— Хорошо, — ответил Стивен. — А вы уверены, что это Эбола?
— Результаты из Портона еще не приходили, но по всем признакам это должна быть одна из геморрагических лихорадок.
— Но это может быть не обязательно Эбола, например лихорадка Ласса или Марбург? Впрочем, разницы особой нет — с геморрагическими лихорадками почти невозможно справиться.
Помолчав, Макмиллан сказал:
— Насколько я знаю, сегодня вечером в Министерстве иностранных дел состоится совещание по этому поводу. Возможно, у них будут какие-то новости, поэтому считаю, что вам стоит посетить это мероприятие. — Дождавшись ответного кивка Данбара, он закончил: — Миссис Робертс сообщит вам детали.
Вторую половину дня Стивен провел, обзванивая друзей и коллег, чтобы узнать, какие благотворительные и медицинские организации сейчас действуют в Нданге. Их оказалось три, включая крупную французскую организацию «Врачи без границ». Знакомая Стивена работала координатором в их парижском офисе. Он позвонил ей не откладывая.
— Симона? Это Стивен Данбар, из Лондона.
— Стивен! Как здорово, сто лет не виделись. Как ты?
После обмена любезностями Стивен поинтересовался, может ли быть в Нданге очаг геморрагической лихорадки.
— Нет, не думаю, — ответила Симона. — Погоди минутку…
Ожидая ее ответа, Стивен смотрел в окно своей квартиры. Было солнечно, но с запада надвигались черные тучи.
— Нет, — раздался наконец в трубке более уверенный голос девушки. — В настоящий момент нет никаких сообщений о геморрагических лихорадках в Нданге и прилежащих странах.
Стивен улыбнулся, услышав слово «геморрагический», произнесенное с французским акцентом.
— Спасибо, Симона, — сказал он. — Я очень тебе признателен.
— Так когда мы увидимся в Париже?
— Скоро, я думаю. Пообедаем вместе.
Глава 3
Прибыв в Министерство иностранных дел за десять минут до начала встречи, Стивен обнаружил, что в зале собралось уже более полусотни человек. Некоторых он знал, других видел впервые. Один из знакомых был Фред Каммингс, консультант-микробиолог, прикрепленный к управлению по делам здравоохранения в Лондоне. Фред выделялся из толпы благодаря ярко-рыжей шевелюре и пристрастию к спортивным пиджакам кричащей расцветки.
— Много народу, — поздоровавшись, сказал Стивен.
— Люди из Портона хотят выступить сразу перед всеми, кто имеет отношение к этому делу, вместо того чтобы созывать ряд встреч с главами отделений здравоохранения и местными властями, — сказал Каммингс.
— Значит, им удалось определить, что это за вирус?
— Будем надеяться, — хмыкнул Каммингс. — Уж больно долго они с ним возятся. Ставлю пятерку, что это Эбола.
— Лихорадка Эбола на Олд-Кент-роуд — это серьезно, — сказал Стивен, проигнорировав пари.
— Кому ты рассказываешь, — улыбнулся Каммингс. — У меня маковой росинки во рту не было с тех пор, как приземлился этот чертов самолет.
Мужчина сановного вида — чиновник Министерства иностранных дел, решил Стивен — призвал к порядку, и гул голосов стих. На возвышение поднялись четыре человека и представились командой ученых из Портон-Даун. Их глава, доктор Клайв Фелпс, высокий угловатый мужчина с копной седых волос и всклокоченной бородой, занял место чиновника министерства перед микрофоном и дважды постучал по нему, прежде чем заговорить. Стивен лениво размышлял, как ему удается прятать свою бороду под хирургической маской.
— Добрый вечер, — начал Фелпс. — Я понимаю, что все присутствующие — не считая сотрудников Министерства иностранных дел, у которых имеются личные причины интересоваться информацией, — являются работниками здравоохранения, поэтому я не буду ходить вокруг да около. Это филовирус.
— Ну-ну, удивил, — пробормотал Каммингс. — «Дэйли Мэйл» твердит нам об этом уже несколько недель.
— Но, в противовес сообщениям в прессе и слухам, это не Эбола, — продолжал Фелпс.
— Значит, Марбург, — прошептал Каммингс. — Этих филовирусов всего два вида.
— И это не Марбургская лихорадка.
— Черт побери! — выдохнул Каммингс. — Как же тогда его можно назвать филовирусом? — спросил он громко, стараясь перекрыть гул голосов, вновь заполнивших помещение.
— По данным электронной микроскопии, вирус принадлежит к классу филовирусов, поскольку образует ветвящиеся нити длиной до четырнадцати тысяч нанометров. Другими словами, он выглядит как филовирус и вызывает геморрагическую лихорадку, подобную — если не сказать, идентичную — лихорадке Эбола. У больных появляется высокая температура, спазмы в желудке и рвота, а также профузные кровотечения практически отовсюду.
— Тогда почему вы говорите, что это не Эбола?
— Все четыре подтипа вируса Эбола, которые мы знаем и которые были описаны ранее, имеют диаметр, равный восьмидесяти нанометрам. Диаметр нового вируса составляет сто двадцать нанометров.
