есколько слов в объяснение своего поведения, но, не получая ответа, умолк. Когда они нашли мадам При, Коломба церемонным поклоном отпустила Ивлина.
После бала Коломба не вернулась в Шантильи, но, сославшись на внезапное нездоровье, осталась на Вандомской площади. На другой день она действительно почувствовала себя нездоровой: её нервы были расстроены; она никак не могла вернуть своё спокойствие. Но она скрывала от других свою печаль. Поражённая переменой её отношений к Ивлину и не в состоянии объяснить её, Кэти не замедлила спросить о причине, но не получила удовлетворительного ответа.
— Вам прежде обыкновенно нравился Ивлин, Коломба, — заметила девочка. — Чем он разгневал вас? Вот вы стали называть его господином Харкортом.
— Пожалуй, правда, я не очень довольна им. Но я не имею права выражать своё неудовольствие по поводу того, что он сделал.
— Так вы признаетесь, что вы обижены, Коломба? Можно передать это Ивлину?
— Ни в коем случае!
Кэти сделала несколько дальнейших попыток устроить примирение, но все они были одинаково безуспешны. Может быть, Коломба и была бы тронута явным раскаянием своего возлюбленного, если бы её чувство ревности не было вновь растревожено. Герцогиня Берри устраивала в Люксембурге большой приём, на котором присутствовали леди Катерина и Лоу. На другое утро Кэти ворвалась в комнату своей приятельницы в большом возбуждении и сообщила, что Ивлин был в Люксембурге и что герцогиня Берри два раза танцевала с ним.
— Я хочу рассказать вам ещё кое-что про них, что очень позабавит вас. Мама говорила мне...
— Пожалуйста, избавьте меня от дальнейших подробностей! Я уже объясняла вам, что нисколько не интересуюсь господином Харкортом и хотела бы лучше не слышать о нём.
— Я никогда не слышала прежде, чтобы вы делали такие злобные замечания, Коломба. Я начинаю думать, что вы ревнивы. Но я больше не буду раздражать вас, — прибавила девочка, видя как слёзы показались на глазах Коломбы. — По мне, вы совершенно правы, что не обращаете внимания на Ивлина. Я больше не буду на его стороне. Я скажу ему, что мы не хотим его общества и что лучше пусть пойдёт он к знатным дамам и к герцогине.
— Вы не должны говорить ничего подобного, глупенькое дитя! — воскликнула Коломба, улыбаясь сквозь слёзы.
— А я скажу! — настаивала Кэти.
В тот же день явился Ивлин и был принят леди Катериной с обычной любезностью. Не зная о происшедшем недоразумении, хозяйка сейчас же начала расхваливать герцогиню Берри, рассказывая о великолепии её наряда. Вдруг Коломба поднялась и вышла из комнаты, за ней и Кэти встала со своего места и, подражая походке Коломбы, как можно незаметнее направилась к дверям. Но мама вернула её. Принуждённая остаться, она раскрыла «Телемака», притворившись очень заинтересованной его чтением. Когда Ивлин уходил, она не хотела даже поднять глаз, чтобы распрощаться с ним. За такое дурное поведение девочка получила от леди Катерины вполне заслуженный выговор. На другой день Ивлин пришёл снова. Застав Кэти одну, он написал записочку и просил девочку передать её немедленно Коломбе и, если возможно, принести ответ Радуясь, что ей дали такое поручение, Кэти тотчас же убежала, но вернулась с совсем другим выражением лица.
— Ну, какой ответ приносите вы мне? — спросил он.
— Вот! — ответила она, возвращая ему листок, который он передал ей.
— Мою собственную нераспечатанную записку!
— Да! — ответила Кэти. — И она просит вас не трудиться писать снова: все ваши письма будут отосланы обратно таким образом.
— Но пойдите снова к ней, дорогая Кэт, и упросите её позволить мне сказать одно слово, только одно слово! — воскликнул он.
— Это бесполезно, повторяю вам. Она не придёт.
— Не возьмётесь ли передать ей одну весточку, Кэт?
— Не могу обещать. Какого содержания?
— Скажите ей, что она совершенно ошибается, если предполагаете, что я был неверен. Хотя все внешние признаки против меня, я клянусь...
— Ну, в чём вы клянётесь?
— Что я никогда ни на минуту не переставал быть ей верным.
— Вы, видно, сказали всё, что содержится в вашей записке?
— Всё то и ещё много другого.
— Так и думала Коломба, и потому отказалась читать её. Мне очень жаль, но я не могу передать ваши слова.
После этой неудачи Ивлин не делал других попыток. Он начал сокращать свои посещения и уже редко приходил чаще, чем раз в неделю. Такое положение вещей тянулось уже долго, и было мало надежды на примирение. Происшедший между ними разрыв всё увеличивался. Коломбе сообщали, что Ивлин стал предметом восторга при дворе регента, что он участвовал там во всех увеселениях и кутежах. Эти рассказы, в истинности которых она нисколько не сомневалась, укрепляли её решение изгнать его из своего сердца.
Но эту задачу нелегко было выполнить. Влияние Ивлина на её сердце было слишком сильным, чтобы от него можно было освободиться.
