Мысленно развеиваю пепел нарушителей гармонии по ветру. Нежно улыбаюсь.
Да, неплохое упражнение, но бессмысленное!
На позитиве отважно берусь за книжку потолще. Эпическое название «Пособие для начинающих изучение техники эмоционального освобождения» обнадеживает обещанием серьезной научной базы – и не обманывает.
«Причина всех бурных эмоций – всплески в энергетической системе, – начинает автор. – Сбалансировать ее можно проговариванием универсальной формулы: «Хотя у меня такая-то проблема (вставить нужное), я глубоко и полностью принимаю себя» и размеренным постукиванием по основным акупунктурным точкам энергетических меридианов, которые мы подробно рассмотрим во втором томе пособия».
Что, будет еще и второй том?!
Пальцем измеряю толщину книжного корешка (две фаланги) и понимаю, что такой мощный пласт специфических знаний не осилю.
Все, книжки закончились. Принимаюсь за ксерокопии отдельных страниц.
«Избавиться от чувств и мыслей, очистить разум от старых задач и освободить его для новых поможет упражнение с белым экраном, – обещает статья, название которой под копир не попало. – Примите удобную позу, закройте глаза и представьте перед собой белый экран. Закрасьте белым все видимое поле. Мысленно как можно быстрее стирайте все, что появляется на этом экране, чтобы он оставался белым. Концентрируйтесь на этой единственной задаче. Все, вы уже спите!»
Я что, просила меня усыплять?!
Качая головой, откладываю эту бумажку, беру следующую. Повторяю это несколько раз, и мои запасы макулатуры заканчиваются.
В сухом остатке – записанные в столбик выжимки из более или менее пространных советов по очистке сознания.
Мне предложено:
Вымыть зеркало своего ума.
Избавиться от эгоизма.
Исповедоваться и покаяться.
Совершить омовение в святом источнике.
Молиться.
Отказаться от токсических веществ и мяса.
Не отказываться от токсических веществ, наоборот, употреблять некоторые специфические растения и грибы, а также алкогольные напитки.
Принимать препараты, давно и хорошо знакомые невропатологам и психиатрам.
Сижу и думаю, что из этого я готова попробовать?
Ответ лежит на поверхности – зря, что ли, славится на всю Россию источник, до которого мне пять минут пешим ходом?
Пожалуй, надо попробовать вариант с омовением.
…Ровно в девятнадцать ноль ноль я подхожу к источнику и с некоторым сомнением рассматриваю небольшой бассейн, в котором скапливаются вытекающие из скалы священные воды.
Бассейн невелик и неглубок, красиво омыться в нем не получится, придется окунаться частями или же ползать на животе. При моей хромоте и неуклюжести это будет выглядеть особенно смешно.
Зрителей, правда, почти нет: только что начался ужин и все сидят в столовой, гадая о содержимом тарелок, которые вот-вот повезут официантки. Мое купание не увидит никто, кроме Лариски, которая, кстати, тоже не в восторге от моей затеи.
– А у тебя нет непереносимости йода? – озабоченно спрашивает она. – Это ведь йодобромный источник.
Вода кажется темной, по ней хрупкими лодочками плавают сухие листья. Я не знаю, каково мое отношение к йоду, но как-то это все негигиенично.
К тому же мерзавцы Макс и Валек украли мои полотенца, и мне нечем будет вытереться после омовения.
– Пожалуй, не стоит этого делать, – решаю я, и Лариска с облегчением выдыхает:
– И правильно! Если главврач узнает, тебя еще и оштрафуют за купание в источнике, это строго запрещено.
Я опускаюсь на широкий каменный бортик бассейна. Его как раз хватает, чтобы сесть, поджав ноги или подтянув колени к подбородку. Мое травмированное бедро не выносит скручивания, поэтому я выбираю второй вариант. Обхватываю колени руками, смотрю на воду.
– Правильно, попробуй помедитировать, – командует подружка.
Она уже в курсе целей и задач эксперимента, полна желания помочь и переполнена гордостью от сопричастности к чуду, хотя и не очень-то верит в него.
– Поверю, когда увижу, – говорит разумница.
– Это я увижу, а не ты, – напоминаю я. – А ты ничего особенного не заметишь.
– Вот кого надо брать в шпионы! – указывая на меня, говорит Лариска рыжей белке, как будто та уж точно ас разведки.
– Не надо, – ворчу я. – И давай помолчим.
Я пытаюсь повторить посиделки на пляже.
В принципе, это возможно.
Тогда было раннее утро, сейчас вечер, почти так же темно. Вместо моря передо мной бассейн, и, если уткнуться взглядом в его центр, можно вообразить, что это обширное водное пространство. Вместо шепота волн – журчание источника, оно тоже успокаивает и убаюкивает.
О присутствии за моей спиной Лариски я забываю, а она о себе не напоминает. Постепенно я погружаюсь в подобие транса и забываю обо всем, включая собственно эксперимент.
На этот случай Лариска заранее проинструктирована. Дождавшись, пока я отрешусь от всего земного (к сожалению, этот момент она должна будет установить предположительно), подружка подойдет ко мне сбоку, как это сделал в дюнах Саныч. Дальше, по моей задумке, должно произойти следующее: я машинально отреагирую на звук шагов, поверну голову, увижу Лариску и, будучи в подходящем состоянии, нырну в ее светлую голову.
