должно чё-то значить.
Пора валить, и я уже думаю, придется санитара вызывать, чёбы вырвал миня у Элспет с объятий. Наконец выходим под ветреное серое небо. Грег хотит, чёбы я остался у них на хате, но я грю им, чё у старого дружка ночую.
– Она такая вся на эмоциях была, – говорю Грегу, а у ниво самого взгляд остекленел малехо.
– Да, это гормональное. Послушай, Фрэнк, не знаю, как тебя отблагодарить за этот ужасный перелет, едва ли это…
– Никакого гемора. Посидеть в самолете с альбомом, над новыми идеями поработать – это ж кайф, по чесноку. И приятно было с вами, ребята, снова повидаться. Может, на канукилы в Калифорнию махнем, пацаны?
Парнишки в восторге от перспективы. Немудрено. Я ж в их возрасте даж до ебаного Бернтайленда добраться не мог!
Када слезаю с трамика обратно в городе, там дождливо, но не холодно. Встречаюсь с Терри, как и договаривались, в его таксо, припаркованном на той иво малой кобелиной улочке в Восточном Новом городе недалеко от Скотланд-стрит. Девица сидит сзади. Киваю ей, и она сваливает, а я сумку с инструментами беру.
– Спасибо, чё все утряс, Терри, ценю, – говорю, натягивая штаны непромокаемые.
– Завсида пожалуста. Помнишь, какой пароль послать?
– Угу, кабута я забыть мог, – киваю.
Потом чешу по улице, следуя на расстоянии за девицей, и наблюдаю, как она чешет по ступенькам в подвал здания через дорогу. В этой части городка дохуя камер навешано, по пути есть одна, но клиенты, чё в веселый дом ходят, обычно ж не хочут, чёбы их видели, – кароч, черная пидорка, непромокаемая ветровка и штанцы темно-синего цвета не особо в глаза бросаются, када спускаюся по ступенькам. Быстро оглядуюсь на малую кучку народа, набившегося на остановку автобуса, прячась от дождя, чё наяривает сильнее. Дыши… спокойно и плавно.
Дверка не заперта, и я захожу. На хате хлоркой воняет и старой кончиной, и внутри дубак еще больше, чем на улице. Слышу звуки, сначала голос девицы, а потом, када она замолкает, ее сменяет ушлый пиздюк. Возбужденный, походу. Подбираюся ближе и сквозь щелку в двери вижу, как чикуля у этого парня Сайма на клык берет. Ставлю сумку на пол, открываю и перо достаю. Пиздец мазовое чувство.
Перо над бошкой подымаю, проскакую в дверь и перерываю минет. Девица отпрыгивает назад вовремя, как я и велел, и прально делает, а то б сама без сопатки, нахуй, осталася. Ить я ж, недолго думая, махаю пером меж ее таблом и иво пахом. Пиздюк Сайм выкрикует:
– КАКОГО ХУ…
Иму тож фартануло: стояк у ниво быстро нахуй упал и сам он слегонца вбок повернулся, а то бы больший кусок иво елды валялся на этом ебаном кафельном полу. Ну а пока я тока как бы полоснул пиздюку лезвием основание хера, и перо по ходу дела мудя шинкануло. На охренительную долю секунды кровь в разрезе выступает, а потом как ливанет. Это типа такой хореографии в замедленной съемке: пиздюк опускается на колени, а чикуля одновременно с колен встает. Какая красава: он в жменю женилку сгребает, а кровь у ниво между пальцами брызгает. Он переводит бельма со своих нашинкованных мудей на миня, а потом на девицу и говорит такой:
– Какого хуууя…
Угу, фартануло пиздюку. Но надолго этого фарта, нахуй, на хватит.
– Ша, – я такой и к девице поворачуюсь: – Если моя прелестная ассистентка мине сейчас поможет…
Она встает на ноги, втаскивает сумку и ножа для метания достает. Передает иво мине.
– ЧЁ ЭТО?! КТО…
– СКАЛ ЖЕ, ЧЁБ ЕБАЛО ЗАВАЛИЛ, – я такой и ножа в пиздюка швыряю.
Тот мудаку прямо в сиську бухает, и он визжит опять:
– ЧЁООО… КАКОГО ХУЯ…
Молодец Терри, чё эти ножи для метания надыбал. Передаю одного девице:
– Кидай. Погнали.
Она сморит на миня и ножа берет.
Пиздюк Сайм зенки вылупил – мазовая смесь страха и ярости. Заметно, нахуй, отвращение к собственному тупизму и гонору, раз он не понимал, чё этот день када-то наступит. Он убирает одну окровавленную руку, а другой хер с мудями придержует. Медленно подымает залитую кровью свободную клешню и на девицу сморит:
– Чё?! Лучше ты, нахуй, не…
Она иму прямо в щачло визжит:
– Думаешь, я тебя сейчас испугалась, блядь?
– Харэ, золотце… – умоляет он, а она ножа иму в рыло кидает. Тот задевает сбоку иво табло, оставляя рану на щеке. – ШАЛАВА ЕБАНАЯ!
– Умничка, цыпа, – я такой, – но, можт, остального тибе лучше и не зырить. Иди, а позже встретимся, как договаривались.
Она кивает и в дверь выскальзует.
Зацениваю, в каком пиздюк состоянии. Свои ж мудя сжимает, пока кровь с них стекает между пальцами.
– Прикольное все-тки ремесло – сутенерство. Суть в том, чёбы продавать девиц тому, кто больше заплатит, и держать их под контролем как самый здоровый, крутейший волчара в стае, – ухмыляюся пиздюку. Лезу в сумку и чуйствую в руке в