— Хотел бы сказать ему сам, лично, — любезно пояснил я.
Он поскреб свои тощие усы и дернул узкими плечами.
— Входи.
Он провел меня в просторный, симпатично обставленный офис. Там никого не оказалось, а мой провожатый вышел через другую дверь, оставив меня наедине с самим собой. У стены стояла кожаная кушетка, напротив двери — широкий коричневый стол, за ним — мягкий вращающийся стул. На столе красовалась треугольная пластинка с выгравированным на ней именем «Луис Н. Греческий» и несколько цветных брошюр.
Я взял одну из брошюр. Это был рекламный проспект, и с нарастающим чувством недоумения я заметил, что в нем красочно воспевались достоинства детского питания с ужасно претенциозным названием «Па Па, еда для малышей». Это «Па Па» имело несколько вариаций — протертый шпинат, зеленый горошек, маисовая каша и другая фруктовая стряпня. Бр-р… Я представил себе рекламную кампанию, вообразил дюжину здоровых мужиков, собравшихся за столом в конференц-зале и внимательно слушающих, пока один из них декламирует: «Па Па. Па? Па Ла?» Но эта вдохновляющая картинка вмиг исчезла, когда я услышал за спиной шаги и повернулся.
Это оказался грузный, с покатыми плечами верзила, полностью закрывший своей волосатой особой дверной проем. Волосы торчали из расстегнутого ворота рубашки, кустились на голове, густо покрывали руки. У него даже уши были волосатые, торчали волосы и в носу. Он был очень волосатый парень, этот Луис Н. Греческий.
Мне, наверное, следовало бы сразу догадаться, когда я увидел выгравированное на пластинке имя, — а не тот ли это самый Луи Грек?
— Какого хрена вы здесь делаете? — Он казался искренне удивленным.
Помнится, Луи обладал своеобразной манерой говорить; у него, я бы сказал, ум вроде уборной во дворе и рот как плевательница. Человек, чье ремесло — преступления и насилие, зачастую разговаривает языком, выдающим богатство его пошлого воображения, уделяя особое внимание сексуальным и выделительным функциям организма. Луи не был исключением, примерно каждое четвертое сказанное им слово было матерным.
— Я как раз собирался спросить об этом вас, Луи, — сказал я со значением.
Он повторил вопрос, тряся головой, будто погремушкой. Понятно, я тоже немного нервничал, поэтому перешел в наступление:
— Ну, мне хотелось бы взглянуть на вашу Па… ух, на вашу фабрику детского питания, Луи.
Он обронил несколько нецензурных слов, смысл которых сводился к тому, что я смогу осмотреть фабрику, когда дьявол начнет бренчать на арфе. Из этого явствовало, что он не рад меня видеть.
Последний раз я столкнулся с Луи, когда полицейский надел ему наручники перед отправкой в увлекательное турне по Сан-Франциско, Сан-Рафаэлю и Сан-Квентину, где оно и закончилось. Я лично не охотился за ним, но оказался косвенно причастным к несчастью, постигшему его.
У меня нашлись улики на одного мелкого толкача — он распространял марихуану среди учащихся средней школы и героин — среди выпускников. Подростки начинали курить траву, а потом пересаживались на иглу.
Собственно, на том мое отношение к делу заканчивалось, но отделу по борьбе с наркотиками удалось вытащить из того мелкого толкача кое-какую информацию, в том числе и о том, что он получал пакетики героина от Луи Грека. Луи загремел, что и дало ему повод обвинять меня, по крайней мере, считать частично виновным в его неудачах. Вообще-то он обвинял всех — полицию, «крутых» горожан, общество, всех без исключения, и, разумеется, меня. Я знал, что в детстве его дразнили Жирный Луи, позже он стал Луи Греком, но довольно странно, что до настоящего времени я даже не подозревал, что его полное имя Луис Н. Греческий.
— Не знал, что тебя выпустили, Луи, — сказал я. — Ты по-прежнему толкаешь наркоту?
Тьфу, черт! Эти слова как-то вырвались сами по себе, и я сразу пожалел, что не могу запихнуть их обратно. От злости лицо Луи покрылось багровыми пятнами, он стиснул зубы и растянул резиновые губы так, что на щеках омерзительно вздулись мышцы и волосы, казалось, зашевелились по всему его телу. Влип, ничего не скажешь. Когда я ляпнул «толкаешь наркоту», то почувствовал неприятный холодок и дрожь, будто кто-то выковырял мой спинной мозг и превратил его в холодный пищевой жир. И мне жгуче захотелось только одного: поскорее выбраться отсюда и умчаться прочь. Как можно дальше.
Я, со своим нахальством, пребывал сейчас не в густонаселенной столице, не в Лос-Анджелесе или Голливуде. Мы, по своему легкомыслию, — на изолированном острове. И вполне могло статься, что именно Луис Н. Греческий направил своего давнего дружка Микки М, прошлой ночью в гости к Джиму Парадизу… И Джим теперь любезно явился на остров вместе со мной.
В моей голове роились и другие неприятные мысли, но, несмотря на усиленную мыслительную суету, некий маленький трезвый участок мозга работал в нужном направлении, подсказывая, что произойдет дальше.
А дальше должно было случиться следующее: один из производителей детского питания собирался меня прикончить.
Глава 9
Теперь Луи Грек показался мне еще внушительнее; он грозно застыл в дверном проеме с красным лицом и пульсирующими венами на лбу.
