– Я просил один, а не два.
– Один что, дружок? – спрашивает батя.
– Он постоянно так говорит.
Но каждый раз, как Алекс это повторяет, отец задает иму вопрос.
В аэропорту нас встречает Викки. Она улыбается и здоровается с Алексом, который тупо на нее смотрит, бормоча себе под нос. Викки отвозит нас в Санта-Монику и оставляет обустраиваться, как она выражается. Батя и Алекс получают по спальне, а я – диван. Тесновато тут для троих, да и спину себе сорву. Мине в натуре нужно чё-то придумать.
37Больной – «Дай же мне свой ответ»
Марианна переехала ко мне в Лондон, на мою новую хайгейтскую квартиру, купленную на деньги, любезно предоставленные Рентоном. Это в нескольких шагах от Хэмпстед-Хит, что убедительно идет вразрез с моей тенденцией к обнищанию. Начиная с Оффорд-роуд в Ислингтоне, еще в восьмидесятые, неолиберальная экономика постепенно вытесняла меня из города. «Пора, джентльмены, извините», – твердит она, одновременно отсасывая у теневых пятидомных олигархов из России или с Ближнего Востока, которые удостаивают ее своим появлением всего две недели в году, чтобы, заперев ворота, нахуяриться именно на этой хате из множества других, рассыпанных по всему земному шару. Вчера вечером мы позволили себе проститутку и немного снежка, после чего обессилели. В общем, она валяется в постели, а я встаю рано утром и еду на метро до «Кингз-Кросс», чтобы провести собеседование с новыми девочками, нанимающимися в «Коллеги».
Становлюсь за конторку в небольшом офисе, который служит мозговым центром империи «Коллег»: куча телефонов разложены передо мной, точно игральные карты. Звонит домофон, нажимаю на кнопку, и через несколько минут слышу, как по лестнице поднимается женщина. Когда она заходит в офис, дыхание у нее спирает, а ожидания неумолимо рушатся. Если бы хозяин пригласил блядского мойщика окон, чёбы мы могли выглянуть наружу и впустить чутка света, может, это помещение и не казалось бы таким тоскливым. Мне реально нужно найти апартаменты поздоровее. Может, Кларкенуэлл или, пожалуй, даже Сохо. Женщина смотрит на меня, но ее тревога из-за всего этого нищебродства не в силах изгладить ебливый блеск в глазах и развратную линию губ. Она первая из восьми, с которыми я должен сегодня встретиться.
Прихожу домой никакой, но в запасе еще хватает бензина, чтобы отдрючить Марианну говяжьей дубиной, разжигая ее похоть раздутыми уверениями в любви вперемежку с похабщиной. Хорошо их обувай и хорошо трахай – единственный годный совет, который мой отец когда-либо давал мне в сердечных делах. Единственный годный совет, что пиздюк мне вообще давал.
Лежим в постели: во рту пересохло, а голова приятно кружится. Потом в душ, одеваемся и чешем на ужин с Беном и его бойфрендом, которые съехались и живут неподалеку в Тафнелл-парке. Я сказал им, чтобы забыли про годные рестораны в этом районе.
– Я тут уже зарезервировал, – сообщаю Бену по телефону. – Надеюсь, Дэну нравятся морепродукты.
Я встречался с Дэном только раз, и мне он нравится. Кажется, он подходит Бену, который, как ни трудно это признавать, все же чутка, блядь, натурал. Печально, но Суррей и душевность никуда не деваются. У нас рандеву в «Фишуоркс» на Мэрилебон-Хай-стрит. Где-нибудь еще в Лондоне есть более приемлемые морепродукты? Искренне сомневаюсь. Парни, хотя и пришли раньше нас, заботливо заняли два стула, оставив нам серую обитую скамью напротив.
Заказываю бутылку албариньо.
– В последнее время большинство белых вин кажутся мне кисловатыми, но это годится, – говорю я. – Ну и как суррейский народ реагирует на мое грядущее бракосочетание?
Бен, в черной куртке и зеленом свитере с круглым вырезом, говорит:
– Ну, мама слегка притихла. – Он расплывается в улыбке. – Порой мне кажется, она до сих пор к тебе неровно дышит.
«Ну разумеется. Шерудит каждую ночь у себя в манде, вспоминая лучший хуй, который у нее когда-либо был или будет». Я чуть не произношу это вслух, но спохватываюсь. В конце концов, это ж мать парня, и он в ней души не чает.
– Ничего удивительного. После осмотра товаров в универмаге Саймона Дэвида Уильямсона, – смотрю на Марианну и понижаю голос до игривого урчанья, – трудно шопиться где-нибудь еще.
– Ясен пень, – ухмыляется Марианна, подмигивая парням. Потом смотрит на мой нос: – Надеюсь только, этот синяк заживет до свадебных фотографий!
Неужели нужно постоянно воскрешать этого призрака?
– Подлое нападение, – объясняю паренькам. – Старый дружок потерял из-за меня пару бобиков – расплата за немалый эмоциональный бедлам, что он учинил, – и не может перенести это как мужчина.
– Охохо, – смеется Дэн.
Да, мне нравится этот чувак.
– Так держать, Дэн, – смотрю на Бена. – Я рад, что ты не связался с занудным гомосексуалом, сынок.
– Папа…
– Нет, ну его нахуй, – говорю, когда приносят меню вместе с белым вином. – Это то же самое, что и занудный гетеросексуал. Если ты гей, просто будь настоящим блядским педрилой, вот мой совет.
