Когда Лоу вернулся, Рауль сделал шаг по направлению к регенту, но тот велел ему знаком отойти назад.
— Чем я прогневил вас, монсеньор? — спросил Рауль.
— Какое право вы имеете спрашивать меня, сэр? — высокомерно ответил регент. — Отныне вам запрещается находиться в моём присутствии.
— По крайней мере вы, Ваше Высочество, не откажетесь назвать мою провинность. По мнению Ноайля и чиновников Судебной Палаты, я совершил весьма похвальный поступок.
— Этот плут становится назойливым, — сказал регент, обращаясь к Аржансону. — Разделайтесь с ним!
— Я уже считал своим долгом сообщить Вашему Высочеству, — сказал начальник полиции, — что этот Рауль Лаборд — находящийся в подозрении, плут и завсегдатай картёжных домов. У меня очень невыгодные о нём сведения от моих людей.
— Но, мой дорогой Аржансон, обвинения, подобные этим, могут быть направлены с одинаковой правильностью против всех выдающихся лиц, пользующихся наибольшим расположением Его Высочества, — пробормотал Рауль. — Я нисколько не хуже господ Брольи, Носе и всех прочих «висельников».
— Пусть он замолчит и убирается прочь! — нетерпеливо закричал регент.
— Минуточку, монсеньор! Я ещё не совсем покончил с ним, — сказал Аржансон. — Разве это не верх наглости сравнивать себя с такими высокими и уважаемыми лицами, пользующимися расположением Вашего Высочества? С вашего одобрения, я мог бы арестовать его за некоторые плутовские проделки, за которые, если бы они были доказаны, ему пришлось бы занять место своего отца на каторге.
Видя, что всё направлено окончательно против него, Рауль подумал, что лучше всего действовать другим способом и прибегнуть к сострадательности регента.
— Во внимание к вашей прежней милости, я умоляю Ваше Высочество не допустить такого жестокого наказания! — воскликнул он.
— Он не заслуживает сострадания, — заметил регент Аржансону. — Но всё-таки не очень жестоко поступите с ним. Высылка из Парижа будет вполне достаточным наказанием.
— Как будет угодно Вашему Высочеству, — ответил начальник полиции. — Слышите, Рауль Лаборд? — прибавил он повелительным голосом, обращаясь к нему. — Вы покинете город в двадцать четыре часа. Если я вас найду в стенах его после этого времени, вы будете немедленно арестованы и заключены в тюрьму.
— Повинуюсь, — ответил со вздохом Рауль. — Главное, о чём я жалею, покидая Париж, это то, что я больше не буду принимать участия в очаровательных ужинах Вашего Высочества, но я буду вспоминать о них всегда с удовольствием.
Он вышел с глубоким поклоном.
— Этот плут умён, — заметил регент начальнику полиции.
— В нём нет ни капли добра, он плохо кончит, — заметил Аржансон.
— Надеюсь, что нет, не то он станет винить меня, — заметил, смеясь, регент.
— Очень вероятно, монсеньор, — ответил Аржансон с неприятной усмешкой. — Я предполагаю, что Ваше Высочество не нуждаетесь больше во мне?
Бросив взгляд на Лоу, который свидетельствовал о том, что они поняли друг друга, он сделал поклон и удалился.
Глава XIX. Ноайль и банк Лоу и Компании
— Пошлите за герцогом Ноайлем! — сказал регент аббату Дюбуа.
Когда это приказание было передано курьеру, Его Высочество обратился к Лоу и заметил со смехом:
— Это была ловкая военная хитрость, господин Лоу. Зная о моей слабости, вы воспользовались ею. Если бы вы не привели этой очаровательной девушки с её обворожительными чёрными глазками для подкрепления своей просьбы, я остался бы непоколебим.
— Под влиянием каких чувств вы это ни сделали, вы поступили хорошо, — ответил Лоу.
— Герцог Ноайль думает иначе.
— Вот он идёт сюда, — заметил Дюбуа, когда курьер доложил о приходе Ноайля. — Теперь время вступить в битву.
— Вашему Высочеству было угодно помиловать лицо, приговорённое Судебной Палатой к каторжным работам, — сказал Ноайль, сначала сделав поклон регенту. — Благоразумно ли это?
— Благоразумно или нет, я поступил так и буду принуждён помиловать ещё гораздо большее количество людей. Меня осаждают прошениями и жалобами на суровые меры, применяемые вами, которые, я опасаюсь, подорвут власть правительства.
— В этом нет сомнения, — сказал Дюбуа. — Если только не прекратятся эти драмы, может произойти революция. Герцог Ноайль не может отрицать, что его собственная жизнь неоднократно подвергалась опасности.
— Я не боюсь! Меры, которые я начал применять, должны продолжаться, или государство должно объявить себя банкротом.
— Вовсе нет герцог — заметил Лоу. — Следует ещё попытаться применить мою систему. Я настолько видоизменил мой план, что мне кажется, он будет одобрен вами. Во всяком случае, он не помешает вам в дальнейшем выполнении ваших мер, если вы решились продолжать их, по мере того как моя идея будет способствовать, несомненно, облегчению всеобщей нужды. Я готов, — обратился он к регенту, — с вашего согласия, монсеньор, образовать общий банк с капиталом в 6 миллионов, разделённым на 1200 акций по 5000 ливров каждая, выплачиваемым, в четыре срока, на одну четверть звонкою монетой, а на три четверти государственными билетами. Я преследую этим планом двойную цель, во-первых, создание учётного банка, который, взимая небольшие проценты, уменьшит ростовщичество, во-вторых, образование торговых компаний. Так как это учреждение будет частным, то оно будет помогать казне, нисколько не подвергая её опасности.
— Признаете силу этого доказательства, герцог? — спросил регент Ноайля.