Лариска – она кого угодно из транса выведет, даже ослепительно просветленного буддиста со стажем: поверх розовой-золотой формы на ней блестящая красная куртка-безрукавка. Попробуй такое не заметить!
Я сижу и смотрю на воду. Она золотисто-коричневая, искрящаяся, как рыбья чешуя. Это завораживающе красивое зрелище, пение ручья ласкает слух, и я чувствую, что погружаюсь в сон.
Именно в этот момент я ощущаю легкое прикосновение к едва прикрытому волосами виску и слышу чье-то взволнованное сопение.
Слишком резко поворачиваю голову, вливаюсь в пытливый взгляд и перемещаюсь.
Короткая белая вспышка похожа на обрыв кадра, и тут же лента склеивается, но кино уже другое.
Во-первых, у меня изменился угол зрения. Он развернулся, как веер, градусов на двести пятьдесят! Я одинаково хорошо вижу скалы слева, бассейн и часовню перед собой, лес справа – причем четкость картинки поразительна, я различаю каждую веточку, каждый лист! Правда, цветность ухудшилась, я не вижу разницы между желто-зеленым и красно-оранжевым, и куртка, которую я осторожно обнюхиваю, кажется мне почти белой, хотя на самом деле она цвета хаки…
Стоп! Какого черта я обнюхиваю куртку?!
Помоги мне, помоги мне!
Я выдыхаю так шумно, что оживают листья на дорожке. Встряхиваю головой, оглядываюсь и вижу Лариску.
Вид у нее ошалелый.
Подружка стоит, балансируя на одной ноге, распахнув глаза и открыв рот. Губы у нее испачканы белым, в каждой руке по мороженому, и с одного из них звучно шлепается густая капля.
Плям!
– А я вот з-за пломбирчиком бегала, – отмирая, лепечет Лариска. – А что это вы тут д-делали? С с-с-собачкой?
Упавший пломбир слизывает подоспевшая псина – красивая бело-рыжая собака с узкой мордой и пушистым хвостом.
– Мы…
До меня доходит, чьими глазами я смотрела на мир и на себя в нем минутой раньше.
– Мы тут опыты ставили, – отвечаю я, стараясь не заржать, как психическая. – Как заведено в науке, на собаке!
Признаться, я шокирована, но это, если вдуматься, приятный шок. У меня получилось!
Как эмпат я поднялась на новую ступень и попутно расширила сферу применения своего чудесного таланта, захватив и мир животных!
Вот кто бы мог подумать, а? Теперь я знаю, каким видят мир собаки.
Ищу глазами белку-дебелку, но этот ас разведки предусмотрительно скрылся.
– И как? Какой результат? – интересуется Лариска, наклоняясь, чтобы скормить подопытному животному весь пломбир, предназначенный мне.
Я не возражаю, пес заслужил награду.
– Ты поняла ее мысли и чувства? – продолжает допытываться Лариска.
– Она напугана, растеряна, голодна и страдает от одиночества, – говорю я уверенно, как о собственных чувствах.
Так и есть: какое-то время я была этой самой собакой.
– Тогда одного пломбира ей будет мало, – решает добрая Лариска и протягивает собаке второй рожок. – Ешь, маленькая, ешь!
«Маленькая» ростом ей по пояс.
– Машка, как здорово! – восторгается подружка, осторожно поглаживая меховую спину подопытного животного. – Теперь ты можешь работать в цирке, например! В любом аттракционе с дикими зверями тебя с руками оторвут!
– Почему это?
Я смотрю на собаку уже отработанным взглядом эмпата-со-стороны.
Ее эмоциональное свечение теплеет. Происходящее псину явно радует.
– Как – почему? Ты же только посмотришь на тигра, например, и сразу скажешь: «Нет, сегодня его нельзя выпускать со смертельным номером! Он обижен на дрессировщика за стрижку когтей и мечтает откусить ему башку!» – объясняет Лариска. – Или вот в зоопарках и заповедниках, бывает, редких животных спаривать пытаются, так ты и там будешь незаменима!
Я поднимаю брови.
Подружка продолжает увлеченно фантазировать:
– Представь, привозят к последнему на Земле тамбовскому тигру предпоследнюю на Земле тамбовскую тигрицу.
Я начинаю хихикать.
– Ученые думают: «Ура, ура, скоро будут тигрята, мы восстановим редкий вид!» А ты – зырк! – и говоришь им: «Нет, ребята, с женитьбой придется повременить. Тигрице этот полосатый парень глубоко противен, потому что у него перхоть по всему телу и дурной запах изо рта, примите меры, иначе кирдык тамбовским тиграм».
– Тамбовские волки бывают, а не тигры! – хохочу я.
– Волки тоже вымирают, – не тушуется Лариска.
– Так, о волках и им подобных…
Я перестаю веселиться и задумчиво гляжу на собаку. Она тревожно смотрит на меня.
– Что мне с ней делать, а?
– В смысле? Ты хочешь продолжать опыты на животных? – уточняет подружка.
– Нет!
Я машу рукой, и псина испуганно отпрыгивает.
– Ох, извини! Иди сюда, иди ко мне, ко мне! Не пугайся.
Я глажу собаку по впалым бокам и отвечаю Лариске: