– Вы только послушайте! Он же просто бесподобен!
Джо печально кивнул.
– Я тоже так думаю, – сказал он. – Только дело в том, Энгельберт, что принадлежит-то он мне. И мне тоже будет его ужасно не хватать, если ты его себе оставишь. Ведь я вырастил его из крошечного щенка.
Энгельберт встрепенулся и даже рот от волнения открыл.
– Неужели ты… хочешь его у меня забрать? – спросил он, и голос его опять задрожал. – Неужели ты хочешь оставить Энгельберта без любимой игрушки? Нет, я этого не вынесу!
– Ты же знаешь, что началось, когда у него стащили поющую пеленку! – напомнили Джо остальные людоеды.
– Знаю, – сказал им Джо и опять обратился к Энгельберту: – Слушай, а если я сумею вернуть тебе твою любимую пеленку, ты вернешь мне Генри?
Людоед недовольно надул губы.
– Ну, я не знаю… – неуверенно пробубнил он.
– Энгельберт, я имею в виду ту самую пеленку, твою любимую, – ласково продолжал убеждать его Джо, – самую лучшую в мире, которая с раннего детства убаюкивала тебя своим пением и пахла теплыми мамиными объятиями… – Он улыбнулся. – В общем, ту самую, которая дорога тебе так же, как мне – Генри!
Энгельберт долго смотрел то на Джо, то на Генри, то снова на Джо…
– Ладно, – сказал он наконец. – Договорились!
На следующий день в начале шестого, вскоре после чая, в дверь замка громко постучали, и Рогатый Барон побежал открывать. На пороге стоял О’Грабили.
– Наконец-то! – недовольно воскликнул Рогатый Барон. – Ждешь тебя тут целую вечность!
– Поющие шторы нельзя делать впопыхах, – важно пояснил О’Грабили. Встретившись с эльфом-гонцом примерно на середине пути между Гоблинтауном и замком, он уже знал, как отчаянно жаждет Рогатый Барон заполучить поющие шторы. – И кроме того, – прибавил он неприятным тоном, – я хотел бы знать: к чему все эти угрозы насчет донжонов, волшебников и розовых смердунов?
– Не обращай внимания, это относилось вовсе не к тебе, – буркнул Барон. – Ты принес шторы, и это главное! – Он вдруг нахмурился. – Но где же они?
О’Грабили развязал заплечный мешок, и оттуда донесся звук двух приглушенных голосов, поющих, что называется, ни в лад ни впопад. Он извлек обе шторы из мешка и продемонстрировал их Рогатому Барону, движением опытного купца набросив их на сгиб руки.
– Выглядят они, надо сказать, довольно потрепанными, – заметил Рогатый Барон, морща нос, – и пованивают изрядно… Пожалуй, за это следовало бы несколько снизить цену…
– Ты, должно быть, шутишь, господин мой? – воскликнул разъяренный О’Грабили. – Таких поющих штор нет больше нигде в мире! Ты просто представить себе не можешь, сколько я исходил, прежде чем отыскал их!
Монотонное пение становилось все громче. Оно эхом отдавалось от сводчатых потолков, возносясь к верхним этажам замка.
– Уолтер, что это? – раздался пронзительный, но все же исполненный надежды голос. – Мне кажется, я слышу ПЕНИЕ? Неужели наконец-то прибыли мои шторы?
– Д-да, дорогая, это они, – откликнулся Рогатый Барон. И пробормотал себе под нос: – Если эту какофонию можно назвать «пением»!
– Но ты, господин мой, вовсе не обязан их покупать, – обиженно заметил О’Грабили, складывая шторы. – Не хочешь – как хочешь. Я, разумеется, знаю многих, кто просто мечтает…
– Ах, Уолтер! – вскричала Ингрид. – Ты самый замечательный Рогатый Барон в Чвокой Шмари! Я знала: ты меня не подведешь, не обманешь! Я ни на минуту не сомневалась в тебе!..
– Но если, господин мой, ты все-таки хочешь их получить, – продолжал негромко О’Грабили, засовывая шторы в заплечный мешок, – то тебе прекрасно известно: за них следует уплатить полный кошель серебра!
– Грабеж среди бела дня! – жалобно пробормотал Барон. – Одной серебряной монеты более чем достаточно…
– УОЛТЕР! – взвизгнула Ингрид. – Я женщина терпеливая, но ты поистине испытываешь мое терпение! Ты подталкиваешь меня к крайним и очень жестоким мерам. – Она угрожающе помолчала. – Я ХОЧУ НЕМЕДЛЕННО ПОЛУЧИТЬ СВОИ ПОЮЩИЕ ШТОРЫ!
– Сейчас, сейчас, дорогая! – крикнул Барон. Он повернулся к О’Грабили и сунул ему тяжелый кошель с серебром. – Насколько я полагаю, за такие деньги ты мне их и повесишь?
– Я делаю это для своих клиентов далеко не всегда… – с достоинством ответил О’Грабили, но брови Рогатого Барона так угрожающе сдвинулись, что гоблин закончил елейным тоном: – Но для уважаемой баронессы я повешу их с превеликим наслаждением!
И тут в дверь вдруг забарабанили, да с такой силой, что О’Грабили так и подскочил на месте, а Рогатый Барон завертелся волчком.
– Это еще что такое? – воскликнул он.
– УОЛТЕР, Я ЖДУ!
– Иду… сейчас, дорогая, – крикнул Рогатый Барон, не зная, куда броситься в первую очередь – к лестнице или к двери.
Грохот повторился, и громкий голос потребовал:
– Откройте! Это вопрос вашей жизни и смерти!
Рогатый Барон воздел глаза к потолку.
– Ну вот, не одно, так другое! – обреченно сказал он.
