– Да, да, – прервал его барон. – Ясно. А теперь я должен пойти и все рассказать Ингрид. Хотя вряд ли она будет в восторге. Ох, как же она разозлится!.. Охо-хо!.. Ну довольно же наконец! – рассердился он, когда очередной гоблин чуть не сбил его с ног. – Слепые здесь все, что ли?
– О, прошу прощения, от всей души прошу прощения, господин мой! – прошелестел тихий, глуховатый голос, и Рогатый Барон увидел перед собой довольно высокого сутулого гоблина, укутанного в плащ с капюшоном. – Я смотрел себе под ноги… Осторожнее с этой палкой, господин мой, ты можешь выколоть кому-нибудь глаз… – Голос незнакомца стал едва слышен. Он переложил тяжелый сверток из одной руки в другую и спросил: – Куда это отнести?
– Что?.. – изумленно пролепетал Рогатый Барон.
– Вот это, – пояснил незнакомец, протягивая ему сверток, в котором оказались всякие складные шесты, крюки и рулоны лиловой и яркой-розовой парусины.
– Что это? – в отчаянии спросил барон. – Может быть, набор кухонной утвари? Или ножи с вилками? Хорошо бы!
– Ах, как мило ты шутишь, господин мой, – донесся из-под капюшона тихий голос незнакомца. – К сожалению, это всего лишь прелестный Павильон Розовых Лепестков.
– Ну, разумеется, – пробормотал Рогатый Барон. – Как глупо с моей стороны даже предполагать что-то другое! Мне нужны щипцы для сахара, не говоря уж о ножах, вилках и ложках, а ты предлагаешь мне какой-то дурацкий Павильон Розовых Лепестков.
– Именно так, сэр, – подтвердил голос из-под капюшона. – Ни одна вечеринка в саду не обходится без такого павильона. Поверьте мне. Баронесса будет просто очарована.
– Очень на это надеюсь! – сказал Рогатый Барон. – А пока положи свой сверток вон в тот свободный угол.
– УОЛТЕР!
Услышав собственное имя, Рогатый Барон побелел как мел и осторожно поднял глаза на окна спальни баронессы.
– Иду-иду, моя голубка! – откликнулся он. – Мне тут принесли кое-что, и эта вещь очень тебя обрадует! – И он с хрустом сжал в руке раздвоенный сучок, предложенный ему Бенсоном.
– Хорошо бы! – донесся сверху грудной голос Ингрид, исполненный затаенной угрозы. – Помнишь, что произошло в последний раз, когда ты не сумел как следует меня обрадовать?
Рогатый Барон осторожно коснулся своих ушей и поморщился, явно вспоминая нечто весьма неприятное.
– Как я могу забыть такое? – прошептал он. – Никогда в жизни!
У Моста Троллей стояла полная тишь; в воздухе отчетливо пованивало. Любовь троллей к турнепсу имела весьма неприятный побочный эффект, который сказывался в основном, когда они спали. Время от времени из той или иной спальни доносился такой грохот, точно роняли медный таз.
Пернатые мыши, устроившиеся на ночлег поблизости от жилых помещений, обнаружили вскоре, что у них слезятся глаза от наплывавшей из окон вони. А когда поднялся легкий ветерок, какой-то несчастный древесный кролик, нечаянно вдохнув полной грудью, потерял сознание и грохнулся на землю с весьма, надо сказать, большой высоты.
Посреди кучи мусора и хлама, нахохлившись на своем трехногом табурете, уперев локти в колени и уронив голову на руки, дремал главный хранитель ворот, тролль весьма плотного телосложения, с клочковатыми патлами, торчавшими из-под съехавшего набок шлема, и выступающими вперед огромными зубами. Он – как и все население Моста Троллей – готов был проспать все на свете. На коленях у него лежал сильно обкусанный здоровенный турнепс. Время от времени тролль громко всхрапывал. В животе у него постоянно бурчало и булькало, и штаны раздувались от выпускаемых с громким шипением кишечных газов.
А в заднем кармане его грязнущих мешковатых штанов все время что-то шевелилось и явно пыталось выбраться наружу.
Тролль даже на некоторое время перестал сопеть и, сунув руку в задний карман, почесал себе зад. После чего возня в его заднем кармане стала особенно яростной, и уже через мгновение оттуда высунулось нечто блестящее. Это была верхняя часть серебряной чайной ложки.
Тролль опять громко пукнул и с шипением выпустил газы – случайно пролетавшая мимо пернатая мышь тут же свалилась на землю замертво.
Ложечка хихикнула, извернулась и с негромким звоном выпала из кармана на землю.
Легонько вздохнув, она поднялась, постояла и снова вздохнула. Раннее солнце играло на ее полированной поверхности, едва просачиваясь сквозь груды отвратительного мусора. Придя в себя, ложечка решительно двинулась прочь – мимо проржавевшей и протекающей лейки, мимо расколотой тарелки, мимо кучки гаек и болтов – прямо на широкую покрытую пылью дорогу.
Что-то властно звало ее вперед. И она не в силах была противиться этому зову.
1
Джо Джефферсон крепко спал, когда его разбудил какой-то громкий треск. Он перевернулся на спину, но глаз не открыл, хоть и прислушался очень внимательно.
А прислушаться стоило: самые различные звуки доносились до него – тиканье часов, стук тарелок, чье-то монотонное пение…
Сердце Джо бешено забилось. Неужели это тикают часы в его собственной спальне? И мама готовит завтрак, как всегда мурлыча себе под нос? Или это папа напевает, принимая душ?
