Павия (Старинная гравюра)
В октябре 1559 года Джироламо с младшим сыном уехал в Павию – ему предложили место профессора с окладом в шестьсот крон годовых. Миланец вновь встретился со студентами в аудиториях и с коллегами на диспутах; в том же году ему удалось победить в трехдневном состязании знаменитого медика, профессора Андреа Камуцио. Кардано критиковал Галена, а Камуцио безуспешно пытался ему возражать. «Этот диспут сделался настолько широко известен всем, – вспоминал Джироламо, – что, обсуждая его, не говорили уже о самом предмете спора, а только о силе моих доказательств, которая представлялась несокрушимой». Камуцио, потерпев поражение в очной схватке, попытался взять литературный реванш, опубликовав в 1563 году «Возражения, коими разбиваются выводы Иеронима Кардануса и отражаются его несправедливые нападки на Галена…». Он жаловался, что в Павии и других университетах имя миланского врача приводят в противовес славному имени Галена.
Трагедия
В Милане же тем временем происходили следующие события. Хотя Брандония собиралась во второй раз стать матерью, ссоры между супругами не прекращались. Не примирило их и рождение сына, которого в честь прадеда назвали Фацио. Однажды – это было через несколько дней после родов – Брандония в пылу гнева заявила, что Джамбаттиста не является отцом ее детей и даже назвала имена настоящих отцов. Этого молодой человек не мог перенести: он замыслил убийство. У знакомого аптекаря раздобыл яд и уговорил своего слугу подсыпать его в праздничный торт, пообещав денег и одежду. За день до этого Джамбаттиста попытался помириться с семейством Серони, выкупив все векселя Еванжелисты.
Торт был испечен, и слуга сделал свое дело. Родственники со стороны жены и сам отравитель, отведав торта, отделались желудочными болями. Но для Брандонии, организм которой был ослаблен недавними родами, праздничный обед окончился трагически. Врач, «человек незапятнанной репутации», установил, что причиной смерти была лихорадка. Но поскольку о ссорах супругов было хорошо известно в Милане, власти заподозрили недоброе, и на следующий день после смерти Брандонии, 17 февраля 1560 года, Джамбаттисту и его слугу взяли под стражу. Был арестован также и Альдо.
Джироламо поспешил в Милан, испуганный и подавленный: его любимому мальчику, его надежде и гордости грозит смертельная опасность! Да и сможет ли он сам рассчитывать на уважение и почет, если окажется, что его сын – убийца? Кардано использует все свое влияние и связи, чтобы помочь Джамбаттисте. Правда, Фернандо Гонзага умер еще в 1557 году, но в Милане живут его дети, с которыми Джироламо дружен. Кроме того, новый правитель – Гонсало Фернандес де Кордова (1585-1635) – также благоволит к Кардано, которого сделал своим личным врачом. Большим влиянием в Милане пользуются и духовные покровители Джироламо – кардиналы Джованни Мороне и Карло Борромео, будущий архиепископ города. Но высокие друзья и покровители не захотели помочь Кардано в этом, в общем-то, не очень ясном деле, и он продолжал сражаться за жизнь сына в одиночку. А тот, видимо, и не понимал, какая ему грозит опасность: через случайного человека он просит отца внести залог в десять тысяч крон для того, чтобы выйти из тюрьмы и наблюдать показательный бой у стен Миланского замка. Недаром Кардано писал, что сына погубила его простота.
Кардинал Карло Борромео
Некоторая надежда появилась у Джироламо, когда пять врачей, осматривавших тело Брандонии, подтвердили, что она умерла не от яда, а от лихорадки. На этом можно было и закрыть «дело», но сенатская комиссия, проводившая расследование, была настроена по отношению к Кардано довольно враждебно (так во всяком случае считал Джироламо). И допросы продолжались.
Первым не выдержал слуга. Он признался, что получил от хозяина порошок, но подумал, что это лекарство, чтобы у Брандонии было больше молока. Когда же нашли аптекаря, у которого был куплен яд, сознался и Джамбаттиста.
Следствие закончилось. С Альдо и со слуги обвинения были сняты, а главный виновник должен был предстать перед сенатским судом. Не доверяя профессиональным юристам, Кардано решил защищать сына сам. «Семь обстоятельств, – говорил он, – должны быть рассмотрены в этом деле: пример для общества, поступок, средства, причина поступка, характер действия, лицо, совершившее поступок, и внешние обстоятельства». Он построил защиту на следующих положениях:
1. Джамбаттиста – юноша простого и бесхитростного характера. Будь он половчее, разве дал бы он жене столь малую дозу яда, если бы действительно решился погубить ее? Или вовлек бы в свое преступление слугу? Или признался бы во всем?
2. Брандония, напротив, – женщина низкой нравственности и злобного характера. Даже ее отец не смог на дознании утверждать, что она досталась своему мужу девушкой.
3. Доказано, что Брандония умерла не от яда, а от лихорадки. Но разве столь уж был бы виноват несчастный, постоянно оскорбляемый юноша, если бы он и отравил ее? Известны случаи, когда суд оправдывал мужа, заколовшего неверную жену. А ведь эта распутница сама хвасталась своей неверностью!
4. Точно не установлено, что именно приказал Джамбаттиста слуге. Может быть, тот неверно его понял. Если подсудимый решил отравить жену, зачем было ему самому есть торт?
5. Но, допустим, подозреваемый действительно замыслил убийство. Можно ли его оправдать в этом случае? Да, можно. Ему необходимо было избавиться от унизительного положения, в которое поставила его жена, в противном случае он потерял бы право быть членом коллегии, был бы изгнан из общества и в конце концов погиб бы от руки одного из любовников Брандонии.
