[89] и сам договорился с переводчиком Гверецки, который теперь вот уже пятую неделю занимается с Франческо русским языком». «А то приедешь ты к своей Нине, или она к тебе, и что делать станешь? Мычать, словно корова? Нет, легионер, так не пойдет: ты должен поддерживать марку краснорубашечников. Так что учись!» Это, конечно, Альцо правильно говорит. Жалко только, что он все никак не хочет послать Франческо на настоящее дело: взять «языка» или там захватить вражеский пулемет… А что? Вон, у соседей из «Россо Чентауро» трое берсальеров сползали ночью к этим тупым кроатам и украли у них пулемет. И, между прочим, им за это – медали. А тут лежишь, только живот зря пролеживаешь! Почему старейшина не хочет, чтобы и у него появились подчиненные-герои? Чего он боится? Вот Франческо ничего не боится. Почти. Ну, только если деда, который пребольно лупил толстым прутом по плечам и спине за любую провинность. И еще – выглядеть трусом. И… если он не понравится Нине. Она-то ему очень нравится. Вся такая крепкая, глаза большие, сиськи тоже, коса чуть не до пояса… Эх, вот бы с ней, да… И да! Он послал Нине письмо и тоже вложил свои фотографии: на параде, у знамени и в окопах (это в учебном лагере). И она ему ответила! Даже пригласила после войны в свой родной город Costroma. И он написал ей, что обязательно приедет!..
Вот разобьем врагов, и он поедет в СССР. Он уже начал откладывать деньги на билет. Целых восемь лир двадцать пять чентезимо[90] накопил! Вот он приедет в СССР, найдет Нину, посмотрит ей в глаза и скажет ей: «О, Боже! Как я тебя люблю, дорогая!» Эту фразу он уже наизусть выучил: «O, blia! Ja vas davai lubit’ devocckai!» Гверецки, правда, говорит, что произношение еще хромает, но это ведь не страшно: он выучит и будет произносить эти слова как настоящий русский. Вот только старикашка Альцо никак не хочет понять, что для такой встречи просто необходимо иметь медаль. А как ее получить, если тебя только в секрет и пускают? Вот тот-то и оно…
Санти вздохнул, устроился поудобнее и снова поднес к глазам бинокль. Ничего. Н-И-Ч-Е-Г-О! Вот ведь сволочные югославы. Чего они ждут, проклятые трусы, свиньи! Только и могут, что обстреливать героических воинов Народной Италии из пушек.
Франческо огорченно цыкнул зубом: с артиллерией у «Молодых коммунистов» было не очень. 65-мм горные пушки и 75-мм горные пушки-гаубицы – вот, собственно, и все, что есть на вооружении краснорубашечников. Ну, правда, есть еще легкие минометы и «слонята»,[91] но вот у пехоты, например, имеются гаубицы 100 мм и 149 мм. Этого, конечно, тоже маловато, но все же. Зато САМ Муссолини распорядился выделить «Джовани коммунисти» мощнейшие 203-мм гаубицы Mortaio da 203/8 на громадных лафетах, одним своим видом повергающие в трепет. Еще бы! Грандиозные лафеты на четырех колесах – мощных, со стальными плицами, а сам лафет – выше человеческого роста! Конечно, они несколько громоздки, и маневрировать их огнем сложновато, но зато какие столбы земли и камня вставали там, куда грохались их грандиозные снаряды! Наверное, трусливые сербы и кроаты каждый раз, как начинали говорить эти «малышки», наваливали полные штаны! Эх, Мадонна, вот если бы таких орудий было не три, а тридцать – о! Они уже вышибли бы этих трусов и дошли до Белграда!
Санти еще раз вздохнул и опустил бинокль. И тут же снова вскинул его к глазам: там в руинах что-то мелькнуло. Показалось или нет? Нет, не показалось! Вон видна круглая шапочка. А вон блеснул штык! А-а-а, негодяи! Собрались атаковать?! Ну, сейчас краснорубашечники накрошат из вас поленты![92]
Франческо подтянул к себе автоматический карабин «Беретта»[93] и примерился. Сейчас он покажет всем, кто такой Франческо Санти из Пизы. Нина в Costroma, жди своего героя!..
Сеньоре Томазо Альцо еще раз задумчиво посмотрел на карту и закурил. Ситуация была не из легких. Его батальон уже вторую неделю окружен с трех сторон югославами. По данным разведки – это части пятнадцатой Зетской дивизии. Его позиции постоянно перепахивают артиллерией, а чертовы югославские пулеметчики только и ждут, чтобы отстрелить тебе задницу – если ты будешь таким кретином, что умудришься им ее показать. А контрбатарейную борьбу «Джовани коммунисти» вести просто-напросто нечем. Их горные пушечки не добивают до позиций вражеских батарей. Нет, лицензионные 47-мм противотанковые пушки, которые можно вытащить прямо в передовые траншеи, добьют, вот только снаряд у них легковат…
Окурок обжег пальцы, и Альцо, прошипев ругательство, затушил его об каблук ботинка. Ага, а самое главное – это какая-то долбаная сволочь присоветовала дуче отправить сюда эти монструозные восьмидюймовки! Наверняка это все из-за той статьи в «Avanti»,[94] о которой рассказывал комиссар. Якобы где-то на Северо-Восточном фронте русская батарея гаубиц такого же калибра разнесла в пыль чуть не целую дивизию поляков, чтобы им красный перец в задницу засунули! Может, в России эти монстры весят в сто раз меньше, может, у русских тракторов в сто раз больше, а может, они вообще в расчет только великанов берут! Только вот с итальянскими гаубицами возни больше, чем от них проку: попробуй-ка перетащить эти чудища высотой с хороший дом и длиной с грузовой вагон! Для них только позицию оборудовать больше суток, без подъемного крана не обойтись, а уж стреляют они – мама миа! Если пальнет один раз за пять минут – хвалу Мадонне возноси. На кой черт их сюда пригнали?
