На сапоги накладывается заклинание Легкого Шага, на ноги — Доброй Дороги, на всего себя мы наложим магию Перышка. Теперь перехватываем палочку как кинжал лезвием вниз, чтобы её кончик смотрел назад, и, испуская из неё слабенькие Взрывы Воздуха, преобразуем одного конкретного волшебника в передвигающийся стометровыми прыжками субъект, поддерживающий среднюю скорость по пересеченной местности километров под шестьдесят!
Волшебники — классные!
Два часа такой ненапрягающей прогулки, и я уже в небольшой, но прекрасно развитой прибрежной деревне, занимающейся рыбным промыслом. Местный барон не имеет с этого промысла ни монетки, всё идёт напрямую графу, но зато все окрестные земли могут спокойно покупать добытые здесь рыбу и морепродукты за твердый нал. За исключением деликатесов, разумеется. Поговаривают, что конкретно в этой деревне еще и бартер процветает невиданными темпами — меняют рыбу на вино.
— Колдун, ты помнишь, что нельзя перепродавать все это дело? — хмуро и с подозрением спросил мужик, с которым я договаривался о рыбе. Спросил, правда, уже приняв от меня деньги за очень даже серьезный объём вяленого, сушеного и свежего мяса, — Закон графства!
— Помню, я себе взял! — отмахнулся я, а затем, прикинув на глазок лежащее передо мной пищевое богатство, уточнил, — Года на четыре, наверное. Так что скоро не ждите.
— И не потухнет оно у тебя? — неверующе поскреб бороду собеседник.
— В башне — не потухнет, — уверил я его, — но, если из местных кого рыбкой-другой угощу — это нормально будет?
— Конечно! — аж поперхнулся рыболов, — О чем речь! Но только если угостишь. Если барону аль графу кляузу напишут — в беду попадешь.
Очень разумно. Этот мир не выносит резких движух. Стабильность, гармония и покой — три кита, на которых покоится Орзенвальд. Жестко контролируемая экономика с ничтожной инфляцией, размеренный и чудовищно медленный темп жизни. Монархия да, но фэнтезийная, мирная и сонная. Всех всё устраивает. А всего-то делов — контролировать рождаемость с помощью бочек лечебного зелья, да указывать каждому, что делать можно, а что нельзя.
Точнее, один раз указать. И живут люди преспокойно своей сонной хуторской жизнью, где даже буйного быка особо не убивают, потому что с ним повеселее будет, элемент азарта и риска, так сказать. Кесарю кесарево, пипл, всем — мир!
Вообще скакать длинными прыжками, да еще и с грузом на целую телегу, уволакиваемым такой-то магической силой, мне очень нравилось. Хотелось кричать «эге-гей!» и громко радоваться крутости всего происходящего, но приходилось сурово молчать, придерживая свободной рукой шляпу. Молчать потому, что осень, жук в рот залетит — мало не покажется, да и важность волшебника, его реноме, тоже сохранять нужно. Если быть рубахой-парнем, то к тебе не только охреневшие Богуны приходить будут, но и остальные потянутся с просьбами и прочими челобитными, постепенно перерастающими в требования и угрозы. Это мы в Школе еще на шестом курсе проходили. Люди склонны охреневать при малейшем допуске!
У моей башни снова отиралась Знайда. Она страдала по фее и смотрела вверх, откуда на неё бездушными глазами пялилась из окна кошачья морда.
— Шайн тебе фею не скинет, — поведал я девушке, — Он не такой.
— А-а? — удивилась та, приводя голову в более естественное положение, от чего тут же теряясь и падая навзничь. Видимо, долго смотрела.
Пришлось ловить. Запах хорошо потрудившейся девчатины и полные ладони сисек стали мне относительной наградой за подвиг. Объяснение политики партии устаканенной на ноги девушке плодов не принесло, но поняв, что феи ей не видать, девушка попыталась снова уйти грустно домой. В итоге ушла повеселее, так как я насовал ей в трудовые руки килограммов двадцать вяленой и сушеной рыбы. Говорить «совсем забыла про фею и побежала лакомиться» мне бы не хотелось… но увы, против правды не попрёшь. Тем более что уже и Шайн стучится изнутри в дверь своим покатым лобиком, вопия о свежатине и о том, что она пропадает.
Удовлетворив этого мохнатого демона, я приступил к складированию добычи, что требовало немалых усилий. Всё-таки объёмы большие, да и разложить по видам всё это дело надо, а сначала на свежую заклятия наложить…
Жаль только закончить как полагается не вышло. Когда я в очередной раз вышел из башни, снаружи меня ждали. Дино Крэйвен собственной хмурой персоной, да еще и облаченный в полноценную робу мага, шляпу мага, и держащий в руке жезл. Небритый, причем. Не жезл, конечно, а сам его держатель.
Обозрев всю эту композицию, разве что не орущую мне в лицо «ТЫ НЕ ПРОЙДЕШЬ!», я поразил старину Дино своим указательным пальцем, ткнув в него с расстояния в три метра, а затем веско сказал:
— Нет!
— Джо… — тут же заскрипел этот мошенник.
— Я сказал — нет!
— Тервинтер Джо!!
— Дважды нет!!!
Лицо Крэйвена побагровело, руки вцепились в жезл, нос сморщился, а вечно слезящиеся глаза приобрели новое, ранее мной невиданное выражение, в котором, при сильном желании, можно было распознать волю, решимость и жажду победы.
— А ну слушай сюда, маленький засранец… — заскрипел старый негодяй длинную и в чем-то даже интересную речь, касающуюся моих качеств, умений и происхождения.
Выслушав, я покивал, шмыгнул носом, утёр его рукавом, а потом поставил вердикт:
— Неубедительно.
В ответ в меня кинули жезлом.
Глава 12Возвращение легенды
— Итак, я, барон Гогурт Бруствуд, буду судить тяжбу здесь присутствующих Богуна Хохмеля против волшебника башни Джо Тервинтера, обвиняемого Богуном по нескольким пунктам… — внушительно, но вполне добродушно прогудел упитанный старик, отечески оглядывая собравшихся нас, а затем поворачиваясь всем телом влево, — От Гильдии Магов здесь присутствует полномочный представитель…?
— Гомкворт Сорквурст, ваша светлость, — напыщенно поклонился мой куратор, — Я приму…
— Примете, примете, — оборвал гоблина барон, — Обязательно примите. Давайте не будем терять времени. Суд идёт и время идёт… итак! Волшебник башни Джо, вы обвиняетесь по следующим пунктам… кхм. Угроза жизни, здоровью и невинности присутствующему здесь Богуну Хохмелю посредством натравливания на него чужого быка. Раз. Тишина в зале!
Жители Липавок, составляющие аудиторию этого процесса, тут же благовоспитанно замолчали, хотя до этого ржали как лошади.
— Далее! — каркнул барон, продолжая вчитываться в бумагу, — Вы, волшебник Джо, обвиняетесь в хищении трех золотых монет у упомянутого Богуна Хохмеля, которые те сослепу уронил на землю… Тишина, мать вашу! Третье! Вы, волшебник, обвиняетесь в том, что склонили к блуду невинную девицу, племянницу Богуна Хохмеля, Знайду Хохмель!…а затем заплатили этой девице сушеной рыбой. Охапкой. Она присутствует в зале суда как доказательство.
Тут уже аудитория не смогла. Хрюкотание и сдавленные возгласы показывали, что еще немного — и присутствующие здесь порвутся. Кое-какое самообладание показывал лишь староста, правда, был подозрительно багров лицом. Ну еще Богун был, сообразно случаю, горд всей харей и ей же непреклонен. Немалое достижение, потому что тот же мой Сорквурст уже слегка сменил цвет своей зеленой кожи и слегка вибрировал.
— Итак, волшебник, — барон выпрямился так, что мы услышали хруст в его спине, — Что ты можешь сказать в свою защиту…
— Ну, кхе-кхе… — протянул я, — Свидетелей всему этому делу не было, так что…
— Могу опросить присутствующую здесь деву, — нахмурился барон, — Как свидетеля.
— Опросите! — тут же рявкнул Богун, — Опросите её!
— Тиха!! — заорал на него Гогурт, — Не перебивать!! А ну тишина, мать вашу!!
— … я предпочту сразу перейти к делу, — потыкал я рукой в гоблина, достающего небольшой шар на медной подставке, — Всем будет проще.
— И то верно, — благосклонно кивнул головой судья под недоуменное хлопанье богунских ресниц, — Знаю я про эту деву. Мы б до вечера опрашивали.
Знайда не могла составить конкуренцию дяде в хлопанье ресницами, но девушке вообще было сейчас не до телодвижений — она жадно залипла на целого барона и впитывала его светлый образ в пустые чертоги своего разума. Ну, старик был довольно представительно одет, что да, то да. В разноцветное.
Подойдя к шару, я приложил к нему волшебную палочку, подал магию потоком, от чего шар, под оханье собравшихся, засветился мягким молочным светом. Оглядел я, значит, этих собравшихся, в том числе и хлопающего ресницами Богуна, да и начал заунывным тоном:
— Я, волшебник башни Джо Тервинтер, заявляю, что не нарушал законов королевства Рикзальского и наказов барона Гогурта Бруствуда. Угроза здоровью и заднице присутствующего здесь Богуна была озвучена при защите жизни и здоровья волшебного создания, которое крестьянин собирался мне продать…
Вот так, неторопливо и отчетливо, я поведал всё, попутно подтвердив, что девицу Знайду я ни в одном глазу и ни в одно место, а рыбы ей дал чисто из благих побуждений и хорошего приятельского отношения. По заключению речи я палочку отнял, на гоблина зеленого посмотрел. Тот, встав со своего специального стульчика, сухо и официально заявил, что Гильдия Магов подтверждает каждое сказанное волшебником Джо слово. Это была своеобразная экивока, но если Шар Правды заколдовывали в Гильдии, то она, разумеется, за него и отвечает.
Богун, несмотря на свой выдающийся интеллект, понял, к чему все ведет, поэтому начал крупно дрожать. Барон вперил в него обрекающий взгляд.
— Три лжесвидетельствования! — внушительно бахнул Бруствуд, — и наущение девы, умом скорбной, потаканию сему. Староста! Ответствуй за этого проклятого — мог ли он, по уму своему или по злобности, фею забрать и вред ей нанести действием или нет?
Староста встал, бросая на крупную фигуру напряженного до потери пульса мужика отнюдь не добрые взгляды.
— Как на духу ответ дам, ваша светлость! — негромко и морщась, проговорил он, — Забрав фею, дурак бы её соседям продать попытался бы, а затем, после отказов, выбросил бы в траву!