1548 год, 10 августа, Милан
В этот день около шести часов вечера в церкви Св. Марии дель Жиардано собралось множество горожан, военных, знатных синьоров, университетских преподавателейи студентов, которые хотели присутствовать на математическом диспуте.[43] Наконец появились соперники – Лодовико Феррари явился с огромной толпой своих знатных и незнатных друзей, а Никколо Тарталью сопровождал лишь брат. Что же до «главного виновника» – Кардано, – то, узнав о диспуте, он уехал из города. В присутствии главного арбитра, правителя Милана Ферранте ди Гонзага, и многотысячной толпы соперники должны были доказать правильность решений, приведенных ими в вызовах и ответах.
К сожалению, никаких документов о диспуте не сохранилось, и чтобы узнать о том, что там происходило, мы вынуждены вновь обращаться к книге Тартальи.
«Я предстал перед толпой и кратко объяснил причины нашего диспута и повод, заставивший меня появиться в Милане. Но когда я хотел изложить их [Кардано и Феррари] решения, они, для того чтобы привести меня в замешательство и задержать ход событий, начали говорить всякую чепуху по поводу избрания неких людей, здесь же присутствовавших, судьями. Наконец они позволили мне говорить. Для того чтобы не утомлять благородных слушателей скучными доказательствами, касающимися чисел и геометрии, я обратился поначалу к решению задачи из двадцать четвертой главы «Географии» Птолемея, которая была моим собственным восьмым вопросом. Я вынудил их согласиться с тем, что это решение или выводы получены ими неверно. Но когда я хотел продолжать свою речь, почти все зрители начали громко кричать, требуя, чтобы я позволил теперь ему говорить о том, насколько верно и я решил тридцать одну задачу…
Итак, он начал говорить и заявил, что я не знаю, как решить его четвертую задачу, заимствованную из Витрувия, и мы спорили об этом так долго, что подошло время ужина, все вынуждены были покинуть церковь и ушли домой. Для меня стало ясно, что мое намерение убедительно говорить перед толпой неосуществимо, и так как я начал опасаться худшего, то на следующий день, не сказав никому ни слова, уехал по другой дороге в Брешию. Однако все то, что мне не было позволено досказать, я надеялся сделать известным посредством печати.»
У нас нет сведений об официальном вердикте по поводу диспута, но, очевидно, победителем был объявлен Феррари, поскольку его соперник покинул поле боя. Кроме того, позднее Кардано утверждал, что Тарталья отрекся в Милане от дурных отзывов в его адрес. У победившей стороны не было особых причин для пространных объяснений действий и их мотиваций. Кардано лишь однажды, и то мельком, упоминал, что Феррари имел диспут с да Кои и Тартальей и победил их обоих. Куражиться над проигравшим было не в привычках Миланца.
1548–1557 годы
Нам остается сказать о дальнейшей судьбе Тартальи и Феррари. Намерению первого поразить соперников печатным словом не суждено было сбыться.
«Я мог осуществить это уже спустя несколько месяцев, но новая беда постигла меня: когда я вознамерился собрать жалованье, которое было обещано мне брешианскими докторами, и зарплаты за мои публичные лекции, меня столь долго водили от Ирода к Пилату, что я вынужден был предъявить судебный иск лицу, которое было уполномочено сделать такое обещание. В конце концов доверенное лицо. оправдали и мне посоветовали возобновить судопроизводство против главы тех, кто меня пригласил. Он, однако, был одним из лучших адвокатов Брешии, и я не осмелился пойти против него. Все это вынудило меня выпустить перо из рук, и я не смог выполнить своего намерения».
Итак, Тарталья после злоключений в Брешии вернулся в Венецию, где продолжал жить в бедности в своем домишке вблизи моста Риалто вплоть до смерти, последовавшей 13 декабря 1557 года. За девять лет пребывания в Венеции Тарталья опубликовал две книги – «Общее правило для подъема любого затонувшего судна…» (1551) и «Общий трактат о числе и мере». К первой он приложил перевод сочинения Архимеда «О плавающих телах» (впоследствии установили, что это был плагиат – подлинным автором перевода является Виллем из Мербеке, живший в XIII веке).
Что же касается Феррари, то после победы в Милане лестные предложения сыпались на него как из рога изобилия: публичные лекции – в Риме; частные – в Венеции; служба у маршала Бриссака и у правителя-кардинала Мантуи Эрколе Гонзага и, наконец, – преподавание сыну императора. Однако Феррари предпочел остановиться на самом выгодном в материальном отношении предложении и возглавил налоговое ведомство в Милане. Здесь он прожил восемь лет, но из-за свища, который не позволял ему верхом совершать объезды герцогства, вынужден был уйти в отставку. Некоторое время он продолжал службу у Эрколе Гонзага, а затем переехал в Болонью, где получил кафедру математики. В октябре 1565 года, не дожив до 44 лет, он скоропостижно скончался (согласно упорным слухам, был отравлен то ли своей вдовствующей сестрой Маддаленой, то ли ее любовником).