Он был довольно крупным, где-то под пять футов десять дюймов ростом, и весил сто восемьдесят фунтов, с длинными, как у гориллы, руками, тонкими кистями и узловатыми пальцами. Его голос напоминал предсмертный хрип; нос сломанный, плоский, а кожа на лице — вроде старой боксерской перчатки. Я бы ничуть не удивился, узнав, что на каждой ноге у него по шесть пальцев. Вне всякого сомнения, любопытным здесь было бы на что посмотреть.
Он захрипел:
— Какого черта ты, тупой, бестолковый, тормознутый идиот…
И тут я не выдержал и врезал ему в челюсть. Удивительно, но на Луи это вроде подействовало успокаивающе.
В нем явно происходила трудная борьба, но через несколько секунд молчания он сказал:
— Так мы никуда не придем. — Он шумно фыркнул носом. — Ты всегда наносил мне неожиданные удары в те места, где их не ждешь и даже не догадываешься, что они могут болеть, Скотт. Ты такой же, как все тронутые фараоны, — готов загнать парня просто потому, что когда-то он оступился. — Он снова засопел вроде бы даже с ноткой обиды. — Я в законе сейчас. Ты же видишь, занимаюсь законным бизнесом.
— Угу… вижу. А кто определяет степень законности, Луи? Откровенно говоря, не ожидал увидеть тебя здесь. Я просто собирался встретиться с менеджером, кто бы он ни был.
— Парни — кое-кто из моих рабочих — видели лодку. Ты явился сюда один, да?
Этот вопрос угодил мне под дых, как лошадиное копыто.
— Нет, — ответил я. — Я приехал не один. Но здесь нет никого, кроме нас, моряков. — Я улыбнулся, надеясь, что он подумает, будто я имею в виду целую дивизию. — Мы приплыли на лодке, — любезно добавил я. — Знаешь, такая симпатичная лодочка с мощными двигателями, приемо-передающей установкой, средствами личной защиты и тому подобное. И приемопередающая установка, — повторил я на случай, если он в первый раз пропустил это важное обстоятельство мимо ушей.
— Да. — Луи посопел. — Ладно, о чем ты хочешь поговорить с менеджером?
— Ты слыхал о том, что в южной части острова планируют начать разработки и строительство? Он кивнул.
— Меня интересуют эти разработки, — продолжал я, — и я приехал, чтобы взглянуть на участок для строительства. Поскольку я очутился тут, то подумал: стоит зайти и убедиться, что со стороны руководства «Хэнди-фуд» на сей счет не имеется никаких возражений, то бишь со стороны твоих людей.
— Возражения есть.
— Ты против? Почему?
— Не я, это не мой завод. Я просто управляю здесь. Хозяин фабрики — Лоример.
— Гораций Лоример? — удивился я. — Ведь это он пытался выкупить остров?
— Чего не знаю, того не знаю. Лучше бы спросить его самого, но сегодня он отсутствует. Лоример — владелец завода, а я только слежу за ребятами, за рабочими, чтобы все было в порядке.
— Так какие имеются возражения? Луи почесал густую мочалку на горле.
— Прежде всего, он не хочет, чтобы здесь появилась толпа рабочих, техника, а потом — туристы с детьми, кошками и собаками, не говоря уже о том, что все они начнут сновать туда-сюда и конечно же топтать его овощи. Насколько я знаю, он думает расширяться, и ему потребуется еще земля — хорошая земля — для выращивания шпината, бобовых и другого сырья для консервирования.
Я махнул рукой в сторону уже зеленеющего поля — приметил его по дороге сюда.
— Мне кажется, тут уйма свободной земли, — сказал я. — На этой стороне острова. У него есть договор об аренде, не так ли?
— Разумеется. Но самая лучшая земля находится на той половине острова. Во всяком случае, лучшая для его целей. Он выращивает шпинат, томаты, и все на органике. Ты-то хоть знаешь, что такое органика?
— Растениеводство без химии?
— Это только одна сторона медали. Никаких химических удобрений — правильно, использование только натуральных подкормок — перегнивших листьев, древесины и прочего. Как бытует из века в век в природе. Главное — не опрыскивать растения ядохимикатами, вроде ДДТ, хлоридов и других отравляющих и токсичных веществ, тебе понятно?
Неужели это рассуждал Жирный Луи? Я не мог поверить своим ушам: по-видимому, он понимал, о чем говорил! Прямо-таки спец-огурец в агрономии.
А бандит продолжал объяснять мне агроминимум:
— Поступая таким образом, получаешь здоровые овощи и фрукты. На вид они и лучше, и вкуснее, кроме того, в них содержится больше витаминов. Их не съедают вредители — бич фермеров, поэтому почти или совсем не нужно пользоваться распылителями; таким образом продукты питания, предназначенные для малышей, защищены от попадания на них вредных ядовитых веществ.
Я все еще не мог прийти в себя, пытаясь переварить неперевариваемое. В итоге я спросил с искренним интересом:
— Луи, что на тебя нашло? Ты ли это? Когда я видел тебя в последний раз…
— Когда это было, Скотт! Много воды утекло с тех пор, я начал новую жизнь. Я же говорил тебе, что теперь уважаю закон. Почему вы, ищейки, никогда не пытаетесь понять и найти оправдание бывшему жулику?