— Не понимаю, почему вы, Ваше Высочество, принимаете такое близкое участие в этом банке? Я не могу думать, что ожидания господина Лоу осуществятся. Но так как это будет частным делом и правительство не будет затронуто, то я даю согласие на этот план.
— С вашей стороны, весьма любезно, что вы соглашаетесь, герцог, — сказал, смеясь, регент. — Я, а также господин Лоу, бесконечно обязаны вам. Будет издан приказ, разрешающий немедленное учреждение банка.
— Вы сделали первый удачный шаг, — шепнул Дюбуа Джону Лоу. — Всё остальное придёт следом.
— Я почти сожалею о своём разрешении, — проворчал Ноайль. — Но уж поздно брать слово обратно.
— Нужно сделать приготовления для открытия банка при обнародовании указа, — сказал Лоу. — Предлагаю устроить контору в отеле Мэм, на улице Святого Авуана, который я уже приготовил для этой цели: он даст нам много места для тех обширных сделок, которые я имею в виду.
— Я никогда не был в отеле Мэм. Но он был некогда местопребыванием знаменитого коннетабля Анна Монморанси[66] и случайным убежищем Генриха II[67], — заметил регент. — Вы мне покажете его, господин Лоу: я сумею судить о его годности для той цели, к которой вы его предназначаете.
— Ваше высочество оказывает мне бесконечную честь, — ответил Лоу с поклоном. — Бесспорно, устройство этого отеля более удобно, чем в английском или амстердамском банках.
— И вы предполагаете соперничать с этими государственными учреждениями? — насмешливо спросил Ноайль.
— Отчего же нет, герцог? Я не вижу оснований, почему Франция должна плестись позади какой-либо другой страны в Европе? Я даже предвижу многое, благодаря чему она сумеет быть впереди всех.
— Вы должны подписаться под таким чувством, герцог, — сказал, смеясь, регент.
— Совершенно верно, монсеньор. Я только хотел указать относительно отеля Мэм, что, кажется, он несколько велик для частного банка.
— Это должно зависеть от надобностей самого банка, — возразил регент. — Можно надеяться, что г. Лоу не признает его даже достаточно большим. Во всяком случае, я осмотрю дом и оценю его годность. Я сделаю это сегодня же, после совета. Не следует терять времени при исполнении плана. Вам, герцог, я поручаю изложить его в совете финансов — с вашим одобрением он безусловно будет принят. Письменный патент, утверждающей план, может быть тогда занесён в журнал парламентом. И господин Лоу будет в состоянии начать действия.
Видя, что дальнейшая борьба напрасна, Ноайль подчинился необходимости и обещал повиноваться приказанию его высочества.
— Ваш банк, в сущности, уже устроен, — заметил Дюбуа тихонько Джону.
Несколько дней спустя долго откладываемый план Лоу был приведён в исполнение. Было понятно, что он приятен регенту, который решил оказывать ему необычайное покровительство, и все паи были немедленно разобраны. Сам Лоу поместил все свои деньги в банк. Утверждённый письменным патентом от второго мая 1716 года, банк был открыт в отеле Мэм, на улице Святого Авуана, под названием «Главный Банк Лоу и Компании».
Сначала герцог Ноайль и все бывшие с ним заодно финансисты говорили о плане с издёвкой и презрением. Они осмеивали мысль о том, что можно найти кредит восстановить торговлю, расплатиться с государственным долгом шестью миллионами, причём имея в наличности только четверть этой суммы, а остальные три четверти в неимеющей ценности бумаге, которая может быть разменена лишь с потерей 70-80%. Эта мысль нелепа: она должна быть отвергнута всяким рассудительным народом. Однако, вопреки этим дурным предсказаниям, успех банка Джона Лоу рос чрезвычайно. Крайняя правильность его действий, исправность и точность платежей, а, главное, обеспечение в том, что все билеты будут уплачены звонкою монетой того же веса и пробы, какой она была в день выпуска, — всё это быстро обеспечило дело. По распоряжению регента были посланы приказы по всем конторам государственных сборов в королевстве принимать билеты Главного Банка в уплату долгов: это облегчило обращение бумажек, так что вскоре они стали предпочитаться звонкой монете и цениться на 1% больше, чем золото. С тех пор всякие подозрения исчезли, уступая место слепому доверию. Спрос на билеты возрос до того, что взыскивалась небольшая премия за их выдачу.
Мало того, предсказания Лоу о благодетельном влиянии его плана вполне оправдались быстрым и решительным улучшением, наступившим в каждой отрасли торговли и промышленности. Доверие было восстановлено. Даже иностранцы стали вкладывать деньги в банк: баланс обмена с Лондоном и Амстердамом поднялся на 4-5% в пользу Парижа, и этот подъём поддерживался искусными сделками Джона. Купцы возобновили свою торговлю, фабриканты, после долгого перерыва, принялись за производство, потребление приняло прежний размах, ростовщичество действительно остановилось, потому что никто не дал бы процентов свыше платимых банком. Всё приняло блестящий и многообещающий вид. Высшего успеха достигли на главном собрании владельцев банковых билетов, когда было объявлено о выдаче дивиденда в 15% за год. Для Лоу это был поистине день торжества. В большом зале бывшего отеля Мэм собрались все собственники банка, среди которых было несколько высокопоставленных и очень важных лиц. Присутствовал сам регент, восседая на высоком кресле за верхним концом длинного стола. По правую руку от него находился Лоу, который предельно ясно и удовлетворительно излагал счастливое состояние банка, указывая на выгоды, которые он принёс торговле и рисуя его блестящую будущность. Его речь была прослушана с заметным вниманием регентом. По её окончании, когда зала огласилась рукоплесканиями, принц заметил ему: