Человек ВСЕГДА оказывается в прошлом именно в такой ситуации, которая позволяет ему применить ранее полученные знания, показав себя с наилучшей стороны.
В книгах.
Легко быть самым умным среди первоклассников. Хотя… Если вы станете соревноваться с ними в том, кто лучше берет интегралы, – возможно. А сможете ли вы выиграть у девочек-первоклассниц в «резиночку»? Даже у маленького ребенка есть что-то, в чем он умнее вас. К сожалению, не все идет так, как хочется. Не вы выбираете, в чем будете соревноваться с другими людьми. Не вы. Жизнь.
Вот и Руслан, человек, который наиболее приспособлен к жизни во вполне определенном временном отрезке – начале двадцать первого века, – не может знать чего-то, что позволит ему с легкостью разрулить проблемы Фрезе. Он, Руслан, человек с кругозором обывателя, может, чуть лучше среднего человека знающий о мебельном производстве или автомобилях – человек, владеющий двадцатилетним УАЗом, – просто не может не знать, как тот устроен, – а Фрезе сейчас нужен другой. Человек, в одном кармане которого – пачка денег, а в другом – завод по производству двигателей и шасси. Одними голыми знаниями сыт не будешь.
Фрезе вцепился в собственные волосы, став еще ближе к образу безумного ученого.
– Я молился, – печально произнес он, – молился о том, чтобы Бог помог мне. Потому что моих сил уже не хватает, чтобы спасти фабрику. Я молился… И кого Бог прислал мне в помощь?
– Нас, – вздохнул Руслан.
«Олухов».
– Я не могу помочь вам… Вы не можете помочь мне… – Петр Александрович поднял взгляд. – Но этого не может быть! Фабрику могло спасти лишь чудо, и вот оно, чудо-то!
Фрезе взмахнул, указывая на Лазаревичей.
– Люди из будущего – разве не чудо? Вас послал Бог, – безапелляционно заявил он. – А раз так – значит, вы просто не можете не помочь.
Руслан попытался уследить за логикой Фрезе, похожей на логику утопающего, хватающегося за то, что ему протянули, и не глядящего, соломинка это или хвост змеи. Не сумел.
– Я возьму вас… инженером. С испытательным сроком в месяц. Если за это время мы с вами не сможем придумать чего-то, что вытащит фабрику из болота, какие-нибудь эти ваши футуристические штучки, то, значит, я ошибся в вас, приняв за ответ на мои молитвы.
Фрезе резко вскочил из-за стола так, что подпрыгнули даже Руслан и Юля.
– До завтра, Руслан Аркадьевич. Завтра мы с вами обсудим ситуацию. До завтра.
Руслан встал:
– Я могу оставить свой автомобиль у вас на фабрике? Горючее практически закончилось.
Фабрикант по-птичьи наклонил голову, задумавшись на секунду:
– Можно. Конечно, можно. Я дам вам свою коляску, вас отвезут туда, где вы остановились. Кстати, где?
– «Англе…», «Англия». Гостиница «Англия». Напротив Исаакия.
– Ну что ж, хороший выбор. Значит, до завтра?
Фрезе посмотрел в глаза Руслана с непонятным намеком.
– До завтра, Петр Александрович.
– Папа, – взяла Аня отца за руку. – А зачем нам коляска?
– Нас в ней отвезут в гостиницу.
– Папа?!
– Что?
– В коляске?? – Аня изобразила, как толкает перед собой детскую коляску.
– А-а… Нет, не такая коляска. В нее лошади запряжены.
Судя по глазам, Аня представила огромную детскую коляску, запряженную тройкой вороных.
Цок-цок-цок-цок…
«Василий Иванович слез с коня и вошел в штаб». Руслану обычно хорошо думалось в дороге – в автомобиле ли, в поезде, – но сегодня непрестанное цоканье копыт его раздражало. Думалось плохо, мысли не приходили.
Что может он, Руслан, предложить Фрезе? Кучу гениальных идей развития автопрома, стыренных из будущего? И? Что Фрезе будет с ними делать? Если уровень его фабрики просто не позволит делать девяносто процентов из того, что он, Руслан, насоветует. Фрезе даже двигатели делать не может, что уж говорить о чем-то другом. Пойти к другим производителям? И что? Задача-то его, Руслана, не в том, чтобы поднять российский автопром, а в том, чтобы найти себе работу на более-менее продолжительный промежуток времени, обеспечить нормальной жизнью семью… И как это сделать? Фрезе не станет долго терпеть абсолютно бесполезного работника, значит, нужно сломать голову, но придумать, как принести пользу.
Продать УАЗ? Глупо. Во-первых, это разовый доход, а нужен постоянный. Во-вторых, найти подходящего покупателя будет крайне трудно. В-третьих, УАЗ нужен, как самое весомое доказательство того, что они не жулики-мазурики, а настоящие пришельцы из будущего. Так что УАЗ продавать нельзя. И деньги нужны.
Вот ситуация – все равно что пригнать баранов на рынок, продать их, а потом домой вернуть. Как можно продать что-то так, чтобы это что-то у тебя же и осталось?
Как можно… Стоп. В голове заскреблась мысль, пока еще смутная и неоформившаяся, как математическая формула на салфетке…
– Папа, а папа. – Аня подпрыгнула на сиденье. – А что это за дом? Цирк?
Коляска как раз проезжала мимо здания с огромным куполом.
