[232]. На своем сайте Роулинг рассказывает, что ее муж уже привык слышать «Подожди!» и наблюдать, как она носится в поисках клочка бумаги и ручки, чтобы зафиксировать внезапный удар током вдохновения.
Придумывая имена, писательница играет не только с английским, блестяще смешивая фонемы и слова для получения неологизмов, но и с французским языком («Малфой» и «Волан-де-Морт»[233]), словами с саксонскими корнями («Визенгамот», «Нурменгард»[234]), с гэльским языком («Губрайтов огонь» и имя жены Арагога, Мосаг[235]) и с латынью для названий разных заклинаний.
В документальном фильме «Гарри Поттер и я» автор показала свою записную книжку, где в 1998 году были записаны разные слова, из которых потом выросло существительное «дементоры». Интересно исследовать этот сочинительский маршрут. Сначала она играла с латинскими словами cavus (пустой), angor (отчаяние), nefarius (гадкий), sceleratus/scelestus (злой), nocens (вредный или даже зловредный), sepulcrum (гробница), excubitor (стражник); затем рядом со словами отмечен эффект, производимый этими злобными существами: suck (сосать), drain (вытягивать), weaken (ослаблять). Мы еще далеки от слова «дементор», которое будет окончательно выбрано автором. В этом неологизме пересекается латынь (demens, бессмысленный) и форма отглагольного существительного, которая в английском языке представлена суффиксом «or». Однако нельзя отрицать, что присущие этим персонажам перечисленные выше особенности в итоге были включены в их характеристику.
Было замечено[236], что Роулинг также играет со словами, чтобы дать ключ к разгадке чего-либо, или использует фразы из диалогов, которые на первый взгляд кажутся просто шутками, но при ближайшем рассмотрении сами оказываются разгадкой или правдивой информацией. Пример первого типа появляется в «Узнике Азкабана», где настойчиво возникают упоминания пальцев рук, которые, как мы знаем, будут связаны с решающим моментом идентификации Питера Петтигрю, когда становится понятно, что предатель-маг таился все эти годы в теле крысы Коросты: Петуния потягивает кофе, демонстрируя свой мизинец, пальцы тети Мардж раздуваются, как салями, Корнелиус Фадж проводит пальцами по серебряной шнуровке пальто, Хагрид скользит своим гигантским указательным пальцем по корешку Чудовищной Книги о Чудовищах, чтобы успокоить ее, перья Клювокрыла скользили из-под пальцев Гарри во время полета, Загрыбасты показывают свои длинные костлявые пальцы… Примеры можно множить и множить.
Примером второго типа является диалог между Гарри и Роном в «Тайной комнате»[237]:
«— Хотел бы я знать, как Реддлу удалось получить приз за особые услуги, оказанные в Хогвартсе». — «Это может быть что угодно, — сказал Рон. — Может быть, он сдал тридцать С. О. В.[238] или спас учителя от гигантского осьминога. Может быть, он убил Миртл[239], что явно было для всех одолжением».
В конце романа читатель обнаружит, что Миртилла была действительно убита василиском, выпущенным Томом Реддлом на свободу, но вряд ли он вспомнит про этот «пророческий» диалог.
3. Использование и переработка материала, полученного из увлекательных исторических, магико-антропологических, фольклорных матриц, из алхимии, нумерологии, мифологии и метафизики
Одна из причин, по которой истории Гарри Поттера постоянно удается подогревать внимание читателя, связана с тем, что в ней используется такой тип внушения, как «дары Смерти», значимость числа «семь», идея философского камня, обряд котла, в котором восстанавливается тело Волан-де-Морта, фантастический бестиарий, символика крестражей[240]. Это лишь некоторые из многочисленных элементов, относящихся к вышеперечисленным отраслям знаний. Они обогащают сюжет, иногда даже подсознательно, и усиливают чары книги[241].
4. Использование архетипов
Роулинг не только — сознательно или неосознанно — использует такие архетипические фигуры, как Ментор, Оборотень, Трикстер, Тень, но и шаг за шагом воспроизводит идеальную схему «Приключения Героя», описанную Джозефом Кэмпбеллом[242]. И тем самым достигается главная цель — завоевать внимание читателя[243].
Кроме того, история о Гарри Поттере способна поставить перед читателем любого возраста великие экзистенциальные вопросы, такие как противостояние между добром и злом, тема жизни и смерти, любви и ненависти, идея важного выбора и обрядов инициации. Во всех этих темах и образах коллективный опыт пересекается и сливается воедино с индивидуальным, а также с личным биографическим опытом писательницы.