Может быть, все-таки осмелиться и открыть глаза?
Джо медленно-медленно приоткрыл левый глаз. В комнате было темно, ничего толком не разобрать. Ну что ж, тем лучше. Значит, он снова проснулся у себя в спальне после самого странного в своей жизни сна…
Он резко раскрыл глаза.
Нет, это был не сон! И спал он в гамаке на борту плавучего дома Рэндальфа, стоявшего на якоре посреди Зачарованного Озера. На стуле рядом лежали жалкие останки его «доспехов» – смятая крышка от бака, трезубец для жарки хлеба над огнем, плащ из мешковины с опушкой из потрепанного искусственного меха…
– Черт бы все это побрал! – выругался в полный голос Джо. И тут же сел. Сна как не бывало. – Значит, я все еще в Чвокой Шмари!
– С добрым утром! – пропела Вероника насмешливо.
Джо повернулся к ней. Вероника сидела в изножии его веревочного гамака, и перья у нее были мокрые и растрепанные.
– Мне… так грустно! – пробормотал Джо. – Я подумал, что все это мне приснилось… Я так надеялся!.. – Его глаза заволоклись слезами.
– Ах эти сны! – понимающе кивнула Вероника. – Мне, например, тоже часто снится уютная маленькая клетка. Ничего сверхъестественного. Маленькое зеркальце, немного птичьего корма и еще, может быть, маленький колокольчик, чтобы позвонить, если я заскучаю. Однако приходится мириться и с этим плавучим домом, и с этим «волшебником», извините за выражение! Тоже мне, Рэндальф Мудрый! Рэндальф Вредный – вот самое подходящее для него имя! И кстати, неужели маленькое зеркальце – такая уж невыполнимая просьба?
В эту минуту дверь отворилась и вошел коротенький толстенький человечек с густыми седыми волосами и в остроконечной шляпе волшебника. Это, разумеется, был сам Рэндальф Мудрый. Рядом с ним бежал Генри, собака Джо, с которого ручьями стекала вода. Увидев хозяина, пес прыгнул прямо в гамак и принялся лизать Джо лицо.
– Доброе утро, Джо, – сказал Рэндальф. – Я только что сводил Генри на прогулку – точнее, это было утреннее купание. – Он погладил себя по округлому брюшку. – Нет ничего лучше ранним утром поплавать немного: заряжает бодростью на весь день!
– В следующий раз сперва разбуди меня, прежде чем надумаешь нырнуть, – заметила раздраженно Вероника, отряхивая крылышки.
– Ах вот ты где, Вероника! – радостно воскликнул Рэндальф. – Я и забыл, прыгнув в воду, что ты всегда сидишь у меня на голове. Извини, пожалуйста!
– Извиняться не пришлось бы, если б у меня была хорошенькая маленькая клетка, как у всякого нормального попугая, – сказала Вероника. – И маленькое зеркальце, и маленький колокольчик, если мне станет скучно…
– Ты перестанешь или нет нести всякую чушь? – рассердился Рэндальф. – Сколько раз я говорил тебе: клетки – для канареек! А ты – мой близкий друг! И твое место здесь, где я могу за тобой присматривать. – Он похлопал себя по макушке. Вероника захлопала крыльями и перелетела на привычное место.
– Сны, мечты… – сказала она со вздохом.
ТР-Р-Р-РАХ!
Точно такой же звук и разбудил Джо, только сейчас он был гораздо громче. Потом с грохотом распахнулась дверь в комнату, и немалого роста людоед с шишковатой физиономией возник в дверном проеме со сковородой в толстенной ручище.
– Норберт! – вскричал Рэндальф. – Ты как себя ведешь, а?
– Это все проклятый эльф, господин мой! – сердито отвечал Норберт. – Он на мои блинчики нацеливался.
И тут Джо успел заметить маленького пухленького эльфа, буквально летевшего через всю комнату, а уже в следующий момент тяжелая сковорода Норберта с грохотом опустилась на пол позади эльфа; людоед промахнулся буквально на миллиметр. Плавучий дом подпрыгнул и закачался.
– И чтоб я тебя в кухне больше не видел! – совсем разъярился Норберт.
Эльф притормозил, развернулся и метнулся назад, пробуя проскочить у Норберта между ног. Норберт резко наклонился, чтобы схватить его, и нечаянно… перекувырнулся. Плавучий дом едва удержался на плаву.
– Осторожнее, Норберт! – с упреком сказал Рэндальф. – Ты что, хочешь, чтобы мы утонули?
– Похоже, он давно эту мысль вынашивает! – язвительно заметила Вероника.
– Прости, господин мой, – сказал Норберт, неуклюже поднимаясь на ноги.
А пухленький эльф метнулся к настенным часам.
– Тридцать минут, как начался день! – радостно возвестил он, взлетая вверх по маятнику и исчезая за дверкой.
– Самое время для завтрака, – сказал Рэндальф.
– На завтрак мое коронное блюдо – оладьи из толченых головастиков! – провозгласил Норберт, изучая содержимое остроконечной шляпы Рэндальфа, с которой все еще капала вода. – А если головастиков порубить и пожарить во фритюре… М-м-м, просто язык проглотишь!
– Ф-фу! – Джо передернуло от отвращения.
– Да, это поистине изысканное блюдо, – подтвердил Рэндальф. – Хотя коромыши, жаренные во фритюре, тоже весьма вкусны…