Дживс уверил нас, что ему вряд ли представится случай выйти на поле, поскольку сэр Генри поместил его в список ближе к концу. Как только Вуди решил, что достаточно размялся, мы закончили тренировку и отправились к дому – туда, где двоих счастливцев ждала освежающая ванна и прохладительные напитки в ожидании обеда, а Бертраму наверняка был уготован изнуряющий труд.
Глава 7
Первый участник прибыл вскоре после того, как церковные часы пробили полдень. Это был Эсмонд Хаддок. С нашей прошлой встречи он не стал меньше напоминать греческого бога. За один только его благородный облик нашей команде полагалось бы двадцать очков, еще прежде чем он близко подойдет к мячу.
Когда Эсмонд подъехал, Бикнелл стоял на страже у входа. Преданный дворецкий двинулся было вперед, но я проскочил вперед и, открывая дверцу машины, успел шепотом предупредить Эсмонда о перемене своего положения в обществе.
– А, ну что ж, когда мы с тобой, Берти, познакомились, ты притворялся Гасси Финк-Ноттлом, – заметил он. – Так что сейчас еще ничего, не так страшно.
Бикнелл проводил Эсмонда в длинный зал. Свободный от теток и пожилых дам, стоял Эсмонд у камина во фланелевой куртке безумной расцветки, прихлебывая джин с ароматными травами, и рассказывал сэру Генри и лорду Этрингему о разных интересных происшествиях на охоте в Гемпшире. Сэр Генри, весь сияя, глаз не сводил с Аполлона Андоверского.
Не успел я порадоваться удачному началу, когда меня отвлекли такие звуки, словно в прихожую ворвалась свора охотничьих псов.
Возможно ли, чтобы подобный шум производила одна маленькая собачка? Возможно, если эта собачка – скотч-терьер по прозвищу Бартоломью. А тогда и Стефани Пинкер, урожденная Бинг, должна быть где-то неподалеку. Пока я добежал до входной двери, песик успел подняться до середины парадной лестницы. Стиффи отставала от него на три ступеньки, причем разрыв быстро увеличивался.
– Иди сюда, непослушный мальчик! – вопила Стиффи.
Пинкер, в полотняной куртке поверх одеяния священника, стоял внизу и нерешительно махал руками.
– Привет, Растяпа! – сказал я вполголоса. – Помни, ты меня не знаешь! Здесь я камердинер Дживса. А Дживс – лорд Этрингем. Это долгая история. И кажется, я ясно сказал: без собаки!
– Стиффи ни за что не хотела пропустить крикет. Она говорит, Бартоломью все любят. Я пробовал ее урезонить, но ты же знаешь, какая она.
Тут Стиффи спустилась к нам, прижимая к груди отчаянно тявкающего Бартоломью.
– Привет, Берти! – Она чмокнула меня в щеку.
– Не называй меня так!
– Да я же всегда тебя так называю. Это твое имя, балда!
– Растяпа тебе не объяснил?
– Что объяснил?
Я рассказал.
– С ума сойти, какая прелесть! – умилилась она. – Уилберфорс, будьте так добры, принесите мне чего-нибудь прохладительного, и побыстрее!
Преподобный Пинкер скорчил гримасу, и я тоже, но пришлось выполнять. Не знаю, что Бикнелл подмешал в джин – к моему приходу громкость разговора повысилась с mezzo forte до forte[35], если пользоваться музыкальной терминологией. В этот самый миг леди Хаквуд и леди Джудит Паксли решили присоединиться к обществу.
На Эсмонда их появление подействовало как те внезапные декабрьские похолодания в Нью-Йорке, когда ты только что шел себе по улице, насвистывая «Милый Денни», и вдруг понимаешь, что, если сию минуту не вскочишь в такси, отморозишь руки-ноги. Лицо несчастного перекосило от ужаса – ведь именно спасаясь от такого рода стихийных бедствий он проехал сегодня через пол-Англии.
Разговор не клеился, пока не пришли Джорджиана и Амелия. Девушки героически решили забыть о своих страданиях и откопали в шкафу летние платьица с самым что ни на есть свежим и цветочным рисунком; обе возникли в комнате, шурша подолами, рассыпая улыбки направо и налево. Школа для благородных девиц могла бы ими гордиться.
Высшая знать отправилась в столовую, где были заранее сервированы различные закуски, а трудовой народ в моем лице поплелся на кухню и с восторгом увидел там целую четверть пирога, испеченного миссис Педжетт, телячий язык и бутылку пива.
Подкрепившись, я отправился на крикетное ристалище – не скажу, что в безоблачном настроении, однако тучки сместились куда-то к горизонту, и солнце озарило просторы Дорсета. Даже Т. Харди вынужден был бы признать, что все могло быть намного хуже.
В деревне для спортсменов отвели павильон с соломенной крышей, балкончиком на втором этаже и низеньким заборчиком из штакетника вокруг. В раздевалке хозяев поля к двери был пришпилен список игроков в порядке выхода на площадку:
Мелбери-холл – «Дорсетские джентльмены»,
суббота, 19 июня
1. Преп. Г. Пинкер
2. М-р С. Венаблз
3. М-р Э. Хаддок
4. М-р П. Бичинг
5. М-р Г. Ниблетт
6. Хоуд
7. Сэр Г. Хаквуд
8. Уилберфорс
9. Лиддл
10. Лорд Этрингем
11. М-р Р. Венаблз
Начало матча 2.15
Чай 4.15
Окончание 6.30
Кажется, я уже упоминал, что в крикете не мастак, но при виде этого списка что-то шевельнулось в душе; я встрепенулся, точно старый боевой конь при звуке трубы.
