132. По темпераменту ему была близка «сердитая молодежь» пятидесятых, с которой он часто себя сравнивал, или "поколение собственного "я", чьи принципы нарциссизма Джон защищал до конца жизни. Джону Леннону были чужды ценности, которыми дорожили хиппи: простые удовольствия, плоды собственного труда, безмятежное существование и любовь к окружающим. И вместе с тем Леннон, часто называвший себя журналистом, прекрасно отдавал себе отчет в том, что таково веяние времени. Так что, вероятнее всего, он испытал большое облегчение, когда понял, что, глотая свои «конфетки», он в кои-то веки начал шагать в ногу с толпой.
Синтия была потрясена внезапной переменой в характере собственного мужа. Тот Джон, которого она знала раньше, был крайне нелюдимым человеком и терпеть не мог принимать кого-либо у себя дома. «Теперь же, – рассказывает она, – он никогда не возвращался домой в одиночестве. После каждого сеанса звукозаписи или после шатания по ночным заведениям он притаскивал домой кучу людей, которых подбирал по дороге. Обычно все они бывали в полной отключке. Джон даже не знал, кто они такие, ну а я тем более. Всю ночь они пьянствовали и слушали музыку, опустошали запасы съестного и в результате превращали дом в помойку». Синтия понимала, что если не присоединится ко всем остальным, то скоро останется за бортом. Поэтому в конце концов она уступила Джону, который давно уже уговаривал ее еще раз попробовать «кислоту». «Путешествие» вновь обернулось кошмаром. «Я видела Джона в образе скользкой змеи или гигантского мула с острыми, как бритва, зубами, который смеялся и издевался надо мной».
Неуемный аппетит Джона к ЛСД вдохновил «Битлз» на одну из сверхсекретных авантюр: «великую экспедицию по контрабанде кислоты». Ребята решили обеспечить себя таким количеством ЛСД, которого хватило бы до конца дней, при этом они знали, что товар наивысшего качества можно было приобрести в знаменитой секретной лаборатории Аугустуса Стенли Оусли III. Поездка была организована под прикрытием участия в поп-фестивале в Монтерее, на который «Битлз» послали группу кинооператоров, зная, что права на съемку приобретены американской компанией. План был простым: они намеревались воспользоваться громоздким багажом киношников, чтобы спрятать в нем контрабанду. Когда кинематографисты вернулись в Лондон после, казалось бы, напрасной поездки, они доставили в ящиках вместе с аппаратурой немалое количество прозрачной жидкости невообразимой силы. В конце июня на полках, установленных в солнечной комнате у Джона Леннона, стояли две пол-литровые бутылки, наполненные чистой «кислотой».
Тем же летом, несколько позднее, Джон отправил семью отдыхать в Пезаро на итальянское побережье Адриатического моря. А сам тем временем стал вести веселую холостяцкую жизнь в компании Джона Данбара, чей брак с Марианн Фэйтфул распался, когда она уехала вместе с «Роллинг Стоунз». Каждый день после полудня перед домом, где с родителями жил Данбар, останавливался «ролле» Джона, перекрашенный в желто-оранжевый цвет и разрисованный красными цветами и знаками зодиака. Но если снаружи машина выглядела просто необычно, то вид изнутри оказывался совершенно запредельным. Джон взял в привычку угощать всех своих пассажиров чаем из термоса, в который был добавлен ЛСД. И очень скоро, пока машина катилась по городу в сторону предместий, все предметы за пределами затемненных стекол начинали принимать причудливые формы, а время замедляло свой бег под звуки песни «Whiter Shade of Pale»133, которую Джон беспрерывно крутил на магнитофоне.
Если на Леннона находило озорное настроение, он щелкал тумблером и врубал мощнейшие громкоговорители, вмонтированные в колпаки передних колес. И тогда окрестности оглашались звуками скотного двора, садящегося самолета или голоса Питера Селлерса, пародирующего радиопередачу, посвященную выборам. Перепуганные пешеходы прятались в подворотни, в то время как Леннон покатывался на заднем сиденье от хохота под исключительно реалистическую запись шума проезжающего поезда.
Однажды вечером, когда Леннон и Данбар сидели на диване в гостиной у Джона в Кенвуде и таращились в телевизор, они вдруг увидели большую толпу явно обкурившихся парней и девиц с размалеванными телами, которые размахивали ароматическими палочками и вовсю веселились в просторном дворце викторианской эпохи. Сфокусировав остатки сознания на экране, Леннон и Данбар определили, что дело происходит в Александер Палэс, где в этот день должно было состояться мероприятие под названием «Четырнадцатичасовой сон в Текниколоре». Леннон тут же потребовал, чтобы шофер отвез их туда. Когда искатели приключений, облачившись в длинные темные пальто, подъехали к старинному зданию, возвышавшемуся на вершине холма в северной части города, то обнаружили, что попали в такой огромный парк, что две рок-группы могли бы одновременно играть в разных его концах, не мешая друг другу. В середине парка был установлен гигантский тобогган, а по стенам замка гуляли амебообразные тени сказочного светового шоу. Сорока двум группам предстояло выступить той ночью, а рассвет публика встречала под пронзительные звуки «Пинк Флойд», исполнявших «The Piper at the Gates of Dawn»134.
И хотя Джон Леннон перестал бояться людей, он начал опасаться того, что его станут принимать за обыкновенного наркомана. Ему требовалось как-то скрыть это обстоятельство, и он выбрал простейший, но очень эффективный способ: когда к Джону обращался кто-то незнакомый, он улыбался. «Если у тебя счастливый вид, тебя никто ни о чем не спрашивает», – объяснил он Данбару. Вообще-то его улыбка больше напоминала гримасу. А когда он наклонялся к незнакомцу, завернувшись в длинное черное пальто, и, растянув в улыбке рот, демонстрировал свои белые зубы, то становился похож на Носферата, принимающего гостя у себя в замке, затерянном среди Карпатских гор. Черные пальто, в которые одевались в ту пору английские рок-музыканты, были одним из элементов моды, основанной на полете воображения. Это была эпоха, когда запреты перестали касаться одежды, и вскоре гардероб лондонских рок-звезд напоминал своей экстравагантностью костюмерные оперных артистов прошлого века. Главная цель моды хиппи заключалась в том, чтобы подобрать абсолютно несочетающуюся одежду и скомбинировать ее таким образом, чтобы создать совершенно новый и вместе с тем убедительный образ. В этом комбинаторном стиле никто не мог сравниться с Джоном Ленноном. Во время встречи с прессой по случаю выхода «Сержанта Пеппера» Джон был одет наиболее экстравагантно и вместе с тем с наибольшим вкусом, чем кто-либо из присутствовавших. На нем была зеленая рубашка в цветочек и темно-красные вельветовые брюки, желтые ботинки и носки, широкий ремень с кожаной поясной сумкой.
Маскарад «лета Любви» закончился вместе с хорошей погодой. Леннон и Данбар начали ощущать отрицательные эффекты злоупотребления наркотиками. Во-первых, прекратились галлюцинации и вернулась прежняя будничная серость, затем они обнаружили, что у них пропало сексуальное желание, а очень скоро они вообще еле держались на ногах. Каждый раз, когда они «улетали», им приходилось сгибаться пополам и передвигаться на четвереньках. Однако хуже всего были постоянные приступы тревожно-угнетенного состояния. Одно из самых ярких воспоминаний Данбара относится как раз к такому моменту. Его внезапно охватила паника, но Джон наклонился к нему и сказал: «Мы все чувствуем то же самое».
В то время как Джон Леннон экспериментировал под действием «кислоты», Йоко Оно и Тони Кокс продолжали устраивать свою карьеру. В январе 1967 года они поселились в доме 25 по Ганновер-Гейт-Мэншн, в красивом старинном здании, где квартиры в ожидании покупателей временно сдавались всем желающим. За 200 долларов в месяц Коксы получили в свое распоряжение шестикомнатные апартаменты с высокими потолками и балконами, выходившими на Реджент-парк. Йоко перекрасила стены в белый цвет и заказала для гостиной белое ковровое покрытие. Чтобы не занимать пространства, эта комната была вообще лишена какой-либо мебели. День и ночь здесь не уменьшался поток посетителей, состоявший в основном из представителей авангарда, которые непрерывно болтали, ели, пили чай или говорили о делах, сидя на полу.
«В то время как Тони крутился, точно белка в колесе, Йоко руководила придворным действом, – вспоминает сосед по лестничной клетке Дэн Рихтер, который работал в то время со Стэнли Кубриком на съемках фильма „2001 год: Космическая Одиссея“. – У всех создавалось впечатление, что все делал один Тони, а Йоко бездельничала. На самом же деле ее активность была гораздо более эффективной... Тони самоустранился, он всего лишь организовывал, продавал. Она была артисткой, а он – ее агентом... Она изображала из себя принцессу и не видела никаких проблем в том, что ей прислуживали, – она была самурайского рода! Тони предпочитал созидать втайне от других и осуществлять свою власть, находясь за троном. И в то же время оба они считали себя ровней друг другу. Им постоянно что-то требовалось, причем чаще всего речь шла о невероятных вещах, таких, как машина для производства тумана или триста пар ножниц. Тони то и дело просил меня одолжить ему студийную камеру или даже две. А еще ко мне могли постучаться соседи снизу и пожаловаться, что потолок только что рухнул им на голову. Тогда мы залезали к Коксам через окно и находили, что хозяева уехали как минимум два дня назад, забыв закрыть краны в ванной комнате».
Когда речь заходила о том, чтобы раздобыть денег, Тони оказывался чрезвычайно талантлив. «Он отправлялся в банк, – продолжает Рихтер, – и начинал рассказывать, что представляет интересы зарубежной кинокомпании, которая через два дня должна прислать на его имя аккредитив, выдумывая при этом любые реквизиты. Затем говорил, что хочет открыть счет, а уже уходя, словно спохватившись, спрашивал, не может ли он прямо сейчас получить чековую книжку, которая была ему нужна, чтобы немедленно приняться за работу. Англичане не были готовы к таким фокусам. А у Тони в