– Кажется, да… – Руслан попытался вернуть мысль, но она уже укрылась в потайных уголках мозга, свернулась клубком и тихо захихикала.
– А можно мы пойдем поближе? Пап, я никогда не была в цирке!
– Аня, мы и сейчас туда не пойдем.
– Ну давай хоть рядом прогуляемся. А?
Руслан тронул за плечо кучера:
– Останови.
Коляска качнулась на скрипнувших рессорах, Аня выскочила на мостовую, прекратилось наконец назойливое цоканье.
– Цирк на Фонтанке, – вспомнил Руслан свой единственный поход по Петербургу.
– Цирк господина Чинизелли, – укоризненно уточнил кучер, ожидавший, что решат седоки. – Самый большой в мире. Видите, какая чашка?
Купол действительно был метров пятьдесят в диаметре.
– Ну уж и в мире… – усомнился Руслан.
– В России так точно. Дальше-то поедете?
– Папа, давай лучше погуляем! – взмолилась Аня, сложив ручки у подбородка.
Может, и правда? На свежем воздухе думается лучше.
– Хорошо. Гуляем.
…Они шли вдоль гранитной набережной Фонтанки. Река мерно плескалась о берега. Руслан с Юлей шли в точности как солидная семейная пара: один в строгом «американском» костюме, с тросточкой, вторая – в костюме Мэри Поппинс. По крайней мере, на фоне других пар, гуляющих здесь же, они не выделялись.
Солидность несколько портила Аня, наотрез отказывающаяся идти рядом с родителями. Не то чтобы она кричала или обращала на себя внимание, фактически она даже не бегала, но при этом как-то умудрялась сделать вокруг родителей два круга, пока те делали три шага, и при этом рассматривать все, что попадало в поле зрения.
– Ой, папа, смотри, замок! – То, что кричать нельзя, Аня поняла прекрасно, однако своего любопытства сдержать не могла. – А почему он такой розовый?
– Это Михайловский замок. Если я не ошибаюсь, – Руслан оглянулся, – именно в нем убили императора Павла Первого.
Аня озадаченно посмотрела на отца:
– В честь этого и перекрасили?
– Нет, это сам император приказал в такой цвет покрасить. По легенде, под цвет перчаток своей лю… бимой женщины.
Аня оглядела стены, посмотрела на свои руки, растопырила пальцы, но ничего не сказала.
Они прошли по горбатому мостику, мимо гранитного столба с двуглавым орлом – и пошли вдоль решетки, за которой зеленел парк – впрочем, зелень перемежалась желтизной – и гуляли люди.
Летний сад.
– Руслан, зайдем? – спросила Юля.
Аня уже успела пробежать до ворот и вернуться обратно.
– Папа, там табличка висит «Солдатам, матросам и собакам вход запрещен». А нам туда можно?
– Аня, а мы кто: солдаты, матросы или собаки?
– А почему собакам запрещено?
– А почему солдатам и матросам – тебе понятно?
– Нет, это тоже непонятно, только если поймают солдата – то его могут оштрафовать. А если собаку? Как ее оштрафуешь?
Они прошли мимо ворот.
– Собак, наверное, просто гоняют, – предположила Юля.
– Мама, как ты ее прогонишь из парка? Все кусты вытопчешь, пока будешь гоняться.
– Наверное, – решил Руслан, – имеется в виду «с собаками нельзя».
– И с солдатами? А если солдат сам по себе?
– Солдатам просто нельзя.
– А почему?
– Аня, честное слово, не знаю.
Они прошли мимо огромного, страшно пыльного поля, огороженного деревянными столбиками, между которыми была натянута толстая веревка. На верхушках столбиков были медные шары, некоторые из них свинтил кто-то, кому такой шар был позарез нужен.
Дальше, дальше, вдоль набережной – уже неизвестно чего, – мимо домов со странными закругленными углами…
– Здесь как в старинном европейском городе, – произнесла Юля, – так и кажется, что сейчас из-за угла выскочит толпа японских туристов с фотоаппаратами.
Из подворотни выскочил дворник в белом фартуке и замел в совок кучку конских катышков, оставленных проезжающей повозкой, в которой куталась в шаль строгая дама.
– Папа, смотри! Василий Блаженный! А что он здесь делает?
В проеме между домами виднелись расписные купола собора.
– Это не Василий Блаженный, – уточнил Руслан. – Это храм Спаса на Крови…
Юля фыркнула. Руслан после поездки привез магнит на холодильник, на котором руками трудолюбивых китайцев был изображен именно этот собор. Вот только тот конкретный китаец, который делал магнит, был косоруким. В итоге собор залихватски перекосился, и Юля прозвала магнитик «Храм Спаса во хмелю».
– А можно подойти поближе? – запрыгала Аня.
Через пару мостов они были у собора.
– Красивый, – оценила зрелище Аня. – А почему он называется так странно?
– Он был построен на месте, где народовольцы взорвали бомбой царя Александра Второго.
Девочка подпрыгнула, как будто опасалась, что увидит под ногами следы крови.
– Папа, давай пойдем дальше.
Дальше они прошли вдоль узкого канала и вышли на Невский.
Самый известный проспект Санкт-Петербурга, трудно было его не узнать даже тому, кто его никогда не видел.
Движение на проспекте было… Оно было. Казалось, будто все, что попадает на проезжую часть, – тут же вовлекается в вихрь бесконечного течения.