Артынов только вздохнул и провел руками по лицу, словно снимая незримую пелену.
– Ты был и остался придурком, Рафик. Ты мне завидуешь, этим все сказано. Смотри, как бы ты в самом деле не сбрендил. У тебя явные признаки помешательства. Я их вижу. Верни мне «Джоконду», и мы квиты, обещаю. Что с тебя возьмешь?
– Я хотел бы уничтожить ее, Сема. Но у меня, видать, руки коротки. Кто-то оказался ловчее. Кому-то ты сильнее досадил.
Артынов обошел сидящего на полу художника, опустился на корточки и пристально вперился в него.
– Значит, это не ты?
– Не я! Не я! Чем хочешь поклянусь!
– Чем же ты поклянешься, клоун? – криво усмехнулся Артынов. – В Бога ты не веруешь. Черта боишься. Никого не любишь. Нет у тебя ничего святого.
– Твоя правда. Была у меня Алина. Я ее обожал, а она бегала к тебе на сеансы. Ты ее убил, Сема. А она, чувствую, все равно твоя. Даже в смерти.
– Ты бредишь, – разозлился Артынов. – У тебя мозги не в порядке.
– По крайней мере, я…
Он чуть не сболтнул про черного петуха, но вовремя прикусил язык. Артынова этим не проймешь, а себя он выдаст с головой. Где он мог видеть мертвую птицу, если не заходил в соседнюю мастерскую?
– Что ты? Ну, что ты?
– Я… не стал бы взламывать общую дверь, – нашелся Рафик. – У меня ключи есть.
– Ты хитрая бестия, – не поверил Артынов. – Нарочно так сделал, чтобы отвести от себя подозрения. Дать бы тебе между глаз, чтобы в другой раз неповадно было!..
Он замахнулся, и Рафик испуганно закрылся руками. Но удара не последовало.
– Ладно, живи пока, тварь, – грозно проворчал художник. – Не пойман, не вор.
Он смерил клоуна презрительным взглядом, развернулся на каблуках и вышел вон. Рафик не сразу отдышался, распрямился и поднялся с грязного пола. У него сто лет никто не убирал. Самому лень, а больше некому. Творческий беспорядок – это, конечно, удобно, но до известных пределов.
Он отряхнулся, сложил кисти и краски, горестно вздохнул, приоткрыл дверь в «холл» и прислушался. В мастерской Артынова гремел голос хозяина, который с кем-то разговаривал: клял на чем свет стоит неизвестного грабителя, похитившего «Джоконду».
– Надеюсь, он говорит по телефону, – боязливо прошептал Рафик и поежился. – А не сам с собой. Или, боже упаси, не со своим покровителем…
Глава 27
Из поселка Ягодки в Москву Глория и Лавров ехали два часа. Начальник охраны вел машину, пассажирка пыталась уснуть. Напрасно.
– Уже поздно, – обернулся он к ней. – Переночуешь у меня?
– Спасибо, нет.
– Везти тебя на Шаболовку? В твою квартиру?
– Куда же еще?
Лавров не спросил, сможет ли он остаться у нее. Даже если она позволит, то исключительно как охраннику.
«Туарег» петлял по ночным улицам. Такими же темными были мысли водителя. Ложникову он не любит, а Глория теперь его не простит. Он с самого начала знал это и все равно повелся, клюнул на жажду секса в глазах чужой жены.
– Подняться к тебе? – все же предложил он, когда провожал Глорию до парадного.
– Есть повод?
– Надо поговорить.
– Что ж ты в дороге не говорил?
– Не люблю отвлекаться за рулем. Пример Алины меня не вдохновляет.
– Это другое. Алине стало дурно от препарата, который добавили ей в кофе.
– Ну да, – рассеянно кивнул Лавров. – Почему ты не сказала Кольцову правду про смерть его жены?
– Чтобы дров не наломал. По-моему, он и так не в себе.
Лавров подумал о Светлане. Хоккеист может решиться на самосуд и навлечет беду на свою голову.
– Что ты скажешь о «Венере»?
– Потрясающая вещь, – искренне восхитилась Глория. – Артынов – гений. Она поведала мне все.
– Кто? Венера?
– Ольга Слободянская. Ее толкнули в спину, она вывалилась из окна и разбилась.
Тук-тук-тук… стучали каблучки Глории по гулкому парадному. Им вторили мягкие мужские шаги.
Консьержка, зевая, смотрела вслед жиличке, которая повела к себе любовника. С кем еще в эту пору можно проводить время? Для гостя поздновато. А молодых родственников у госпожи Голицыной нет. Только родители.
Уже в квартире Лавров уточнил, каким образом здоровая сильная барышня позволила выбросить себя из окна.
– Она сама открыла настежь створку и перегнулась вниз.
– Зачем?
– Вероятно, разглядывала что-то под окном. Убийца сделал вид, будто нечаянно уронил какой-то предмет, принадлежащий хозяйке квартиры.
– Что это было? Украшение? Кошелек?
– Ты можешь составить мне конкуренцию, – улыбнулась Глория, включая чайник.
– Чтобы барышня свесилась из окна, внизу должно быть что-то весьма ценное. К примеру, сумочка, кошелек или золотое украшение. И человек, который находится рядом, должен быть Ольге знаком. Она его не опасалась, не ожидала от него подвоха. Тем более толчка в спину. Все сходится. Слободянская знала Светлану Артынову. Я выяснил.