— Это может быть новый подтип, — предположил Каммингс.
— Такое возможно, — признал Фелпс, пожав плечами, — но мы так не считаем. Мы исследовали нуклеиновую кислоту этого вируса — именно это заняло так много времени — и обнаружили существенные отличия. Вот почему мы заявляем, что это новый вирус.
— Только этого нам не хватало, — прошептал Каммингс на ухо Стивену. — Очередной чертов африканский вирус!
— Есть какие-нибудь предположения по поводу источника? — спросили из зала.
— Никаких, — ответил Фелпс. — Но, если говорить начистоту, мы до сих пор не имеем представления по поводу источника лихорадки Эбола, а эту болезнь мы изучаем уже более тридцати лет. Природный резервуар этого заболевания и по сей день является такой же загадкой, как и во времена, когда эта болезнь была открыта.
— Будет ли справедливым сказать, что этот новый вирус не такой активный, как вирус Эбола, учитывая то, что его удалось так быстро остановить? Я помню, как люди умирали словно бабочки во время вспышек лихорадки Эбола в Заире несколько лет назад.
— Нет, это совершенно ошибочное впечатление, — ответил Фелпс. — И я хочу особо подчеркнуть это. Инцидент в Хитроу был остановлен с видимой легкостью благодаря профессионализму всех участников. Во время вспышки в Африке, которую вы имеете в виду, все было гораздо хуже, чем на самом деле могло быть, вследствие низкого уровня медицины в местных больницах и недостаточной информированности персонала о путях распространения заболевания. Использование одного шприца для нескольких пациентов было обычной практикой в то время и до сих пор остается во многих больницах Африки. Вы может сами домыслить, что происходит, когда в такой среде появляется больной лихорадкой Эбола, — болезнь распространяется быстрее, чем плохие новости. Другим фактором распространения вспышки в Заире являлся медсестринский уход. В африканских больницах базовый уход за больным ложится на плечи членов семьи. От них, разумеется, не следует ожидать соблюдения правил антисептики, поэтому они контактируют с зараженными выделениями больного и сами заболевают. Вот почему вспышки в Африке заставляли предположить, что вирус переносится по воздуху и распространяется как пожар.
— Можем ли мы быть полностью уверены, что инцидент в Хитроу не станет началом большой эпидемии? — спросил женский голос.
— Абсолютно. Хэмфри Барклай был источником эпидемии, если вам угодно так ее называть. Остальные заразились путем контакта с выделениями его организма. Барклай и остальные погибшие были кремированы, так что мы полностью уверены, что вирус умер вместе с ними.
— А как насчет остальных пассажиров? — спросил мужчина, представившийся профессором вирусологии из Лондонской школы гигиены и тропической медицины.
— Что вас интересует?
— Нет ли вероятности, что они могут быть носителями?
— Нет. Инкубационный период заболевания длится от четырех до десяти дней. Это время уже прошло, и все до сих пор здоровы.
— От четырех до десяти дней — это для лихорадки Эбола, — возразил профессор.
— Справедливое замечание, — согласился Фелпс. — Конечно, существует вероятность, что новый вирус может иметь более длительный инкубационный период, чем вирус Эбола, но это маловероятно, если судить по малому промежутку времени, через который заболели стюардесса и остальные контактировавшие с Барклаем.
— Но у них был прямой контакт с Барклаем, — не унимался профессор, явно не желая закрывать тему.
— На что вы намекаете, профессор? — спросил Фелпс с легким раздражением в голосе.
— Просто на то, что некоторые другие пассажиры могли получить меньшую начальную дозу вируса, и следовательно, могут заболеть позже.
— Что вы имеете в виду?
— При кашле или насморке Барклай мог выделять крохотные капли жидкости, которые, в сущности, могут расцениваться как выделения организма.
— Я понимаю, о чем говорите, профессор, и мы обсуждали этот аспект, но выжившая стюардесса сообщила нам, что у Барклая не наблюдалось признаков кашля или насморка во время нахождения на борту самолета, хотя у него была однократная рвота.
Ответное скептическое молчание профессора было красноречивее слов.
У Фелпса заметно задергался левый глаз.
— Словом, на настоящий момент все остальные пассажиры совершенно здоровы, — подытожил он, надеясь положить конец этому неприятному диалогу.
— Буду ли я прав, если предположу, что новый вирус имеет стопроцентный уровень смертности? — спросил глава медицинской службы Хитроу. — Выживших не было, так ведь?
— Вы правы, — сказал Фелпс, — но, к счастью, у нас было крайне небольшое количество пациентов, и в статистическом отношении нельзя говорить определенно. Однако, к сожалению, действительно, — все заболевшие скончались.
— Значит, в этом отношении новая болезнь даже серьезней, чем Эбола?
— Да, если основываться на этих пяти случаях, — кивнул Фелпс. — Сам вирус Эбола имеет уровень смертности от семидесяти до восьмидесяти пяти процентов. Было бы довольно странно обнаружить вирус с более высоким уровнем смертности. Будем надеяться, что мы видели последний случай этого вирусного заболевания, и у нас не будет возможности сравнить их.