Другие игроки собирались постепенно, судя по оживленным разговорам основательно подбодрив себя едой и напитками. Фермер Ниблетт оказался классическим сельским молодцем, с загорелыми до черноты лицом, руками и шеей.
Сэр Генри просунул голову в дверь.
– Ну что, все здесь? Я выиграл жеребьевку, так что в первом иннинге мы отбиваем. Пинкер, Венаблз, готовьтесь! Я бы сказал, для победы нам нужно набрать двести очков, а лучше – двести двадцать.
На поле вразвалочку вышли «Дорсетские джентльмены». Зрелище было жутковатое. Парочка дюжих парней разминались, выполняя наклоны и размахивая руками, другие перебрасывались крикетными мячами, причем непринужденно ловили их одной рукой, как бы стремительно ни летел мяч. Наконец они заняли свои места на площадке, весело перекрикиваясь и ободряюще хлопая друг друга по плечам.
Позади павильона послышался глухой удар, скрежет металла по металлу и грохот бьющейся посуды – это приехала Джорджиана с чайными принадлежностями.
На поле вышли отбивающие – Г. Пинкер и С. Венаблз. Их встретили аплодисментами. Зрителей набралось не меньше сотни, включая всех обитателей Мелбери-холла, а также болельщиков команды «Дорсетские джентльмены» и просто любителей спорта из Мелбери и Кингстона.
Рядом со мной материализовался Дживс.
– Ну как, удалось сделать ставки? – спросил я.
– Да, благодарю вас, сэр. Букмекер был весьма любезен. Принял ставки на исход сегодняшнего матча в сочетании с дублем на заезды в Аскоте.
– А у Хаквуда финансов хватило, чтобы надеяться на ощутимый выигрыш?
– Безусловно, сэр. Он занял крупную сумму у мистера Венаблза-старшего.
– Так вы же говорили, что пенсия у чиновников из колоний совсем убогая?
– Насколько я понял, мистер Венаблз воспользовался средствами миссис Венаблз. Вчерашний день был отмечен бурным движением финансовых потоков. Некоторую сумму пришлось перевести из Лондона по телеграфу.
– Значит, динары поступают в сосисочной упаковке?
– Можно и так выразиться, сэр, хотя в данном случае упаковка обеспечивает как раз начинку, а вклад сэра Генри – всего лишь наружная оболочка.
– И много поставил старый мошенник?
– Боюсь, я не вправе разглашать сумму, сэр, однако в случае выигрыша сэр Генри, несомненно, сможет надолго обезопасить себя от поползновений частной школы.
– Горячий парень Хикори, Дживс!
– Прекрасная формулировка, сэр, и весьма подходит к случаю.
– Попробуешь – пар из ушей!
– Будем надеяться на это, сэр.
Тем временем сражение на поле началось.
– Послушайте, Дживс! – спохватился я. – А что, если лошадки не прискачут первыми? Или мы здесь продуем? Я бы сказал, это более чем вероятно. Чтобы ставки выиграли, нужно выполнить все три условия?
– Да, сэр. Двух побед недостаточно. Все или ничего.
– А если мы проиграем, как тогда сэр Генри расплатится со стариканом Вишну?
– Я и сам задал сэру Генри тот же вопрос, но он не желает даже думать о подобном исходе. Незыблемо верит в мое знание лошадей и так же твердо уверен, что способен привести свою команду к победе.
Я посмотрел на поле, и мне стало нехорошо. Боулер «Дорсетских джентльменов» уже высился на старте, а с нашей стороны пригнулся перед воротцами Венаблз-старший с битой в руке. Понятия не имею, кто такой Виктор Трампер, но если только он не подвязывал пузо пестрым шнурком и не махал битой, словно пожилая леди, отгоняющая осу, его сходство с Сидни Венаблзом крайне сомнительно. Сдается, правитель Хайдарабада просто польстил окружному судье.
На другом конце поля, где укоренился Растяпа, дело шло веселее. Ноги Пинкера не отрывались от земли, зато бита звучно шмякнула по мячу, отправив его в густую траву. Боулер, подбоченившись, бросал на него совсем не христианские взгляды, но Растяпа повернул к нему другую щеку, и следующий отбитый им мяч улетел в толпу деревенских мальчишек у дальнего края поля.
– Хороший удар, Пинкер! – крикнул сэр Генри.
Я уселся в шезлонг и раскрыл «Тайну дома с фронтоном». Мое любительское расследование было прервано громовым ревом со стороны поля: Вишну Венаблза удалили с площадки. Перст судьбы принадлежал рослому арбитру, в котором я узнал владельца таверны «Заяц и гончие».
На поле вышел Эсмонд Хаддок. Проходя мимо окружного судьи, он промолвил тому слово утешения. Если раньше куртку Эсмонда я назвал кричащей, то рядом с кепи, которое он выбрал для сегодняшнего матча, разноцветная одежда Иосифа[36] показалась бы серой, как армейское одеяло. «Дорсетские джентльмены» встретили появление этого головного убора шутками и прибаутками, и первый же мяч явно метил сбить его, подцепив за козырек.
– Привет, Уилберфорс! – произнес у меня над ухом дружеский голос, и в соседний шезлонг опустилось облако ситца в цветочек и темных волнистых кудрей. – Как дела, матч интересный?