Кардано в кратком очерке жизни Феррари писал: «.его ум и математические познания были блестящи». Вряд ли кто-нибудь станет оспаривать это.
Эпилог
Миланцы отнеслись к состязанию Тартальи и Феррари, по-видимому, довольно равнодушно. Во всяком случае, итальянским историкам, тщательно исследовавшим в конце прошлого столетия миланские хроники, не удалось найти в них упоминания о диспуте. Что же касается математиков XVI века, то они, не веря Тарталье, безоговорочно приняли сторону Кардано-Феррари. Например, Р. Бомбелли так отзывался о Тарталье в своей «Алгебре»: «Этот человек по своей натуре был настолько склонен говорить только дурное, что, даже хуля кого-нибудь, считал, что дает ему лестную оценку».
Подробное изучение «великой контроверзы» было предпринято лишь в XIX веке. Мнения историков математики о научном приоритете разошлись: одни приняли сторону Кардано (М. Кантор, И. Тропфке, Э. Бортолотти), другие встали на защиту Тартальи (Г. Ганкель, Л. Ольшки, Г. Гариг), третьи заняли нейтральную позицию (Г. Г. Цейтен, Г. Энестрём, В. В. Бобынин).
Сейчас, за давностью описанных событий, вряд ли можно с уверенностью назвать правого в этом споре. В настоящее время большинство историков сходится на следующем:
• дель Ферро первым нашел формулу для решения кубического уравнения;
• Фиоре узнал формулу от своего учителя;
• Тарталья независимо от них сам нашел способ решения этого уравнения;
• Кардано разработал полную теорию решения любого уравнения третьей степени;
• Феррари предложил способ решения уравнения четвертой степени.
Их коллективные усилия (а также появившиеся позднее работы Р. Бомбелли) открыли новую страницу в развитии математики. Менее чем за пятьдесят лет итальянским ученым удалось «исчерпать» возможности алгебраических методов решения уравнений. Напомним, что лишь в 1826 году Нильс Хенрик Абель доказал неразрешимость уравнений пятой степени в радикалах.
Глава 6 Наследие Кардано
Творческое наследие Кардано труднообозримо. Десятитомное собрание его сочинений, изданное в 1663 году в Лионе французским врачом Шарлем Споном, включает 138 работ, которые занимают 7 тысяч страниц in folio[44] и содержат (по грубой оценке шотландского исследователя Иэна МакЛина) свыше 4 миллионов слов. Эти работы столь различны по содержанию и качеству, что нелегко поверить в их принадлежность перу одного и того же человека.
Сочинитель
Впрочем, сам Ми ланец полагал, что ему удалось охватить далеко не все области человеческого знания: «Я не предавался изучению дурных, вредных или пустых наук; поэтому я не занимался ни хиромантией, ни наукой составления ядов, ни химией. Равным образом не изучал я подробно и физиогномики. точно так же я не занимался магическими науками, действующими посредством различных способов колдовства и вызыванием либо демонов, либо душ умерших. Из числа же наук достойных я менее всего занимался ботаникой, а также сельским хозяйством. от анатомии меня многое отвращало.» Далее он добавлял, что не интересовался морским делом, военной наукой и архитектурой; был слабо знаком с риторикой, оптикой, «наукой о мерах и весах» и не добился успехов в астрономии, географии, юриспруденции, этике и богословии. «Я много занимался той астрологией, что научает предсказывать будущее. Я основательно изучил геометрию, арифметику, медицину как теоретическую, так и практическую, еще более глубоко – диалектику и натуральную магию, то есть свойства вещей, их связи и соответствия. если принять общее число наиболее важных научных дисциплин в тридцать шесть, то я могу сказать, что я воздержался от познания двадцати шести из них и знаком с десятью».
К этому следует добавить, что Кардано, приводя этот своеобразный перечень, «забыл» о своем увлечении «дурными и вредными науками» (или в условиях усиливающейся контрреформации постарался предусмотрительно исключить их из круга своих интересов). Читатель помнит о занятиях Миланца метапоскопией; занимался он и «наукой составления ядов», так как посвятил ей одно из ранних своих сочинений – «Книгу Венеры», а много позднее выпустил еще один трактат о ядах, посвятив его папе Пию IV (!). Об отношении же Кардано к химии (алхимии) мы скажем несколько позже. Для него, одержимого маниакальной страстью к сочинительству, слова «изучал» и «писал» о том, что изучал, – синонимы. Поэтому приведенная цитата в значительной мере (хотя и не полностью) раскрывает нам содержание его работ.
Джироламо Кардано
Кардано был уверен в том, что его научные и литературные труды – следствие божественного озарения: «Оно доставляет высокое наслаждение и по самой природе своей дает гораздо больше для приобретения авторитета, для успешности умственных упражнений, при этом оно не отвлекает человека от обычных занятий и разговоров с другими людьми, делает его готовым на всякое дело, оказывает ему огромную помощь в сочинении книг и составляет как бы конечную цель нашей природы, так как освещает все то, что к этой цели идет».