Кеннеди заявил: надо разобраться, насколько эти острова подпадают под договор 1955 года о защите Соединенными Штатами Тайваня и Пескадорских островов, отстоять которые надо непременно. Далее: США, безусловно, должны оборонять и Берлин, и весь Западный мир. Для этого Америке нужно усилить армию, совершенствовать обычные вооружения и повышать стратегический потенциал, выпуская больше ракет «Минитмен» и «Поларис». И начинать надо немедленно.
Что же касается разоружения, и прежде всего — ядерного, то Джон предложил провести в 1961 году переговоры об испытаниях в атмосфере и о нераспространении атомного оружия (ибо, вероятно, к 1964 году создать его смогут не менее десяти стран, включая Китай). Дадут ли что-нибудь эти переговоры, неизвестно, но — почему нет? Думать, что контроль за вооружениями невозможен, — ошибка. И это — еще одно важное расхождение с республиканцами и правительством Эйзенхауэра, которое, по его мнению, не уделяло должного внимания этому вопросу.
Обсуждая международную экономику, Кеннеди сделал акцент на важности разделения ответственности за развитие стран Азии, Африки и Южной Америки между развитыми странами. А Никсон, вернувшись к теме островов у берегов КНР, заявил, что не даст нанести ущерб США, «отдав коммунистам этот регион». И провозгласил кредо: «Ни поражения, ни отступления!»
Поскольку он выступал последним, девиз прозвучал как финальный, пафосный аккорд симфонии. Многие решили, что поле боя осталось за республиканцами. Но нет, по душе зрителям пришлись мирный тон Джека и стратегия неагрессивного патриотизма. А кроме того, впечатление от стартового поединка было столь мощным, что перекрыло воинственную риторику Никсона.
Последний раунд прошел 21 октября в Нью-Йорке. Говорили о Кубе, в отношении которой Штаты ввели эмбарго. Джек подчеркнул его неэффективность, ибо «коммунисты наступают очень быстро — в Лаосе, в Африке, на Кубе — везде». Не пришлось бы вводить слишком много эмбарго…
В ответ Никсон отверг возможность американской интервенции на Кубу, указав, что она станет «приглашением: идите, господин Хрущев, в Южную Америку».
— Откуда исходит угроза миру и свободе? — вопрошал вице-президент и отвечал: — Есть одна угроза миру и свободе — международное коммунистическое движение. Если мы хотим мира, то должны научиться иметь дело с коммунистами… Я знаю Хрущева. Я знаком и встречался с другими вождями коммунистов… И считаю, что надо выработать принципы взаимодействия с ними… позволяющие сохранять мир. И в то же время — расширять пространство свободы.
И вот тут неопределившийся избиратель столкнулся с проблемой: слова Никсона противоречили взглядам, которые он высказывал ранее. В команде Эйзенхауэра Никсон был, пожалуй, одним из самых жестких противников коммунизма и сторонников атаки на Кубу. Он был в курсе планов ЦРУ, которые вскоре приведут к катастрофе в заливе Свиней. Его позиция была известна, и речи о мире давали повод подозревать его в неискренности.
Отвечая, Кеннеди сказал: «В 1957 году я был в Гаване. Я говорил с американским послом. Дипломаты предупреждали: Кастро окружен марксистами и находится под их влиянием… Но… правительство ничего не сделало. Наша безопасность зависит от положения в Латинской Америке. Между тем… кандидат в президенты Бразилии апеллирует не к Вашингтону, а к Гаване, чтобы получить голоса сторонников Кастро…»
И дальше: «Кто будет доминировать в Азии в ближайшие пять — десять лет?
Коммунисты? Китайцы? Или свобода?[115] Достаточно ли мы делаем для этого? Мы довольны своей силой и престижем? Люди хотят подражать нам? Они признают лидерство Соединенных Штатов и готовы следовать за нами? Не думаю, что в нужной мере. Господин Никсон говорит: мы — сильнейшая страна мира. Это так. Но пять лет назад мы были сильнее коммунистов, чем сейчас. Равновесие под угрозой… Они строят ракеты и в 1962 — 63 году догонят нас. Последние 9 месяцев наш экономический рост был ниже, чем в других крупных промышленных странах. Когда я смотрю в небо, то вижу красный флаг на Луне»[116].
Джек атаковал «слонов» (а значит, и Дика), бывших у власти в последние годы и из сегодня: «Правительство не делает ничего в отношении Кубы»; и из завтра: «Кто будет доминировать в Азии в ближайшие пять лет? Китайцы?»; «Советы догонят нас»; с земли — «Признают ли люди лидерство США?», и из космоса — «Вижу красный флаг на Луне»…
— Думаю, — делился мыслями Кеннеди, — мы должны показать миру, что мы, хозяева свободной страны, стремимся быть первыми. Без всяких «если». Без всяких «но». Без всяких «когда». Просто — первыми. Если мы сильны, если мы — первые, то побеждает свобода; побеждает наше общество; расширяются перспективы всего мира.
