доской, покрытой грунтом и красками. Она стала вместилищем загадочного и нетленного образа, стала зеркалом, в котором мы можем лицезреть самих себя – иных. За спиной Джоконды – космическая пустыня, на ее устах – печать вечности.
– Я – дверь, которую ты можешь открыть, – как бы говорила она. – Я – точка на стыке миров…
У Глории потемнело в глазах, пол покачнулся и ушел из-под ног.
– Куда же ты? – потирал руки Паяц. – Не торопись. Взвесь все хорошенько. Обратной дороги не будет.
– Дверь должна открываться в обе стороны, – прошептала Глория, теряя опору и устремляясь на балкон, где только что сидела Мона Лиза.
Теперь дама исчезла. Перед Глорией раскинулись каменные утесы, холодные и голые, без признаков жизни. Мертвым зеркалом мерцала неподвижная вода посреди скал. Глория ничего не ощущала, кроме ветра, который нес ее над этим унылым безмолвием…
Москва
– Ты что, отпустил его? – негодовал Рафик. – Он убил Артынова, а мы его отпустили?
Это невольно оброненное «мы» порадовало Лаврова. Значит, товарищ готов разделить с ним ответственность. Он не один на один с коварным убийцей. Интересно, что сказала бы Глория, знай она о трупе в мастерской? Предвидела она такой исход, или для нее смерть художника окажется полной неожиданностью?
– Вряд ли, – дернул он подбородком, на котором успела отрасти щетина.
Скоро утро, а он еще глаз не сомкнул. Придется мчаться в офис немытым и небритым. Хорошо, если перекусить успеет. Ох, и достанется ему от Колбина за непрезентабельный внешний вид.
Рафик старательно намазывал ломоть хлеба маслом. Его удивлял проснувшийся у Лаврова аппетит. Лично ему, Рафику, кусок в горло не лез после увиденного. А Ромка потребовал чаю с бутербродами. У него с детства крепкие нервы.
– Павел, скорее всего, не убивал Артынова, – заявил бывший опер, опуская в чашку с кипятком пакетик чая. – Он сказал нам правду.
– Какую правду? Что собирался отомстить за смерть сестры, но кто-то его опередил? Ты думал, он сразу сознается? Кому охота за решетку?
– Никому. Только Артынов был мертв уже по меньшей мере пару часов, когда я пристегнул Павла к лестничным перилам. Тело начало остывать, кровь свернулась. Если допустить, что убийца – Павел Майданов, то он сделал это гораздо раньше и потом зачем-то вернулся в мастерскую.
– Разве убийцу не тянет на место преступления?
– Книжек начитался? – усмехнулся Лавров, жуя хлеб с маслом.
Рафика затошнило, и он отвернулся. Запах крови еще стоял у него в носу, а ужасная рана на шее трупа всплыла перед глазами.
– Я услышал сначала шаги, потом крик, – выдавил он. – Кто кричал? Не труп же?
– Сам Павел и вскрикнул при виде мертвого тела. Приподнял драпировку, испугался. Зрелище не из приятных. Кстати, это говорит в его пользу, – заметил Лавров. – Если бы Артынова убил он, а потом вернулся, как ты говоришь, то с какой стати ему кричать?
Рафика доводы товарища не убедили.
– Зачем двоюродный брат Алины вырядился Клоуном?
– Чтобы его не узнали.
– Но почему именно Клоуном? Не тот ли это Паяц…
– …который вручил Артынову пузырек с волшебными каплями? – подхватил сыщик. – Я тоже об этом подумал. Не похож Павел на человека, способного плести сложную интригу. У него все просто. Он решил отомстить художнику, которому сестра позировала. Якобы тот своей черной магией свел Алину в могилу. Чем не повод для расправы? Парень взял подходящий по размеру костюм из мамашиного сундука, кинул в сумку, прикатил в Москву, добрался по адресу, переоделся в соседнем подъезде и стал наблюдать за обстановкой, выжидать. Надеялся, что Артынов выйдет, тут он ему и покажет, где раки зимуют. А того все нет и нет. Павел не выдержал, явился в мастерскую… а клиент уже готов. На мой взгляд, его объяснения звучали правдоподобно.
– Я ему не верю! – возразил Рафик. – Мститель нашелся! Если бы муж Алины Артынова зарезал, я бы не удивился. А брат, да еще двоюродный?
– Ты, старик, сам себе противоречишь. То Павел убил, то повода для мести у него не было.
– Был, но несерьезный. Алина ведь ему не жена, не любовница.
– Так он и твердил, что хотел только наказать Артынова, проучить его, а не убивать. Набил бы морду, и делу конец. Сначала руки чесались прикончить мерзавца, потом остыл. Еще в электричке, пока ехал в город, пар выпустил. Он даже орудие наказания по дороге выбросил: кусок арматуры, который захватил с собой. Чтобы не сорваться и не перегнуть палку. Как будто ты сам не слышал?!
Лавров привел Павла в мастерскую Рафика и тут допросил, дабы не шуметь на лестнице и не будоражить спящих жильцов. Во избежание лишних глаз и ушей он решил побеседовать с Клоуном в мансарде.
– Слышать-то я слышал… да ничего толком не понял, – признался Рафик. – Почему мы полицию не вызвали? Почему тянем? Пусть они приезжают и разбираются.
– Куда спешить? Артынову уже не поможешь. Надо самим докопаться до истины, чтобы невинные не пострадали. Полицию вызвать и утром не поздно. Скажешь, что пришел в мансарду работать, увидел свет в мастерской коллеги, зашел поздороваться… а там труп.