Официант откупоривает бутылку и наливает мне вина на пробу. Делаю глоток и одобрительно киваю. Пока он наполняет бокалы, успеваю раздухариться:
– Будь шепелявой, языкастой, эпатажной, безобразной, скандальной хабалкой! Не будь пригородным Чарли со своим бойфрендом Томом, с которым вы вдвоем сплавляетесь на байдарках на выходных. Чпокай незнакомцев по туалетам! Переуайльди Оскара Уайльда! Пихай за щеку мальчикам по вызову в парке…
Пара за соседним столиком оборачивается.
– Саймон, – грозит Марианна, когда официант уходит.
Марианна и Бен ерзают, но Дэн тащится, потому говорю погромче:
– Соблазни мудака-натурала и сломай ему жизнь, а потом, когда он разведется, стань лучшей подругой его бывшей жены. Готовьте вместе с ней безумные коктейли и сплетничайте о том, как отстойно он трахается. Открой в себе страстную любовь к мюзиклам. Ходи в ледерхозенах на подпольные ночные технотусы в Берлине.
– Мы это учтем, – смеется Дэн, поворачиваясь к Бену. – Ну, значит, тогда на праздники в Германию!
Бен краснеет. Он на пару лет младше Дэна, и это заметно. Вот же нахаленок малой, – интересно, кто кого из них чпокает? Я так думаю, плюсы педерастии в том, что можно смешивать. Везет же говнюкам.
– Отлично! Не хочу, чтобы вы, ребята, разменивали свой гомосексуальный дар на приблуды для знакомств, ипотечных брокеров, агентов по недвижимости, архитекторов, документы об усыновлении, встречи с суррогатными одинокими шалавами, которые будут обдирать вас как липку, и споры по поводу ебаных тканей!
– У нас нет никаких споров по поводу тканей. Либо по-моему, либо никак, – говорит Марианна, вставая, чтобы пойти в туалет.
– Она мне нравится, – говорит Бен. – Рад за тебя, пап.
Придвигаюсь поближе и понижаю голос:
– Она либо хищница, либо жертва. Как Черчилль о немцах говорил: лежат у твоих ног или хватают тебя за горло. Жить с ней классно: не дает расслабиться. Она ведет подкоп под меня, а я – под нее. Каждый день – ебаный поединок, – в эйфории бахаю по столу. – Никогда в жизни не чувствовал себя таким живым!
– Что-то не очень похоже на секрет счастливой…
Тут же обрываю его:
– Два слова: примиряющий секс.
Парни смотрят на меня и похихикивают. Не по-пидорски, а так типа: «Что за хуйню этот стремный старый пиздюк сейчас несет?» Говорить с молодежью о сексе – табу: она не хочет представлять себе, как порются возрастные ушлепки. Я был таким же в их возрасте. Таким и остался.
– Хорош болтать, – стучу по носу пальцем, и, ё-мое, болит же. «Рентон. Пиздюк этот».
От вина голос у Бена становится вполне жеманным, а его голубая манерность резче и заметнее.
– Вот и все, парнишки, можете обойтись без голливудского шифрования и ничего не скрывать. Я натурал, но при этом я голубой, как небо над Берлином.
– Это точно, – соглашается Марианна, вернувшись из туалета, и придвигается обратно ко мне.
– Это потому, что я отдрючил тибя во все дыры, – смеюсь, забалдев от вина, а она тычет меня в ребра. Смотрю на них: – А что, одним вам, голубцам, отрываться? Не в обиду, мои беллиссими бамбини![73]
Когда они выходят из метро на «Тафнелл-парке», у нас с Марианной начинаются пьяные разборки.
– Не надо стараться их переплюнуть, они просто молодые парнишки, – говорит она.
Я знаю этот взгляд, и он призывает протянуть оливковую ветвь.
– Да, любимая, ты совершенно права, как обычно. Я налажал, пожалуйста, прости меня. Наверно, просто нервничаю. Мой сын съехался с новым партнером. Но он классный парнишка.
– Они отличная пара, – говорит она, смягчившись.
На следующий день уезжаем в Эдинбург на поезде. Дорога очень приятная – перелет и рядом не стоял. Обожаю, как все постепенно становится красивее, чем дальше на север едешь.
– Думаешь, это удачная мысль? – спрашивает Марианна.
– Не особо. Ричард Брэнсон – мудозвон, и не хочется ему деньги отдавать. Но лететь – это так…
– Нет, я имею в виду этот ужин!
– Да, – настаиваю я, вспоминая пиздюка Юэна. Бесхребетность этого сопляка привела к печальной кончине Дэнни-боя. – Я говорил по телефону с маммой. Она в полном восторге, я буквально слышал, как она крестится. «Мо-ой мальчик наконец-то остепенился и женится…»
– Но она не знает, что на мине, Саймон. У нас же есть прошлое. И твоя сестра…
– У Карлотты с Юэном все уже хорошо. Им просто придется тебя принять, иначе мы ни с кем из них знаться не желаем. И все дела, – говорю ей. – Они должны уяснить, что они не пупы земли, своим хером этот мудак Юэн оставил за собой шлейф разрушений, а потом, когда ему стало выгодно, вернулся играть в счастливое буржуазное семейство… – Смотрю ей в глаза. – Только через мой труп.
– Просто я жалею, чё тогда… ты понимаешь… – Взгляд у нее покаянный, оно и понятно. Профура редкостная, но я ни за что не хотел бы, чтобы она была другой. – Я тогда так на тебя рассердилась. – Она сжимает мне руку.