— Ты не должен, право, ты не должен, Рауль.
В эту минуту Лизетта ворвалась в комнату с возгласом:
— Мадемуазель, ваш отец здесь!
— Рад слышать! — воскликнул Рауль. — Это даёт мне удобный случай, которого я ищу.
— Ты не будешь так жесток, ты не станешь тревожить отца? Спрячься, живо, живо!
— Войдите в этот чулан, сударь, — сказала Лизетта, открывая дверцу.
Рауль неохотно повиновался. В это время Лаборд вошёл в комнату. Ему было шестьдесят лет, хотя выглядел он на семьдесят. Это был сухой старик с резкими чертами лица с блуждающим взором, выдававшим беспокойный дух. Когда-то высокий и стройный, он теперь так сильно сгорбился, что голова его склонялась на грудь. Вслед за ним вошёл старый слуга Дельмас.
— У меня дурные вести для вас, дитя моё! — сказал старик Коломбе. — Сегодня арестовали Морепа и посадили в Бастилию, а моего бедного друга, Кроза, представшего третьего дня перед Палатой, подвергли пыткам, чтобы вынудить у него признание, куда он спрятал свои деньги, и приговорили к позорному столбу Ах! Мы живём в ужасные времена! Так позорно поступать с честным человеком!
— Вам нет причины опасаться, дорогой отец, — ответила Коломба. — Судебная Палата не тронет вас. Её добыча должна быть богатой. Нет никого, вероятно, кто бы донёс на вас, — нет повода к тому. Повторяю, ваша бедность — ваша защита.
— Ну хорошо, попробую отбросить свои опасения. И без того у меня достаточно горя, Бог о том знает. Всему виной ваш бесстыдный брат, Рауль. Он, говорят, был представлен в Пале-Рояле и стал одним из любимцев регента. Вероятно, распутство есть рекомендация при этом развращённом дворе. Я затрудняюсь подумать о том, какими позорными средствами Рауль пытается соблюсти хоть внешние приличия. Но довольно. Он больше не мой сын, я отверг его навсегда. Рауль, конечно, не посмеет показаться опять мне на глаза, но если бы вы встретили его случайно, то запрещаю вам, безусловно запрещаю, обмениваться с ним хоть одним словом. На всех висельниках регента, от которых вы должны держаться подальше, лежит печать скверны. А теперь, дитя, идите в вашу комнату, мне нужно переговорить ещё с Дельмасом о некоторых делах.
Отец поцеловал дочь в лоб, и она удалилась с Лизеттой.
Когда они ушли, Лаборд опустился на стул и, закрыв лицо руками, предался горьким размышлениям. Старый Дельмас печально следил за ним, но не выводил его из задумчивости. Так как всё затихло в комнате, Рауль осторожно отворил дверцу чулана и выглянул оттуда. При виде отца и Дельмаса, обращённых к нему спиной, он быстро откинулся назад, но оставил дверцу слегка открытой, так, чтобы ему можно было слышать, что будут говорить.
— Вы, сударь, сегодня удручены, по-видимому, более обыкновенного, — обратился Дельмас к своему господину. — Смею спросить о причине?
— Моя горесть происходить от старой причины — от Судебной Палаты, Дельмас, — ответил Лаборд. — В каком ужасном положены я окажусь, если что-нибудь обнаружится? Но ты никогда не обманешь моего доверия, ты поклялся сдержать тайну. Ты — единственный человек, который знает, что у меня в этом доме спрятаны деньги, но я не боюсь. Однако многочисленные примеры измены и доноса слуг, о которых я недавно слышал...
— Сударь, вы были бы очень несправедливы ко мне, если бы возымели хотя бы малейшее сомнение в моей верности, — заметил Дельмас тоном упрёка.
— Прости мне, мой дорогой друг, прости! А ведь одно слово, сказанное тобой, — и не только сто тысяч ливров, которые я спрятал в подвале, будут схвачены злодеями этой проклятой Палаты, но и сам я буду жестоко наказан, может быть, даже повешен.
— Что я слышу? — воскликнул Рауль, осторожно выглядывая. — Сто тысяч ливров спрятаны в подвале!
— Пятая часть скрытой суммы является наградой доносчика, — продолжал Лаборд.
«Боже! Тогда двадцать тысяч ливров будут принадлежать мне», — мысленно высчитал сын.
— Вот какие постыдные приёмы этого отвратительного судилища, которое предлагает награду за измену, — продолжал отец. — Если бы мой недостойный сын знал, что у меня есть такое тайное сокровище, он, без сомнения, предал бы меня, чтобы получить часть его.
«Вы судите правильно о вашем недостойном сыне, сударь, — заметил про себя Рауль. — Как только удастся уйти отсюда, тотчас побегу к Фурке сделать донос».
— Скажи мне, Дельмас, как ты думаешь, безопасен ли подвал для хранения денег?
— А где же безопаснее?
— Мы это обсудим. Большинство обнаруженных тайных кладов были закопаны в подвалах или садах, и сыщики прямо отправляются к этим местам. Можно снять настил с пола в главной гостиной или отодвинуть обшивку от стен так, чтобы можно было спрятать сундук и мешки с деньгами.
— По-моему, сундук и мешки в полной безопасности там, где они находятся теперь, под главным камнем.
— Ш-ш... ш-ш... Не упоминай в точности места! — воскликнул Лаборд, беспокойно озираясь. — Нас могут подслушать. Нет, лучше унесу деньги из подвала сегодня ночью. Куда бы спрятать их?
