— Ну, что вы скажете на это, шут? — спросил Филипп, обращаясь к своему наперснику. — Должен ли я принять его?
Аббат стал учащённо икать и не мог ответить сразу. Но здесь вмешался Лоу.
— Прошу Ваше Высочество выслушать меня. Я не требую денежного вспомоществования: ищу только вашей поддержки. Я привёз с собой из Италии более двух миллионов ливров, которые предназначены для устройства Королевского Банка. Это послужит основой для моего великого плана, который, когда будет в полном ходу, поразит Европу переворотом на пользу Франции, — переворотом более крупным, чем тот, что произошёл от открытия Индии или от введения кредита. Благодаря мне вы, Ваше Высочество, будете в состоянии вывести королевство из того печального положения, до которого оно дошло, и править им с небывалым могуществом. Вы установите порядок в финансах, уменьшите налоги, поощрите и поднимете земледелие, промышленность и торговлю, увеличите обыкновенные доходы королевства, облегчите бесполезные и обременительные повинности, наконец, заплатите государственные долги, не нарушая прав заимодавцев.
— Браво, брависсимо! — вскричал Филипп, хлопая в ладоши. — Ну, что вы скажите на это великолепное предложение, шут гороховый? — прибавил он, обращаясь к Дюбуа.
— Мне очень жаль, но оно не может быть исполнено, — ответил холодно аббат.
— Клянусь жизнью, однако оно должно быть исполнено! — воскликнул регент, вскочив на ноги. — Кто скажет «нет», когда я приказываю?
— Начальник совета финансов, герцог Ноайль, — возразил Дюбуа. — Он может помешать вам.
Лоу пристально смотрел на регента, ожидая, что тот опровергнет это заявление, но, к его изумлению, Филипп только издал восклицание гнева и снова бросился на кушетку.
— Вы должны сначала отделаться от Ноайля, а затем уже сумеете провести план сьера Лоу, — продолжал Дюбуа, устремив живые глазки на регента. — С Вильруа ещё можно кое-как уладить дело, но с Ноайлем невозможно. У этого ученика Демаретса есть свои способы оживлять финансы, и он не позволит вмешиваться в своё управление.
— Какие бы насильственные меры ни принял бы герцог Ноайль, они никогда не освободят Вашего Высочества от государственного долга, — сказал Лоу. — Между тем как они по необходимости увеличат ту нищету, от которой теперь страдает королевство.
— Это верно, — ответил Дюбуа. — Но он, надо полагать, сделает попытку.
— Повторяю, она будет неудачна, — сказал Лоу.
— Тем лучше для вас. Когда он устроит такой опыт и срежется, вы явитесь с пущим блеском.
В эту минуту лакей доложил о приходе герцога Ноайля и маршала Вильруа.
— Лёгок на помине! — воскликнул Дюбуа. — Ваше Высочество сумеет удостовериться, посмакует ли он Систему.
Герцог Ноайль[55], высокий, полный человек с военной осанкой и манерами, был одет в богатый военный мундир, носил парик a la brigadiere — очень широкий спереди, а сзади зачёсанный кверху. Он участвовал в последних войнах с Испанией и выиграл несколько сражений, впрочем неважных, это был посредственный генерал, лишённый гениальной сообразительности, решимости и проворства, этих отличительных черт великого полководца, хотя при освобождении Лангедока от нападения англичан выказал рвение и быстроту. Сен-Симон говорит: «Он изнурял войска бесполезными передвижениями, предписывая походы и отступления, которых никто не мог понять, часто отдавая приказание всей армии двинуться вперёд, а затем вдруг остановиться, доводя таким образом солдат до отчаяния».
В государственных делах Ноайль придерживался той же политики: ухватится за какой-нибудь план, горячо будет следовать ему несколько дней, а затем откладывает в сторону ради другого, который, в свою очередь, остаётся невыполненным. «У него постоянно бывали новые излюбленные коньки, — прибавляет Сен-Симон. — Он не мог мыслить последовательно, разве только в заговорах, кознях, ловушках, вечно подкапывался под нас». Но при всём своём непостоянстве Ноайль любил занятия и обладал необыкновенным прилежанием. Легко и приятно, хотя и не глубоко, разговаривал он об очень многих предметах. Жадный, честолюбивый, он занял пост первого министра ценой отпадения от герцога Мэна, но временно взял на себя управление финансами. Регент не любил его и не доверял ему, но был принуждён исполнять его просьбы. Дюбуа, однако, решил стать поперёк дороги ненасытному герцогу и замыслил низвергнуть его.
Старый маршал Вильруа[56], который вошёл за Ноайлем, носил одежду прежнего двора и отличался прямой, величавой осанкой, гордыми, напыщенными манерами. Как генерал он выказал свою бездарность у Рамильи, где ему нанёс знаменитое поражение Мальборо, но дурной исход битвы не лишил его расположения царственного покровителя. Он изменил своему повелителю, который осыпал его милостями и даже на смертном одре почтил знаками своего доверия и уважения. Находя, что его предложения герцогу Мэну принимаются холодно, Вильруа проявил низость и неблагодарность, предав его в обмен на место в совете регента и звание гувернёра малолетнего короля. Благодаря именно его содействию, удалось уговорить канцлера Вуазена выдать, на определённых условиях, духовное завещание короля, которое хранилось у него. Теперь маршал Вильруа был главой совета финансов, но пользовался только званием без власти. Унизительное положение, в которое он был поставлен более даровитым Ноайлем, руководившим всеми совещаниями и относившимся к его мнениям с плохо скрываемым презрением, внушило ему ненависть к честолюбивому товарищу. Но не имея таланта соперничать с ним, он скрывал зависть под маской высокомерия и равнодушия. Хотя регент исполнил условие и назначил глуповатого старого маршала на место, которое он совершенно неспособен был занимать, тот всё-таки не чувствовал благодарности: напротив, вероломный, как всегда, начал тайно сговариваться с герцогом Мэном против нового повелителя. Впрочем, Вильруа был не единственным из явных приверженцев Орлеана, нарушивших затем верность ему. И регента, который обладал способностью проникать в их намерения, можно извинить за ту низкую оценку, которую он давал человечеству по образцам, находившимся у него перед глазами.
Ненавидя их обоих, регент всё-таки принимал этих министров с радушием и с наружным вниманием, что внушало безграничную веру в его способность лицемерить. К более вероломному из них, старому маршалу Вильруа, он был особенно внимателен: почти с сыновней заботливостью осведомлялся о его настроении и здоровье. Старый придворный, который, несмотря на свою глупость, не поддавался обману наружного уважения, притворялся очень польщённым вниманием регента. Поблагодарив за милость, он передал, что только что приехал из Венсена[57], где оставил своего царственного воспитанника на попечение гувернантки, герцогини Вантадур.
— Его Величество, как, к сожалению, я должен заявить, чувствует небольшой озноб, — заметил он. — Но Ваше Высочество не должны беспокоиться, мы скоро вылечим это. Герцогиня смотрит за ним, как мать, и успокаивает самыми искусными сиропами и конкоктами.
— Я знаю её привязанность к нему. Но мы не должны оставлять без внимания самого пустяшного нездоровья. Никогда не могут быть чрезмерны заботы о самой драгоценной жизни во всём королевстве.
— Да, о нём будут всячески заботиться, будьте уверены, Ваше Высочество, — величественно сказал Вильруа.
— Не сомневаюсь. Но я поеду в Венсен сегодня утром проведать Его Величество.
— Может быть, лучше было бы отложить посещение на день или на два, — сказал Вильруа, несколько смутившись. — Его Величество раздражителен, даже закричал на меня, когда я приблизился поцеловать ему руку. Он приказал мне убираться, причём сделал замечание, которого я не решаюсь повторить. Может быть, он откажется принять и Ваше Высочество.
— Особенно если его научит гувернантка, — возразил, смеясь, регент. — Впрочем, так как вы говорите, что с ним не случилось ничего серьёзного, то я не потревожу герцогиню неожиданным посещением. Уж давно я хотел устроить ещё одно подушечное заседание, для которого потребуется присутствие короля, приготовьтесь к этому.
Затем, обратившись к Ноайлю, сказал:
— Вы пришли как раз, когда мне очень хотелось посоветоваться с вами, герцог. Вы слышали, что я отзывался с большой похвалой о финансовых способностях сьера Лоу. Вот он, только что вернулся из Италии.
— Очень рад познакомиться со сьером Лоу, — сказал Ноайль, кланяясь ему. — Много наслышан о нём.
— И я также, — заметил Вильруа, приветствуя Джона церемонным поклоном. Наслышан от принца Конти и ещё от кого-то, не помню.
— Может быть, от герцога Мэна или графа Тулузского? — предположил регент. — Никогда не помните. Сьер обладает большой и заслуженной известностью.
— За ним слава очень искусного игрока, это я хорошо помню, — сказал Вильруа. — Я не забыл очаровательных вечеринок в гостиных Дюкло, где мы всё проигрывали в фаро; не забыл и тех огромных золотых марок, каждая в 18 луидоров, которые сьер Лоу раскладывал на столе у Буассонов. Ха-ха-ха!
— Вижу, память не изменяет вам, маршал, но господин Лоу наметил в настоящее время более важные цели, чем игра, — сказал регент. — Узнав о наших денежных затруднениях и желая облегчить их, он предлагает устройство банка на таких же основаниях, как в соседних королевствах. Этот банк будет управляться от имени короля и находиться под его властью. По расчётам господина Лоу, он оживит кредит страны; и я, признаюсь, вполне верю этому.
— Я был бы очень рад познакомиться полнее с планом сьера Лоу, — сказал Ноайль, пристально глядя на Джона.
— Цель Королевского Банка, герцог, — заметил Лоу, — это быть вместилищем для доходов государства и для всех металлических денег народа, которые я предлагаю заменить банковыми билетами. Я смотрю на всю нацию, как на большую компанию банкиров, и доказываю, что если банк увеличить выпуск билетов сверх имеющихся у него слитков, не подвергая, однако, опасности их оплату, то народ будет действовать так же, как и прежде, с полной обеспеченностью. Смею прибавить, что польза бумажных денег такова, что, я уверен, все будут предпочитать их монете.