Только это – не самое плохое, основная беда – это личный состав. Вот что с этими восторженными сопляками делать? Альцо закурил новую сигарету и снова тяжело вздохнул. Он-то уже успел понюхать пороху: сперва два года гонялся в Киренаике за ливийскими бандитами, а потом и в Абиссинии отметился. И в Албанию даже успел. И он теперь точно знает: если будешь сильно лезть вперед, мечтать об орденах и медалях – получишь личный гроб! Максимум! Потому как могут и не найти твое бренное тело – на куски разорвет. Только кто донесет эту простую истину до малолеток, отданных ему в подчинение? Вон этот юный пизанец Санти только и ищет случая, как бы побыстрее голову сложить. И похож этот Санти на младшего братишку, который вот так же геройствовал в Ливии. Он потом видел обезображенное тело – Луиджи не посчастливилось попасть в лапы ливийских бандитов живым… Томазо зябко передернул плечами: вспомнился жуткий в запекшейся крови обрубок – без кистей рук, ступней ног, ушей, глаз и кастрированный. Но не рассказывать же это соплякам из «Молодых коммунистов» – не поймут. Или не поверят…
На столе зазуммерил полевой телефон, и Альцо резко схватил трубку. В динамике захрипело, а потом взволнованный голос центуриона Чекки проорал:
– Мой сеньоре, югославы пошли в атаку со стороны наблюдательного поста четыре! Взвод вступил в бой!..
Ночная вылазка разведывательной группы 15-й дивизии превратилась в яростное боестолкновение, к которому постепенно подключались все новые и новые части и подразделения. Легионер Франческо Санти успел застрелить одного и ранить другого бойца, прежде чем остальные пятеро прижали его к земле дружным винтовочным огнем. Вот только им это не помогло: Санти исхитрился ранить еще одного югославского разведчика до того, как ранили его самого. Через десять минут перестрелки, когда ревущий от боли и обиды легионер отчаянно расстреливал последний магазин, сочиняя в уме прощальное письмо прекрасной Нине из далекой России, к нему подошло подкрепление – два десятка легионеров при двух ручных пулеметах. Югославским разведчикам пришлось туго – они потеряли еще двоих, пока подкрепление не подошло и к ним. С их стороны задергал рубчатым стволом и заплевался смертельным свинцом станковый «Гочкис». Легионеры начали было отходить, но тут их поддержали расчеты двух 45-мм минометов. Старший легионер Джулио Фарнези седьмой миной накрыл пулемет югославов, и воодушевленные «Молодые коммунисты», пополнившиеся солдатами из двух соседних рот, поднялись в атаку.
Еще в молодежных организациях фашистов итальянские ребята прошли первичную подготовку рукопашного и штыкового боя. Их преподавателями были бывшие солдаты ардити,[95] в которых служил лейтенантом сам дуче. Да и после они всерьез готовились именно к атакам в штыки. Поэтому солдаты Зетской дивизии оказались неприятно удивлены дружным натиском итальянцев, с дружным ревом «Avanti!» и «Kazzo!»[96] кинувшихся на них из развалин кварталов Зары.
Натиск «мальчиков Муссолини» оказался столь мощным, что уже буквально через десять минут первые краснорубашечники прыгали на головы югославов в первой линии окопов. Кому-то из пизанцев показалось, что он видел убитого Санти, а потому над атакующими взлетело «Отомстим за Санти!». Штыки, кинжалы, саперные лопатки заработали еще яростнее. Особенно отчаянно колол кинжалом Франческо. Он мог действовать только одной рукой – пуля пробила ему левое плечо, но желание отомстить за неизвестного однофамильца заставляло забывать о боли. А потом Санти изобрел свой собственный боевой клич – «Нина!», который охотно подхватили сперва дравшиеся рядом, а потом и все остальные итальянцы. Вот так неожиданное наступление армии генерала Мальи получило наименование «Операция „Нина“». Но никто – ни сам генерал Мальи, ни маршал Грациани, ни Муссолини – никто не имел понятия, в честь кого. Даже сама Нина Митрофановна Блешнина – девушка крупная, тихая и спокойная, бригадир комсомольской бригады леспромхоза № 5 Костромской области, не подозревала о том, что одно из самых кровопролитных сражений войны назвали именно ее именем…
К утру оказалось, что «Джовани коммунисти» прорвали фронт 15-й Зетской на четыре километра в ширину и пять в глубину, и Недич был