В связи с этим Роулинг однажды остроумно заметила, что, в отличие от многих бестселлеров для взрослых, в основном посвященных повседневным и бытовым проблемам, в больших книгах для детей рассматриваются важные вопросы «откуда мы», «куда мы идем» и «куда мы придем». Доказательством тому, что дети гораздо серьезнее, чем мы думаем, является их жадный интерес, с которым они проглатывают подобные книги.
5. Пристрастие к желтому цвету
Американский критик Джон Пауэрс очень хорошо продемонстрировал сложный смысл и интеллектуальный заряд желтого цвета, к которому имеет пристрастие автор саги[244], чему, по его мнению, могут позавидовать такие авторитетные профессионалы, как Том Клэнси[245]. Он подчеркнул, что эволюция персонажа и самой истории являются решающими моментами для поддержания внимания.
В отличие от фактически желтой книжной серии/детектива/триллера/шпионского романа[246], вроде серии об агенте 007 или «Закон и порядок» — интересного, но слишком обнадеживающего, поскольку читатель уже с самого начала знает, что герои найдут правильное решение и выйдут прославленными победителями из испытания, — «Гарри Поттер», наоборот, оставляет ощущение более близкое к реальной жизни. Сюжетные повороты в саге напоминают фильмы «На глубине шесть футов» или «Сопрано», где статичность, незаконность и непредсказуемость — главные ингредиенты: люди влюбляются и расстаются, рождаются и разоряются, кто-то из персонажей умирает или с ним случается нечто непредвиденное, что создает препятствия и проблемы для мирного развертывания сюжета истории… Любой, кто читал сагу Роулинг, сразу понимает, что это относится и к ее персонажам: смерть многих дорогих людей, опасности, которым противостоишь с открытым забралом, и не ясно, выживешь ли. Постоянно сохраняется неуверенность в судьбе Гарри (хотя именно это переживание всегда сознательно и мастерски подпитывалось автором во всех интервью — Роулинг не раскрывала своего замысла до конца).
Все это привлекает читателей, порождая более сильные и положительные эмоции и реакции по сравнению с проверенными и обнадеживающими классическими формулами.
6. «Игра» сюжета
Роулинг смогла привнести богатую жизненную фактуру в свою книгу также благодаря современному интеллектуальному использованию историографии, играя с параллелями «магловского» мира. Подобную тактику она использовала сознательно, о чем свидетельствует ее заявление: «Думаю, это добавляет доверия к книгам. Полагаю, это одна из причин, почему читатели могут так легко представить себя в волшебном мире, увидеть, как он взаимосвязан с нашим миром»[247].
Профессор средневековой истории Пизанского университета Энрика Сальватори выделила актуальные аспекты жизни, которые Роулинг удалось включить в «поттериану»[248]. Сальватори, прежде всего, произвела разбор дневника Тома Реддла и сюжета «Тайной комнаты», поставив вопрос документальной достоверности. Так, в судебной истории Сириуса Блэка она подчеркнула расплывчатость и абсолютную ненадежность свидетельских показаний (очень деликатный вопрос, который критически рассматривается также самыми современными направлениями криминологии)[249].
Касательно общественного устройства магического сообщества преподавательница также подчеркнула, что оно похоже на профессиональные сообщества в нашем мире: доминирующая раса (маги) с приукрашенной версией фактов, подслащенной по сравнению с той, которую могли бы рассказать меньшинства (не забудем свирепо-диссидентский настрой гоблинов), тогда как идея экуменизма и гармонии, которую защищает доминирующий класс, далека от реализации (не забудем рабство эльфов и отвращение многих магов по отношению к маглам). Сальватори отмечает социальную тенденцию, выраженную в Фонтане Магического Братства возле Министерства магии с чудовищно-антимагловской расистской скульптурой, установленной Волан-де-Мортом в период его второго прихода к власти.
Преподавательница также отмечает проблему в области современных средств массовой информации, когда возникает разительный контраст между газетными заголовками и объективностью содержания газетных статей. Например, статьи циничной журналистки Риты Скитер печатаются в крупнейшей волшебной газете Хогвартса «Ежедневный пророк», а абсолютно правдивое интервью Гарри опубликовано в хвастливой газете «Придира».
Наконец, Сальватори подчеркивает идею параллели между тиранами Грин-де-Вальдом и Волан-де-Мортом и периодом, когда Европа была охвачена нацизмом, и обращает внимание, как кропотливо Дамблдор восстанавливает историческую правду, анализируя события и воспоминания, хранящиеся в Омуте памяти.