— Ну, сударь, спрячем деньги вот в этом чулане. Завтра мы найдём какое-нибудь место, где бы их можно было скрыть получше.
— Превосходная мысль! — воскликнул Лаборд, вскакивая на ноги. — Пойдём со мной в подвал! — прибавил он, быстро схватил подсвечник и, шатаясь, вышел из комнаты в сопровождении старого слуги.
Когда они удалились, Рауль вышел из чулана.
— Я сделал превосходное открытие! — воскликнул он. — Я всегда подозревал, что у моего отца есть клад, но никогда не воображал, что эта сумма доходит до ста тысяч ливров. Немедленно донесу на него. Однако я собираюсь совершить проклятый поступок, худший, чем ограбление. Пш-ш! Деньги бесполезны для жалких старых скряг, а для меня они кое-что значили бы. А что, если бы я скрылся в доме и унёс сундук или один из мешков? Нет! Ведь, если меня схватят, то могут сослать в каторжные работы. Нет! Лучше всего сделать донос от вымышленного имени. Прочь всякие глупые сомнения! Чёрт побери! Ах, они снова здесь. Нет, это — Коломба.
При этих словах сестра вошла в комнату.
— Я пришла взглянуть на тебя, Рауль, без опасения! — воскликнула она. — Отец и старый Дельмас ушли вниз в подвал. Я хочу, перед тем как ты уйдёшь, сказать тебе одно слово.
— Только не задерживай меня теперь, моя милая. Меня могут застать.
— Я собиралась только сказать тебе, что если дашь мне торжественное обещание вернуть мой бриллиантовый крест, я тебе дам его.
— Нет, нет! Я не возьму. Я чувствую, что было несправедливо с моей стороны просить его. Я найду какие-нибудь другие средства достать деньги.
— Без сомнения, честные средства. Так ведь, Рауль? — спросила Коломба, останавливая его.
— Без сомнения, честные средства — торопливо возразил он. — Скажу тебе, Коломба: если будет успех, на что я надеюсь, ты получишь тысячу ливров.
— Но как ты достанешь? Что за новая мысль пришла тебе в голову?
— Мне попался новый план, пока я сидел взаперти в том чулане. Не мешай мне! Я должен немедленно привести его в исполнение.
— Надеюсь, это план, который я могу одобрить, но я очень боюсь совсем другого. Доброй ночи, Рауль! Ты найдёшь Лизетту на лестнице.
Глава XVI. Посещение полицейских и позорный столб
Коломба дождалась возвращения Лизетты, и, радуясь, что Рауль ушёл, удалилась к себе в комнату. Но, не чувствуя склонности ко сну она, вместо того чтобы лечь в постель, села читать. За этим занятием она провела почти два часа, затем разбудила Лизетту, спавшую в кресле с другой стороны стола.
— Ах, мадемуазель! — воскликнула горничная, как только открыла глаза. — Как жестоко будить меня именно в такую минуту! Мне снилось, будто я гуляю с Валентином в Версальском саду.
— Но уже за полночь, мне пора спать. Сегодня, кажется, все ложатся поздно — отец ещё не ушёл к себе.
— В этом ничего нет странного, мадемуазель: господин спит не очень хорошо и часто поздно засиживается с Дельмасом. Божья Матерь! Что это такое? — воскликнула она, когда послышался сильный удар в ворота. — Кто мог бы прийти сюда ночью в такое время? Боже спаси нас! Вот опять! — прибавила она, когда ещё более сильный удар пронёсся по дому.
— Я спущусь по лестнице, — сказала Коломба. — Пойдёмте со мной, Лизетта!
Лишь только они достигли нижнего этажа, раздались опять три громких удара в ворота. На дворе они нашли Лаборда и Дельмаса, на лицах которых читался ужас. Отец с дочерью обменялись только печальными взглядами и не успели сказать друг другу ни слова, как снова трижды раздался стук и послышался громкий, повелительный голос:
— Именем короля, отворите ворота!
— Это из Судебной Палаты! — воскликнул Лаборд в крайнем ужасе. — Я погиб.
— Сделайте выражение лица гневным, сударь, — сказал Дельмас своему барину. — Ваш вид возбуждает подозрение. Отворять ли ворота?
— Нет. Нет! Да. Да! — крикнул Лаборд. — Спроси сначала, зачем они пришли.
Старый Дельмас подошёл к воротам и, открывая решетчатую калиточку, рассмотрел стоявших за воротами. Вся группа состояла из полицейского чиновника и дюжины гвардейских солдат, из которых двое были с факелами.
— Что вам нужно? — спросил Дельмас дрожащим голосом.
— Чтоб вы немедленно впустили нас! — был ответ. — Почему вы задерживаете нас так долго? Разве вы не понимаете, что я полицейский чиновник? Отворяйте же ворота или берегите вашу жизнь!
Испугавшись такой угрозы, Дельмас стал отворять ворота, а Лаборд в это время удалился со своей дочерью в одну из комнат нижнего этажа, где, полумёртвый от страха, ожидал появления чиновников судилища. Через несколько минут к ним вошёл полицейский чиновник в сопровождении двух гвардейцев с обнажёнными саблями.
— Какова причина этого ночного посещения, сударь? — спросил Лаборд, призывая к себе всё своё мужество, хотя прерывающийся голос и дрожащие губы выдавали его тревогу.
— Вам легко догадаться, господин Лаборд — отвечал чиновник, высокий, суровый на вид человек, с грубым голосом. — Мне дано поручение арестовать вас и представить в Судебную Палату.