– УОЛ-ТЕР!!!
– Хорошо, ты неси шторы наверх, – сказал Рогатый Барон О’Грабили, – а я посмотрю, кто там стучится. Видимо, очередной жалобщик с овцой, выжатой как лимон. – Он покачал головой. – Ох и доберусь я до этого людоеда, который Рэндальфу прислуживает!..
О’Грабили исчез наверху, а Рогатый Барон хотел было уже отворить дверь, однако она распахнулась сама собой и, сорвавшись с петель, пролетела через весь холл, впечатавшись в противоположную стену. В дверном проеме перед Рогатым Бароном предстал тощий жилистый юнец в растерзанной пыльной одежде, со всклокоченными волосами и в одном-единственном резиновом сапоге.
– Можешь ничего мне не говорить, все и так ясно, – замахал руками барон. – Ты, конечно, пришел жаловаться, что твоих овец выжали как лимон, верно? Послушай, я в сто первый раз…
– Рад видеть тебя вновь, господин мой, – сказал Джо, решительно входя в зал и протягивая барону руку. – Помнишь Джо Варвара, господин мой? Героя-воителя?
– Варвар? Воитель? – растерянно повторял Рогатый Барон, поглядывая то на Джо, то на лестницу, ведущую наверх. – Джо?.. Ах да! Я просто не узнал тебя без этой кастрюли на голове! Ну? Справился ли ты с моим поручением? И куда запропастился наш гениальный волшебник?
Сверху доносились восторженные «ахи» и «охи» баронессы!
– Ах, Уолтер, они просто дивные! – крикнула она барону. – Ни у кого и никогда не было ничего подобного! Потрясающе! Самый писк моды! – Она вдруг умолкла. – Это ведь действительно самый писк, да, Уолтер?
– Да, дорогая, писк! – устало ответил Рогатый Барон. – И наивысшее свидетельство твоего отменного вкуса!
Джо улыбнулся.
– Она получила новые шторы, – пояснил ему Рогатый Барон.
– Ла-ла-ла. Ла-ла-ла, – послышалось сверху знакомое монотонное пение.
– ПОЮЩИЕ шторы! – прибавил барон. – Ингрид прямо-таки влюбилась в них. Говорит, что это последний писк моды.
– Да, – подтвердил Джо. – Мне и О’Грабили то же самое сказал при встрече.
– Поющие шторы! – вновь донеслось до них ликующее воркование Ингрид. – Мои собственные поющие шторы!
– Очень редкая вещь, – сказал Джо. – Очень. Ведь такую волшебную материю просто так не купишь…
– Ну и что? – вдруг ощетинился Рогатый Барон. – Осмелюсь заметить, мои средства вполне позволяют мне время от времени делать своей возлюбленной супруге небольшие подарки. Итак, ближе к делу: что ты здесь делаешь и выполнил ли ты мое поручение?
Джо набрал в грудь побольше воздуху, досчитал до десяти и выпрямился во весь рост. В последнее время это стало частью его регулярных упражнений по укреплению выдержки.
– Я, Джо Варвар, исполнил то, о чем ты просил меня, господин мой! – отвечал он с достоинством.
– Ты… что? – Рогатый Барон явно был потрясен.
– Я доставил тебе голову Энгельберта Необъятного!
У Рогатого Барона от изумления отвалилась челюсть. Некоторое время он молчал, потом подозрительно нахмурился и пролепетал:
– Правда? И где же она?
– А-А-А-А!
На этот раз Ингрид издала оглушительный, поистине убийственный вопль, от которого зазвенели стекла в окнах и зашаталась лестница, ведущая наверх.
– А-А-А-А-А-А-А!
Даже Рогатый Барон, давно привыкший к подобной истерической реакции Ингрид на любого паука, жука или попытку ей перечить, догадался, что происходит нечто действительно ужасное. Бедняжка, казалось, напугана до смерти, и наверху ДЕЙСТВИТЕЛЬНО творится нечто невообразимое. Впервые Рогатый Барон почувствовал, что даже рад, что Джо Варвар в данный момент при нем, хотя он только что и вел себя чрезвычайно нахально.
– Следуй за мной, – велел он Джо и поспешил наверх.
Когда они влетели в спальню Ингрид, дверь в ее ванную комнату тут же с треском захлопнулась.
– Избавьте меня от него! – раздался из ванной пронзительный голос Ингрид. – Он просто ужасен!
Рогатый Барон оглянулся и увидел в окне громадную шишковатую башку Энгельберта Необъятного, изумленно моргавшую тремя глазами.
– Что все это значит? Что это такое? – воскликнул барон.
– Это голова Энгельберта Необъятного, – сказал Джо. – В полном соответствии с твоими требованиями, господин мой.
– Но ведь голова-то по-прежнему у него на плечах! – взорвался Рогатый Барон. – Нет, это неслыханно! Какой же ты герой-воитель!
– А какой же ты Рогатый Барон? – огрызнулся Джо. – Так низко пасть! Покупать шторы, сделанные из старой пеленки людоеда!
– Пеленки людоеда? – Рогатый Барон был потрясен.
– Ла-ла-ла… – монотонно пропела одна штора.
– Ла-ла-ла… – вторила ей другая столь же монотонно.
Рогатый Барон выпучил глаза:
– Ты уверен, что… это сшито из пеленки людоеда?
Джо кивнул. И сейчас же огромная волосатая лапа просунулась в окно, схватила сперва одну, потом вторую штору и исчезла.
– О’Грабили! – взревел Рогатый Барон. – О’Грабили, где ты? Я требую, чтобы ты немедленно вернул мне деньги!
Но О’Грабили в замке давно уже не было. Пока его имя эхом разносилось по залам и переходам дворца, он со всех ног мчался по дороге, ведущей в Г