Есть и иные препятствия на пути к мудрости, например гнев. Его лечит спокойствие – «знак и источник мудрости». «Ибо если тобой овладел гнев или иная душевная страсть, то каким бы ты ни был благоразумным от природы, ты никогда не станешь мудрым». Однако «гнев есть большое зло, но временное, а вред от почестей действует постоянно. Прежде всего, погоня за почестями разоряет нас, заставляя. тратить средства на роскошную одежду, на богатые пиры, на содержание множества слуг. Почет отнимает время: ввиду того что нам приходится выслушивать стольких людей и столько приветствий, он не позволяет предаваться занятиям мудростью. Мы, отягченные почетом (как бы под его покровом), постепенно приближаемся к самому вредному и гибельному из пороков, а именно к праздности».
Большим пороком, антиподом мудрости, является глупость человеческая. Глупец – всегда лицемер. Он рассуждает о предметах, в которых ничего не смыслит, так, как будто хорошо с ними знаком. В противоположность ему мудрец обсуждает только то, что хорошо знает, тщательно взвешивает слова и видит благо в молчании. Его одежда и образ жизни отражают то, что он собой представляет, – не больше и не меньше. Его достоинством является ненавязчивое участие в людских делах.
Любовь – это разрушительная страсть. Совместима ли она с мудростью? Ее физическое воздействие может быть губительным для человека, но в моральном отношении она часто делает чудеса: приручает жестоких, превращает робких в отважных, скряг – в щедрых, жестоких – в великодушных, делает одиноких отшельников людьми общества, а нерелигиозных – благочестивыми и заставляет ораторствовать немых. Спокойная, умеренная в страстях любовь полезна мудрецу. Она продляет юность, услаждает сердце радостью и подвигает его на необычные свершения.
Кардано высоко ценил институт брака: «Без правильно организованной семьи не может существовать государство». В отличие от животных, не знающих обязанности воспитывать потомство, человек заботится об этом, поэтому многоженство и многомужество исключаются. Мужчина соединяется в браке с одной женщиной, и брак должен быть нерасторжим, поскольку разводы расшатывают общие семейные связи: «Простая возможность развода есть уже сама по себе причина уклонения от идеалов в любви». По представлению Миланца, прежде чем вступить в брак, мужчине нужно располагать средствами и профессией, которые позволяли бы содержать семью. Следует позаботиться о том, чтобы брак не стал причиной противоречий семей родителей мужа и жены. В согласии с женой мужчина принимает обязанности главы семьи, а жена («которая не должна быть такой же сварливой и грубой, как Сократова Ксантиппа»), в свою очередь, обязуется повиноваться и обеспечивать хороший порядок в доме.
Таким образом, для того чтобы стать мудрым, необходимо умерить страсти, избежать пороков и обрести добродетели. Такой мудрости следует настойчиво учиться, ибо она есть форма этической эрудиции. Ее источниками являются достойные примеры жизненного поведения, благочестивые размышления, но главное – воспитание и образование. Человеческая природа более склонна к добродетели, чем к пороку; несправедливость, вероломство, лживость, жестокость – не врожденные качества. Назначение людей – делать добро, руководствуясь принципами благодеяния, доброжелательности, дружбы и верности, или, во всяком случае, не наносить вреда друг другу: «Зло есть недостаток добра, добро же есть само по себе добродетель, находящаяся в нашей власти и нам необходимая». Но под влиянием трагических событий в своей судьбе Миланец превращается в мизантропа: «Люди грубые просты и упрямы, поэтому они легко впадают в крайности. Дурные никуда не годны, и их нельзя заставить измениться к лучшему ни доводами рассудка, ни убеждениями: в удовлетворении своей похоти они не знают удержу, а в обжорстве отвратительны; в гневе они жестоки, в особенности бедные – из жадности, а богатые – из честолюбия. Косные и ленивые между ними грубы, завистливы, а потому хитры и скупы».
Вместо активного отношения к жизни он проповедовал пассивную созерцательность. «Человеческие действия имеют целью краткое и преходящее, а вовсе не вечность, поэтому для мудрого достаточно за ними наблюдать и никоим образом не беспокоиться о них, а тем более о средствах для их завершения. Да и к чему все человеческие усилия, если они – ничто перед лицом всепобеждающей судьбы? Несчастья больше, чем счастья, последнего же почти нет», – таков вывод семидесятипятилетнего ученого.
«Существуют две основные причины несчастья смертных, – писал Кардано. – Первая заключается в том, что, хотя все суетно и ничтожно, человек, тем не менее, всегда ищет чего-то прочного и основательного. Всякий считает, что у него недостает этого прочного, что он и здоровьем плох, и богатством не наделен, и лишен сыновей, и несчастлив в друзьях; когда же он принимается искать этих благ и не находит их, он начинает мучиться; но еще более терзается он, обретя что-нибудь подобное, ибо убеждается в том, что он обманулся, и снова принимается искать чего-нибудь другого, ибо ему всегда чего-то недостает. Другая причина несчастья касается тех, кто думает, что знает то, чего на самом деле не знает. Одни из них обольщают самих себя и обманывают других, другие же притворяются и только обманывают других».