Исчерпав все доводы, Кардано пытался разжалобить членов суда, среди которых было немало его пациентов: «Разве не худшее из наказаний терзать отца казнью сына, а не казнить его самого? Если вы убьете меня, погибнет один человек, уже готовый умереть и не могущий принести плода; умерщвляя сына, вы отрезаете вместе с ним всякую надежду на продолжение рода. Представьте себе, что у ваших ног молит вас здесь род человеческий за сына того, кому вы все обязаны, за юношу, одержимого гневом, терзаемого столькими несчастьями, пораженного величайшим позором, обманутого в браке с женщиной, не принесшей ему приданого, с женщиной испорченной и бесстыдной, с которой он сочетался против воли и без ведома отца!»
Он умолял не посылать сына на эшафот или на галеры, а наказать изгнанием из города. Может быть, члены суда и сочувствовали Кардано, но вынести мягкий приговор человеку, давшему яд матери десятидневного ребенка, они не решились. Суд, правда, оставил несчастному отцу последнюю надежду: приговор будет смягчен, если Джироламо выплатит Еванжелисте денежную компенсацию. Но Еванжелиста, введенный в заблуждение хвастовством своего легкомысленного зятя, запросил такую сумму, какую Кардано никак не мог выплатить. Поэтому 13 апреля Джамбаттиста взошел на эшафот и распрощался с жизнью.
Естественно, этому трагическому событию не мог не сопутствовать «знак» свыше: «Перед смертью сына на своей правой руке у основания безымянного пальца я обнаружил кроваво-красное пятно в виде меча, которое подымалось вверх к кончику пальца, все больше краснея, в течение 53 дней. Сын был казнен отсечением головы, а знак стал бледнеть и через три дня исчез».
Смерть сына потрясла старого доктора, он был близок к состоянию невменяемости. Ему казалось, что весь мир смотрит на него, отца казненного преступника, с отвращением и негодованием. Что он только не делал, чтобы забыться! Как безумный, носился целыми днями на коне по полям, а ночи напролет играл в шахматы со своим учеником Эрколе Висконти; пытался заглушить душевные страдания физической болью и голодом: «…я бил себя самого розгами по ногам, кусал себе жестоко левое предплечье и постился; очень облегчали меня слезы в тех случаях, когда мне удавалось плакать, чего я, однако, часто не мог достигнуть». По примеру стоиков Кардано искал помощи в «оружии рассудка»: «…ничего нового не произошло, только изменилось и ушло вперед время; разве возможно, чтобы оно не переставало мне благоприятствовать при его вечном течении? Но у тебя выхвачено несколько лет жизни! А что значит эта часть времени в сравнении с вечностью? Наконец, если мне остается прожить лишь немного лет, тут нет большой потери, а если я могу рассчитывать на более долгую жизнь, то, может быть, наступят такие обстоятельства, которые облегчат мою скорбь, и я за нее заслужу вечную славу?»
Милан (Старинная гравюра)
Но все было напрасно. И тогда несчастный отец обратился с мольбой к Богу: «Чтоб он сжалился надо мной, ибо от постоянной бессонницы мне предстояло либо умереть, либо сойти с ума, либо, по крайней мере, отказаться от своей профессорской должности. Поэтому я просил Бога, чтобы он послал мне смерть, ибо это все равно общий жребий всех живых, после чего я немедленно лег на кровать… Сон тотчас же обуял меня». Во сне некий «голос из мрака» повелел Кардано взять в рот изумруд, который он носил на шее: «Пока будешь держать его там, ты не будешь вспоминать о сыне». Проснувшись, Джироламо выполнил приказание: «и тут произошло то, что выходит за пределы всякого вероятия: я немедленно позабыл все, что связано было с воспоминаниями о сыне. и впоследствии почти в течение полутора лет я не вспоминал о нем, прибегая к этому средству. С другой стороны, когда мне приходилось вкушать пищу или читать лекцию, так как нельзя было в этих случаях пользоваться благодетельным действием изумруда, я делался жертвой страшных терзаний, доводивших меня до предсмертного пота».
Исповедь Кардано о необычайном якобы избавлении от душевных мук относится к числу тех немногих его рассказов о чудесах вообще, в которых, собственно, ничего чудесного нет: в данном случае перед нами превосходный пример эффективного самовнушения. Сомнительно звучит в рассказе лишь утверждение о том, что Кардано вспоминал о сыне, «вкушая пищу или читая лекции». Книги, написанные им после казни Джамбаттисты, говорят об обратном: в большинстве своем это морально-этические сочинения, и в каждом из них слышны скорбь и стенания отца, оплакивающего сына. В одну из книг он поместил элегию на смерть Джамбаттисты и музыкальное сопровождение к ней, которое написал его друг, композитор Гуидо. Другую – «Об извлечении пользы из несчастий» – Миланец дополнил главой «О горе», где поведал печальную историю своего сына. Несчастной судьбе отца, потерявшего сына, невинно убиенного, посвящен обширный диалог «Тетим, или О состоянии человека». Морально-философские проблемы поднимаются в трактате «Теоностон», состоящем из книг: «О спокойствии», «О продолжении жизни», «О бессмертии души», «О созерцании», «О жизни души после смерти и о ее блаженстве». Лишь одно медицинское сочинение вышло из-под пера Кардано в это время – «Комментарии к «Анатомии» Мондино де Луцци».