– Холодильник пустой, никакой еды в квартире нет, – невпопад заявила Глория. – Но чаю выпить не помешает.
В шкафчике, которым давно никто не пользовался, нашлась коробка с чаем в пакетиках. Лавров сполоснул чашки и бросил в каждую по пакетику.
– Декораторша – дама ушлая, скользкая, как угорь. Не ухватишь, – вздохнул он. – Как ее остановить?
– Взять с поличным, разумеется.
– Легко сказать! Я фактически был свидетелем преступления, которое она совершила и осталась безнаказанной. Каким образом ее уличить?
– Думай, Рома. Голова у тебя светлая.
– Ага! Особенно после удара по затылку. Наступило просветление.
– Поскольку «Джоконда» похищена, Артынов срочно будет искать натурщицу. Возьми это под контроль. Не мне тебя учить. Когда работа будет завершена, просто не спускай с барышни глаз.
– Я уже с Алины не спускал. И чем кончилось?
– Сделай выводы и не повторяй ошибки.
Глория сохраняла невозмутимость, но в ее ресницах прятались смешинки.
– Ладно, – смущенно кивнул начальник охраны. – Ты права. У меня есть на примете одна женщина.
– Она без ума от тебя, неотразимый ты наш, – улыбнулась хозяйка. – И готова на все. Я угадала?
– Перестань.
Закипел чайник. Скрывая неловкость, Роман налил в чашки кипятка, который быстро окрасился в зеленоватый цвет.
За чаем хозяйка и гость обменивались колкими, раздраженными репликами. Оба были недовольны собой. Глория не могла смириться с тем, что Лавров изменил ей. Он же испытывал чувство вины и стыда. Эми дарила ему сиюминутное наслаждение, ради которого он пожертвовал отношениями с Глорией. Выходит, плоть победила душу. С другой стороны – с Глорией его связывали скорее деловые отношения, чем интимные. То, что происходило между ними, нельзя было назвать ни дружбой, ни любовью. Иногда Лаврову приходила в голову чудовищная мысль, что у Глории есть другой мужчина: покойный карлик Агафон, в доме которого она проживает. Казалось, незримый уродец тенью скользит за ней, а она и рада.
«Я ее сотрудник, подчиненный, – думал Роман, глотая безвкусный чай. – Она мой босс. И все! Надо успокоиться».
– Что ты напоследок шепнула Кольцову на ухо? – спросил он. – Мужика конкретно перекосило.
– Он усомнился в моих словах. Вот я ему и сообщила пикантную подробность.
– Какую?
– Насчет похищенной у Артынова «Джоконды».
– Тебе известно, кто ее украл?
– Известно.
– И кто же это?
– Михаил Кольцов.
Начальник охраны отодвинул от себя чашку и во все глаза уставился на Глорию.
– Да ладно…
– Кольцов внезапно потерял жену, – терпеливо объясняла она. – Он испытывает тяжелейший стресс и не контролирует себя. Узнав адрес мастерской, он отправился туда в надежде увидеть портрет Алины и забрать его. Спортсмен взламывает замок и проникает в помещение. Джоконда с лицом покойной жены поразила его в самое сердце. В оправдание Михаила могу сказать, что он действовал безотчетно, под влиянием импульса.
Лавров скептически хмыкнул.
– Находился в состоянии аффекта и не ведал, что творит? Так я и поверил.
– Сомневаться – твое право.
– Значит, это он чуть не разбил мне голову?
– А что ему оставалось делать? – пожала плечами Глория. – Фактически ты застал его на месте преступления. Скажи спасибо, что он тебя не убил.
– Премного благодарен!
Лавров вспомнил подозрительное волнение спортсмена при встрече у салона ритуальных услуг. Тот испугался, что «журналист» узнает в нем своего обидчика. Хотя это в принципе было невозможно. Роман не успел ничего рассмотреть в тот момент, ведь сразу после удара он упал ничком.
Убедившись, что «журналист» не знает, кто на него напал, Михаил успокоился.
– Покупка «Венеры» обошлась ему в кругленькую сумму, – между тем продолжала Глория. – Приобрести законным путем еще и «Джоконду» для него было накладно. Человек не справился с искушением завладеть полотном.
– Типа денег больше нет, а картину хочется.
– Не забывай, что на портрете – его погибшая жена.
– И где он прячет краденую «Джоконду»?
– В загородном доме. Когда мы были там, я ощущала ее присутствие. Думаю, Кольцов спрятал портрет где-то на первом этаже среди коробок с остатками стройматериалов. Если понадобится, скажу точнее.
– Не понадобится, – дернул подбородком Лавров. – В конце концов, это не наше дело. Никто не поручал нам раскрывать кражу.
– Согласна.
– Послушай… что такого в этой «Джоконде»? Я имею в виду картину Леонардо да Винчи. Почему она так ценится? Почему ей поклоняются? Копируют? Почему она не сходит с обложек журналов? Ей-богу, мне не понятно! Я спрашивал Рафика как художника. Тот нагородил всякой чепухи. Мол, Леонардо был гением, магистром тайного ордена и чуть ли не сверхчеловеком. В портрете Моны Лизы он, якобы, зашифровал то ли некую тайну, то ли послание к потомкам, которое еще предстоит разгадать. И прочее в том же духе. В общем, полная абракадабра. Будто бы сам Фрейд описывал двоякую улыбку Джоконды как обещание блаженства и зловещую угрозу.