Но каким бы ничтожным ни было человеческое счастье, мы должны уметь подбирать его крупицы во времени и с их помощью избегать несчастья. И Кардано выработал рекомендации, направленные на поиски того, что мы бы назвали «локальным оптимумом счастья»: «Хотя самое понятие «счастье», кажется, мало свойственно нашей человеческой природе, однако будет довольно близко к истине, если мы скажем, что счастье может быть достигнуто частично. Наиболее яркий признак счастья заключается в том, что, не будучи в состоянии быть тем, чем ты хочешь быть, ты достигаешь того, что для тебя возможно; а наиболее полного счастья ты достигаешь тогда, когда добиваешься самого лучшего из того, к чему ты стремишься. Поэтому важно, чтобы мы отдавали себе отчет в том, чем мы обладаем, и из того хорошего, что имеется в нашем распоряжении, выбирали только самое лучшее для нас».
И вот резюме естественной мудрости Кардано: «Итак, будем жить, довольные судьбой, если смертным не дано истинного счастья, и если все, что им принадлежит, по природе своей недолговечно, суетно и ничтожно. Если же есть что-либо хорошее, чем мы можем украсить свою жизненную сцену, то мы этого отнюдь не были лишены. К подобным украшениям жизни принадлежат: мир, спокойствие, скромность, умеренность, порядок, разнообразие, веселость, театральные представления, общество, сон, пища, питье, верховая езда, плавание, прогулки, знакомство с новыми предметами, размышление, созерцание, воспитание, благочестие, супружество, пирушки, стройный ряд воспоминаний о прошлом, изящество, вода, огонь, слушание музыки, приятные зрелища, речи, рассказы, история, свобода, воздержание, птички, щенята, кошки, примирение со смертью, сознание неминуемого и одинакового для счастливых и несчастных течения времени и того, что все – и неудачи и счастье – преходяще. Сюда же относятся и надежды на то, чего человек не ожидает, и упражнения в любом искусстве, ему доступном, и множество различных перемен, переживаемых им, и обширность земного шара.»
В целом, моральная философия Кардано представляется частью активной программы передовых мыслителей Возрождения, сформулированной Гильомом Буде: «Низвергнуть философию с небес, поместить ее в города людей, ввести в их дома и заставить отвечать на вопросы о жизни и морали и о вещах хороших и дурных».
Взгляд на человека и общество
Кардано полагал, что цель и предназначение человека – постичь естественную мудрость, ибо он «…сотворен для четырех вещей: во-первых, для того чтобы познать Божественное, во-вторых, для того чтобы. соединить смертные вещи с Божественными, в-третьих, чтобы возвыситься над смертными вещами; в-четвертых, чтобы получить от Творца все, что может быть измышлено умом». Под силу ли столь величественная программа хомо сапиенсу и достоин ли он столь великой цели?
Для Кардано, разделявшего гуманистические концепции эпохи Возрождения, провозгласившие право человека на удовлетворение земных потребностей, ответ мог быть только один: да, достоин! Ибо человек несет в себе огромные и скрытые запасы гениальности, энергии и творческой изобретательности. «Нет ничего более удивительного, чем то, что мы создаем в мраморе, в гипсе, на холсте или на бумаге человека, живого или умершего», – писал Кардано, современник великих мастеров искусства Возрождения. Не Божественное предопределение, не вмешательство сверхъестественных сил и чудесное озарение, а естественные стремления и упорный труд вознесли человека на трон Царя Природы. «Медицина, философия, геометрия, печатное дело, машины и все то, что есть славного в человеке, выдумано благодаря людской предприимчивости». Однако меланхолия, часто одолевавшая Кардано, горький жизненный опыт да тяжкий груз житейских, сословных и иных предрассудков исторгали из него и другие слова о человеке. Так, в книге «О тонких материях» он отказывал в человечности. горбатым, поскольку они-де «особенно порочны, так как ошибка природы огрубляет их сердца», слепым и косоглазым, ибо и здесь якобы «природа согрешила раньше рассудка», и, наконец, незаконнорожденным, из-за их «низкого положения» и «низкого происхождения». Он весьма охотно видел в человеке лишь непрерывно работающую машину, или, как говорил Данте, – «презренный мешок, перемалывающий в труху все, что заглатывает». У Кардано человек то Бог, то низкое существо, а жизнь ему представляется то гирляндой из роз, то непрерывной чередой кошмаров. В минуты отчаяния, каковых у Миланца было предостаточно, он вопрошал: «Если заглянуть в душу, какое животное является более коварным, лживым, опасным, нежели человек?» И поучал своих детей: «Не говорите с другими людьми о вас самих, о ваших детях, о вашей жене»; «Не выбирайте себе в попутчики незнакомых людей»; «Если вы разговариваете с нечестным человеком, смотрите ему не в лицо, а на руки».