Оба кандидата говорили много и в основном — по делу: о Китае и Тайване, Кубе и Южной Америке, дипломатии и военной силе, промышленном росте и спаде, ценностях и идеалах, о международной политике, угрозах, вызовах и возможностях нового десятилетия, о совести и вере. Но дискуссия подходила к концу. Завершались дебаты, которые журналисты назовут «Великими».
Последнее слово (если не считать реплик ведущего — звезды ABC Куинси Хоува) досталось Никсону. Но лишь по очередности — не по значимости. Он сказал: «…Следующий президент, лидер Америки и свободного мира, будет велик лишь настолько, насколько велик наш народ. И в заключение я говорю: твердо верьте в Америку. Следите, чтобы юные американцы верили в идеалы свободы и в Бога, в отличие от наших противников — атеистов и материалистов».
Сказано веско. И все же… Все же истинную точку в дебатах поставил Кеннеди. Завершая свое предыдущее выступление: «Не верю, что на свете есть тягота или ответственность, которую бы каждый американец не понес ради защиты своей страны, ради нашей безопасности, ради нашего дела утверждения свободы. Я верю: такова наша миссия».
В 1936 году Рузвельт сказал: «Это поколение приглашено на свидание со своим предназначением. Это предназначение — защищать Соединенные Штаты и свободу; и чтобы его исполнить, давайте выполним свой долг — возглавим страну и вновь приведем ее в движение».
Похоже, ошибаются те, кто считает, что в ходе дебатов победил не Кеннеди, а «более удачный телевизионный имидж как таковой»[117]. В финальных репликах четвертого раунда и всех дебатов — главная разница между соперниками: Дик спорил, стремясь одолеть соперника в студии, а Джек — обращался к нации. Как писал об этом Роберт Далек в книге «Незавершенная жизнь»: Кеннеди выступил как лидер, готовый решать ключевые проблемы страны…
Вскоре Харрис представил меморандум по итогам дебатов. Соотношение голосов составило 48 % против 43 % в пользу Кеннеди. Резюме: «этим мы обязаны в основном дебатам».
Данные опросов говорили: большинство смотревших дебаты сочли слова Кеннеди искренними и верными, поверили, что он хочет того, о чем говорит. И может добиться. Американцы увидели того, кого почти не знали вчера и кому решили доверить свое завтра.
«Лучшее, что дали дебаты избирателям великой демократии, — писал Теодор Уайт, — это политика, исчезнувшая сотни лет назад. Они показали двух мужчин в экстремальной ситуации и побудили решить, следуя инстинкту: за кем вы хотите идти во время кризиса? Это племенное чувство наследует эпохе Римского Сената… Следующие поколения лишь мечтали ощутить: а как это — выбирать вождя. В сильно урезанном виде это было доступно лишь капитанам Таммани-холла[118] и коммунистам в Кремле. Дебаты вернули миллионам древнее чувство личной оценки»[119].
Возможно Уайт прав, судя о том, что дебаты дали избирателям. Но что они дали Кеннеди?
Прежде всего — доказательство: он абсолютно адекватен поставленной себе задаче — возглавить Америку. Упреки в неопытности — вздор. Дуэль окончена: Кеннеди «убил» Никсона.
— Не будь дебатов, — считает Соренсен, — Кеннеди не стал бы президентом. Но значение дуэли между обаятельным сенатором-ирландцем и вице-президентом не только в этом. Она в корне поменяла структуру избирательных компаний, индустрию телевидения и историю Америки.
— Это редкий случай, о которых говорят: этот вечер все изменил, — считает Алан Шредер.
После поединка Никсона и Кеннеди дебаты между претендентами на выборные посты стали нормой в Германии, Швеции, Финляндии, Италии и в других странах. Соренсен убежден, что битва в эфире, открывшая Джеку путь в Белый дом, не только изменила, но и спасла мир. «Хотя бы потому, что спустя два года после избрания президент отверг рекомендации Объединенного комитета начальников штабов ответить силой на размещение советских ракет на Кубе. Будь президентом Никсон, он бы ударил… Тогда все — атомная война. И жизни конец, — уверен Соренсен. — Скажите спасибо, что те дебаты выиграл Кеннеди».
Что ж, возможно, в этом старый мастер политических баталий прав.
Но, несмотря на победу в дебатах и на то, что 6 % избирателей приняли решение, исходя из впечатлений от дуэли Никсон — Кеннеди, она, конечно, не решила всего. Близился финал.
Глава седьмая. Мы сделали это!
Матерые «оракулы» предрекали победу Никсону.
Однако бывает, что доверие к прогнозам самых опытных знатоков вдруг возьмет да и пошатнет всего одна какая-нибудь фраза. Так и вышло. На пресс-конференции президента Эйзенхауэра — ближайшего союзника и патрона Дика.
Его спросили: а правда, Никсон играл в правительстве такую большую роль, как он говорит? И что конкретно такого важного он сделал?
Вау! Лихой репортер журнала Time Чарльз Моор, что ты наделал!
Генерал поднял брови и бросил: «Надо недельку подумать. Может, что и вспомню».