Глава XXII. Господин Коссар и Коломба
Пока всё это происходило, Лаборд, по-видимому, быстро приобретал вновь состояние. Благодаря удобствам, предоставляемым его положением в банке, и доверию, оказываемому его патроном, он сумел воспользоваться несколькими удобными случаями и стал быстро богатеть. Теперь он думал только об одном — разжиться. Жажда наживы всецело овладела его сердцем. После приобретения денег для себя, его главным желанием было выдать свою дочь замуж за человека с большим капиталом. И ему выпало счастье найти человека, какого он искал.
Одним из главных пайщиков и, кроме того, ещё директором банка был Никомед Коссар. Он был поставщиком армии в прошлое царствование и скопил много денег, большую часть которых, благодаря крупной взятке госпоже Парабер, ему удалось спасти от цепких рук Судебной Палаты. Никомед Коссар был, без сомнения, слишком важным лицом, чтобы Лоу мог пренебрегать им — великий финансист приглашал его, в некоторых случаях, в свой дом на Вандомской площади. Здесь Коссар увидел Коломбу и пленился её красотой. Он попросил представить его ей, и был настолько же очарован её обращением, как и наружностью. В таком важном деле, как женитьба, Коссар не торопился: до сих пор он даже питал некоторое отвращение к браку. Но, наконец, он собрался с духом и однажды, в банке, вошёл в кабинет Лаборда и сразу высказал свою цель. Вовсе не требовалось излагать свои денежные дела: с ними Лаборд был достаточно знаком. Коссар прямо спросил Лаборда, отдаст он за него свою дочь или нет? Если да, то он, Никомед, сделает ей очень большое приданое.
Обрадованный Лаборд не долго раздумывал: все переговоры, насколько они касались их, были закончены тут же. Убеждённый, что приданое произведёт на Коломбу такое же сильное впечатление, какое, очевидно, произвело оно на отца, Коссар не сомневался в исходе своего предприятия. Лаборд также не допускал ни на минуту даже мысли о сопротивлении его воле со стороны Коломбы. Поэтому искал только разговора наедине с ней на другое утро. Сначала он коснулся Ивлина и высказал сожаление о сильной склонности молодого человека к волокитству. Но Коломба прервала его словами:
— Я просила бы вас, папа, не говорить о господине Харкорте. Я больше нисколько не интересуюсь им.
— Очень рад слышать, ведь он был единственным препятствием для того предложения, которое я намереваюсь сделать. Харкорт — весьма очаровательный молодой человек, и я всегда буду чувствовать себя неоплатным перед ним должником за ту услугу, которую он оказал мне, но я не думал, что он будет тебе подходящим мужем. Другое дело — предложение, которое я сделаю теперь. Это мужчина совсем другого толка. Он, может быть, некрасив, даже не молод, хотя далеко не стар, но зато обладает громадным богатством, что гораздо лучше молодости и красоты. Это настоящий миллионер. И он расположен исполнять все твои желания, вполне сравнять тебя с миледи Лоу по положению.
— У меня вовсе нет таких чрезмерных желаний, папа. Мне не нужно ни бриллиантов, ни богатых платьев, ни колясок, ни толпы лакеев. А кто такой этот предназначенный для меня супруг, папа? Вы не назвали ещё его имени.
— Ты часто видела его в этом доме, здесь он частый гость. Это главный поставщик провизии на армию, великий капиталист Никомед Коссар, — ответил отец, многозначительно выговаривая каждое слово этого ответа.
К его удивлению и огорчению, Коломба залилась смехом.
— Как! Этот маленький, толстенький, противный старик, которого Кэти называет Нос-Курнос? Ведь ему почти столько же лет, как и вам, папа! Ну, конечно, вы не можете желать, чтобы я вышла за него замуж.
— Извините, мадемуазель, — возразил отец, сильно нахмурясь. — Я желаю, чтобы вы вышли замуж именно за Никомеда Коссара, и в этом случае моя воля — закон. Я уже обещал ему вашу руку и предполагаю сдержать своё слово.
— Но, дорогой папа, вы не захотите сделать меня несчастной?
— Несчастной? Конечно нет, моё дорогое дитя. Предлагая любезного, богатого мужа, готового исполнить все твои желания, я вряд ли заслужил такое мнение о себе. Послушай же, Коломба! Мне очень по душе этот брак, он должен состояться.
— Но, папа, я не могу думать о Коссаре без презрения. Я обманула бы его, если бы вышла за него.
— Не беспокойся на этот счёт, моё дорогое дитя! Коссар не ожидает слишком многого — он покупает молодую, красивую жену и не ставит условием её любовь.
— Но я не могу продать себя таким образом, папа!
— Что за необыкновенная прыткость, мадемуазель! Поверьте, очень немногие выходят за любимых, и те, кто поступает так, обыкновенно раскаиваются потом. Поверь моим словам: самые счастливые браки — самые богатые. Ты можешь начать с равнодушия к Никомеду, с нелюбви, если угодно, но не пройдёт и нескольких месяцев, как станешь считать его образцом мужа и сделаешься предметом зависти для всех твоих знакомых.
— Но я никогда не сумею вынести его, папа. Умоляю вас, не настаивайте на моём повиновении; иначе вы доведёте меня до отчаяния.
— Фу, это только глупые слова! Я передам Никомеду, что ты согласна. Я приведу его к тебе завтра в этот же час. Если ты дорожишь моим уважением, то примешь его надлежащим образом.