А что, идея!
Интерлюдия
Его сиятельство, граф Азекс Караминский, бросил, стоя, быстрый взгляд в одно из зеркал, расположенных на стенах зала дворца его сюзерена, герцога Глаумворт. В отражении на него уверенно взглянул немолодой, но стройный человек, со вкусом одевающийся, но не приемлющий помпезности. Буйные волосы, с трудом, но уложенные в прическу, скромные усы с бородкой, взгляд твердый и спокойный. То, что нужно. То, как и должно всё быть.
Граф считал людей патологическими падальщиками, стайными причем. Увидев уязвимость, они обязательно пользовались ей, стремясь извлечь из всего, что попадается им под руку, прибыль, утешение или смазку для собственного эго. Простолюдины, благородные… совершенно неважно. Азекс Караминский был твердо уверен в том, что люди одинаковы все в своей первородной глупости, но новую глупость и косность обретают, прорастая в собственной нише. Даже не нише, клетке! Но, тем не менее, никогда не упустят случая просунуть пасть через прутья решетки, чтобы вцепиться в того, кто неосторожно приблизится.
Ему приходилось следить за собственными рукавами, к которым примерялись чужие зубы, всю жизнь. Людской молве плевать, что Побережье — не просто важный домен Рикзалии, но единственный, никогда не причинявший королевству проблем. Место, что не могло похвастаться мануфактурами, шахтами и развитой торговлей, зато служило как надежным источником налогов и рекрутов, так и бездной, в которой с концами пропадали ненужные правителю люди. Простолюдины, заслужившие большую награду, но состарившиеся, аристократы, провинившиеся или исчерпавшие собственную полезность… Все, кто заслужил тихого забвения.
Азекса Караминского называли «тюремщиком», «держателем богадельни», «собирателем мусора»… но — за глаза и шепотом. Почему за спиной, то это понятно, но вот почему шепотом — сейчас граф собирался это в очередной раз показать. Прилюдно.
— Конь, — достаточно громко, по крайней мере, чтобы его услышали некоторые другие участники бала, произнес граф, поворачиваясь к своему собеседнику.
— Простите, ваше сиятельство? — согнувшись в поклоне, заморгал тот.
— Я сказал «конь», сударь, — повторил Азекс, привлекая еще чуть больше внимания, — Если бы сын Этьена соблаговолил бы прислать сюда, в этот зал, под сень моего сюзерена, своего коня… и тот вошёл, цокая копытами, сюда, — граф обвел рукой, удерживающей высокий бокал с белым вином, окружающую их роскошь, — а затем, навалив кучу на пол, изложил бы мне просьбу мальчика… то это было бы менее оскорбительно, чем слушать его второго секретаря.
Звуки в радиусе десяти метров от его сиятельства отрезало начисто, а проситель, посмевший вызвать неудовольствие повелителя Побережья Ленивых Баронов, побледнел, часто задышав.
— Второй секретарь…, — со вкусом посмаковал слова Азекс, продолжая привлекать к себе внимание, — Второго сына, не так ли? Видите, я даже не помню, как зовут не наследника и, впрочем, это нельзя поставить мне в вину, так как важные вещи я помню безукоризненно. Например то, что ни один из детей нашего дорогого герцога Этьена Дистрийе не был облечен доверием на управление хоть чего-нибудь из богатейшего и процветающего владения их отца. Так поведайте мне, а может быть, даже нам всем, второй секретарь, тайну — чем вы занимаетесь, состоя при этом молодом человеке? Чем-то исключительно важным, не так ли? Раз он отдаёт вам поручение явиться ко двору другого герцога и едва ли не прилюдно требовать у меня, владетельного графа, предать вассала, которому я не далее, как несколько дней назад принес клятвы?
Караминский был плохим поданным, в этом мнении сходились многие. Прямолинейный и скандальный, граф яростно отвергал любые попытки втянуть его в социальную жизнь королевства, но этому было объяснение — он был самым «экзотичным» из всех сюзеренов, имеющих земли в Кальрадии. Его голосом говорили сотни баронов, пусть смешных, пусть ничтожных, пусть совершенно безликих — но баронов.
Плохой политик, но хороший сюзерен и хороший вассал. Публично унижая сына чужого герцога, который, без всяких шуток, попытался унизить его, прислав мелкую шавку (даже без титула!) на переговоры, он действовал во благо «своему» герцогу, буквально вручая тому в руки солиднейший козырь для любых политических движений. И, подумать только, за счет чего! Всего лишь двоих перехитривших самое себя девок! Именно о двух ничтожествах прибыл просить этот вульгарный простолюдин, но просить что! Признать Ходриха Бруствуда помешанным, тем самым лишая того, как минимум, свободного волеизъявления!
Юный глупец, наивно полагающий, что бывший королевский казначей, попав на Побережье, автоматически превратится в песчинку промеж прочих песчинок!
— Прочь с глаз моих! — скомандовал граф словесно уничтоженному секретарю, отворачиваясь от него обратно к своему отражению.
Барон Бюргаузен. Молва о Ходрихе Бюргаузене начала ходить задолго до того, как последнему была доверена казна королевства. Скромный, тихий, совершенно неамбициозный, этот носатый толстячок, казалось, растворился во дворце, среди балов и шумных застолий, но это было бы весьма ошибочное наблюдение! Казначей смог себя поставить так, что даже сам король, нередко испытывающий подобное желание, не мог ни в чем его упрекнуть. Оснований попросту не было.
Все операции, все столичные приобретения Ходриха, всё, во что тот вкладывал свой растущий капитал, было под пристальнейшим наблюдением, но ни одной монетки со стороны Бюргаузен не привлекал. Да, с точки зрения короля, его казначей вел себя довольно оскорбительно, зарабатывая деньги себе, но не делая при этом сюзерену щедрых подарков, ведь всем было понятно, откуда Ходрих берет сведения, чтобы так удачно вкладываться, но короли — это не те люди, которые забывают взять своё. Рано или поздно толстенький носатый барон, так ловко управляющийся с финансами, должен был заплатить за свое пренебрежение интересами короля и двора, ответить за игнорирование пожеланий, просьб и предложений вельмож, поступавших к нему годами… и это произошло.
Но там, где одни теряют, другие находят. Азекс Караминский вовсе не против был быть собирателем такого «мусора», как опальные бывшие казначеи. Он искренне считает, что если такие таланты не ломаются под гнетом обстоятельств, то способны воспрять еще раз. Просто не нужно ожидать от них подарков на ровном месте, куда выгоднее им поспособствовать.
И он, граф Побережья Целой Кучи Бесполезных и Ленивых Баронов, совсем не против протянуть руку помощи кому-нибудь неленивому!
Сделав глоток, граф позволил себе небольшую ухмылку, отслеживая перемещения собственного сюзерена. Тот, являясь хозяином бала, переходил от одной партии гостей к другой, постепенно сближаясь со своим особенным вассалом. Это кружение напоминало движения хищной рыбы, увидевшей добычу… но там вполне жизнерадостно скалилась, надеясь куснуть в ответ.
В любом случае, Азекс был уверен, они оба, граф и герцог, получат от грядущей перепалки максимум удовольствия.
А кто-то — больше поводов для сплетен.
Глава 6Напиток королей
— Скажите, Джо… вы святой?
Такой вопрос, причем озвученный восхищенным тоном, но от здорового мужика в зеленой броне, чуть не заставил меня уронить как жезл, так и тонны три булыжников, которыми я с помощью этого жезла управлял. На фоне булькающего кашля от подавившегося пивом карла я судорожно удерживал концентрацию, пока не стабилизировал груду летающих камней, а затем, скосив глаза, прошипел вопрошавшему:
— И что вас… так заставило подумать, сэр Бистрам⁈
— Вы вылечили меня и придали моим доспехам свойства, о которых я мог только мечтать! — тут же принялся бодро перечислять Зеленый рыцарь, для точности загибая пальцы, — Вы защитили честь моего сюзерена! Вы одарили козами прекрасную эльфийку, живущую в лесу! Вы возводите для меня башню! И всё это делаете бескорыстно!
После последнего слова сэра вокруг возникло тревожное молчание. Сохранять тишину было кому — кроме находящегося в каменной будке карла, здесь присутствовала еще четверка полицейских гоблинов во главе с Гомквортом Сорквурстом и с Умиллой Корнблюк, журналисткой той же расы, на подпевках. Вся эта зеленая компания угощалась пивом наравне с Аграгимом, но знала меня слегка получше, чем карл и рыцарь, поэтому начала обмениваться тревожными, а в случае рыжей вихрастой Умиллы — даже паническими взглядами. Тихое хрипение Лунного кота из кустов можно было не считать.
— Сэр Бистрам, у моих поступков всегда есть разумное объяснение, — несколько раз кашлянув, наконец, ответил я, — И оно никак не связано со святостью! А теперь, будьте добры, составьте компанию остальным! Мне нужно сосредоточиться…
Что надо — то надо. Это лишь со стороны волшебство просто как тапок — знай себе маши палкой, да хоти погромче, а там всё и сбудется. Нет, это совсем не так. Пусть мне и не нужно детально удерживать в фокусе каждый булыжник, но концентрироваться, чтобы передать действующему заклинанию свою волю, надо ого-го как. И это после того, как сегодня меня хотели арестовать за покушение на благородного. Не самая лучшая побудка.
Ну да ладно. Самое время поработать, очищая сознание, а заодно и поразмышлять над особенностями организмов других разумных рас, ну и их взаимосвязи с психикой. Взять тех же гоблинов? Какого черта они дуют пиво с карлом, находясь при исполнении служебных обязанностей? А все просто — гоблины прирожденные авантюристы. Им предложили «собрать доказательства», что некий волшебник Джо, обвиняющийся в нападении на барона Бюргаузена, на самом деле защищал другого барона в его собственном доме? Получить подтверждение, что волшебник и местный барон живут в любви и взаимопонимании? Вот они и получают. Рыжая вон еще и пишет что-то, определенно хвалебное с точки зрения Гильдии Магов, так как старина Гомкворт почти сияет.
Далее, кто? Правильно, эльфы. Я бы ни в жизнь бы не пихнул этих зловредных рогатых животи