– Это же вранье, – опешил художник. – Ложные показания.
Сыщик закатил глаза, призывая все свое терпение.
– Артынова мог убить кто угодно, пока ты спал, – заявил он. – Но это требуется доказать. Ты уверен, что следователь не пойдет по кратчайшему пути? Арестует тебя, к примеру, как главного подозреваемого?
– Меня?
– Ты находился рядом, имел мотив для убийства, и главное, у тебя нет алиби. Кто может подтвердить, что ты не выходил из своей мастерской?
– Н-никто…
– Видишь? Я в первую очередь о тебе забочусь, – объяснил Лавров, уписывая второй кусок хлеба с маслом.
– А Павел как же? – испуганно пробормотал Рафик. – Зря ты его отпустил.
– Криминалисты определят время наступления смерти Артынова, и все претензии к Павлу отпадут. А вот тебе не поздоровится, старик.
– Ты же меня в беде не бросишь? Это ты попросил меня следить за Артыновым.
– Попросил, не отрицаю. Однако я не смогу подтвердить твое алиби, старик. К тому же ты уснул и проморгал убийцу.
Рафик, глядя на товарища, сделал и себе чаю. Ему требовалось успокоиться. Они сидели в мастерской и обсуждали происшедшее, а за двумя дверями, на расстоянии каких-то десяти метров лежало мертвое тело, накрытое драпировкой. От этой мысли у художника свело горло, и он поперхнулся.
– В сущности, ты мог убить Артынова, – огорошил его сыщик. – Разве нет?
– Я? Ты серьезно, Рома?
– Разве не ты называл Артынова упырем, говорил, что его пора остановить, что он зарвался, продал душу дьяволу и губит молодых красивых женщин? Он избил тебя, когда ты явился к нему, оскорбил твое достоинство, унизил. Из-за него умерла Алина, которую ты боготворил. Ты завидовал ему и ненавидел его, ведь так?
– Завидовал, – угрюмо буркнул Рафик. – Но убить не смог бы. Я понял это, когда мы дрались. Я трус, Рома. Стыдно признаваться в этом. Взять нож и перерезать человеку горло выше моих сил!
– В состоянии аффекта люди превосходят самих себя.
– Я не убивал Артынова! – взвыл художник. – Клянусь тебе! Моя зависть иссякла, когда я понял, какой ценой он достигает мастерства. Я не хотел бы пойти по его стопам. Мне не нужна его тайна! И Алина… много потеряла в моих глазах, когда я понял, что ею движут похоть и гордыня. Мне ужасно жаль ее, но она больше не прекрасная дама моего сердца.
– Не ты ли попросил меня тщательно обыскать тело Артынова в поисках флакончика с сатанинскими каплями?
– Только затем, чтобы уничтожить их… если они существуют, – жалобно оправдывался Рафик.
– Допустим. Однако мы не нашли флакончика. Ни на теле погибшего, ни в его мастерской. Остается обшарить его квартиру, но боюсь, там нас тоже ждет фиаско.
– На что ты намекаешь? Я еще и лгун, по-твоему?
– Творческие люди обладают богатым воображением, старик. Прости, но в жилище покойника я не полезу и тебе не советую.
– У меня и в мыслях такого не было. А флакончик Артынов наверняка носил при себе.
– Где же он в таком случае?
– Его забрал убийца! – выпалил Рафик и обиженно поджал губы. – Хочешь меня обыскать? Давай, валяй. – Он встал и поднял руки, всем своим видом выражая покорность несправедливой судьбе. – Устрой тут шмон, как это делают у вас в ментовке.
Лавров устало вздохнул и взялся за третий бутерброд. Нервная у него работа и грязная. Подозревать друзей – последнее дело. Рафик выполняет его поручения, кормит, поит, а он…
– Да сядь ты, чучело, – разозлился он на товарища. – Не маячь. И без тебя голова идет кругом. Какого черта ты дрых, когда надо было смотреть в оба?! Сейчас бы не гадали на кофейной гуще, а повязали бы злодея.
– Значит, это я виноват?
– Ну я виноват! Я! Не предусмотрел, не учел, допустил ошибку. Промахнулся. У меня тоже… не семь пядей во лбу.
Рафик сочувственно похлопал его по плечу. Им обоим не мешало бы выпить чего-нибудь покрепче чая.
– Задал нам Артынов задачу, – пробормотал он. – Ты еще кого-нибудь подозреваешь, кроме меня?
– Светлану, Кольцова, даже Эмилию…
– Ложникову?
Лавров понуро кивнул.
– У нее на одежде были пятнышки крови. Она могла зарезать сначала петуха, потом художника и прикрыть труп драпировкой, чтобы не сразу бросался в глаза. После сеанса Артынов задерживался в мастерской, и это не вызывало вопросов.
– Эмилия не убивала, – уверенно заявил Рафик. – Когда она уходила, Сема еще был жив.
– Откуда тебе знать?
– Я слышал, как они прощались у самой двери мастерской. Что именно говорил Артынов, я не разобрал, но голос был его. Точно. Потом она вышла, я на цыпочках скользнул за ней, и мы спустились во двор.
Лавров промокнул салфеткой губы и вымученно улыбнулся. Обвинять Эми казалось ему предательством, но и молчать он не имел права. Слава богу, Рафик опроверг его подозрения.
– Ты молодчина, старик. Снял камень с моей души. Тогда остаются либо Светлана, либо хоккеист Кольцов… либо еще кто-то, с кем я пока не знаком. Например, Метелкин, муж Эмилии. Любой мог войти в мастерскую и прикончить Артынова, пока ты спал, дружище. Мы упустили свой шанс.