. Он разговаривал громко, как бы желая обратить внимание на свои слова.
— Вот солдат времён Тальяра[83]! — воскликнул Миль. — Кто он такой?
— Сумасшедший капитан с Миссисипи, Ламот Кадильяк, — ответил Лаборд. — Он только что вернулся из Луизианы.
— А, в самом деле! — воскликнул Миль. — Мне хотелось бы послушать, что он говорит о колонии.
— Так я посоветовал бы вам воспользоваться настоящим случаем, ибо думаю, что вы не встретитесь с ним больше. Его подкупили братья Пари, чтобы распускать дурные слухи про колонию, с этой целью он и пришёл сюда. Но это последнее его появление в обществе.
С этими словами Лаборд поднялся и, в сопровождении Миля, направился к той части комнаты, где сидели Кадильяк и его друзья. Они выбрали стол, соседний с тем, за которым помещался Коссар с молодыми людьми. Не зная об опасности, неосторожный старый солдат начал повествование о своих невзгодах на Миссисипи и называл все блестящие описания Лоу относительно колонии баснями.
— Будьте осторожны, капитан! — сказал один из сидевших за соседним столом. — Здесь присутствует директор Западной Компании.
— Тем лучше! — возразил капитан громким голосом, обращая свою речь к Коссару. — Повторяю, все чудеса, которые вы слышали о Луизиане, изобретены мистером Лоу, чтобы заманить пайщиков.
— Что вы говорите здесь, месье, о господине Лоу? — воскликнул Коссар, вставая с места. — Прошу вас принять к сведению, что Я — друг господина Лоу и директор Западной Компании.
— Ну, так желательно, господин директор, чтобы вы услышали правду! Я, капитан Ламот Кадильяк, пробыл на Луизиане семнадцать последних лет и должен знать кое-что о стране. Я утверждаю, что пышные заявления господина Лоу — просто выдумки, предназначенные для обмана народа. Я служил у Антуана Кроза, когда этот мужественный человек пытался заселить страну, и, на мой взгляд, это предприятие окончательно потерпело неудачу. Несмотря на все уверения, было сделано очень мало. Сегодня мы слышим об отплытии из Бреста или Гавра кораблей, нагруженных товарами и многочисленными переселенцами, завтра — о прибытии другого флота, привёзшего миллионы с Миссисипи. И всё это — ложь!
— Вы заблуждаетесь, капитан, заблуждаетесь! — крикнул Коссар.
— Нет, господин директор, я не заблуждаюсь! Народ обманут этими россказнями. Несколько недель тому назад утверждалось, по словам самого Лоу, что устроена шёлкопрядильная мануфактура, на которой работают 12 000 женщин из племени натчезов[84]. Очень правдоподобный рассказ! — прибавил он, подмигнув соседям, которые все расхохотались. — Очень правдоподобный! Я жил в этой стране и никогда не видел, чтобы и три сотни натчезок собирались вместе когда-либо.
— А что вы скажете о руде и слитках золота и серебра, открытых на Миссисипи и посланных на монетный двор для испытания? — воскликнул Коссар.
— Что я скажу? — дерзко переспросил Кадильяк. — Я отвергаю правдоподобность этого известия. Золотые и серебряные слитки могли быть посланы на монетный двор, но они добыты не на Миссисипи — там нет драгоценных металлов.
— Вы, может быть, станете утверждать, что там нет драгоценных камней — бриллиантов, рубинов, агатов? Может быть, вы дойдёте до того, что будете отрицать, что в Арканзасе[85] находится большая изумрудная скала и что капитан Лагарп с отрядом в двадцать человек был послан, чтобы овладеть ею?
— Чистое хвастовство! Мне хотелось бы посмотреть на эту скалу но она существует только в воображении мистера Лоу. Слушайте внимательно, господа, и вы от меня узнаете истинную правду! Начну с того, что там нет красивых уроженок, готовых броситься в объятья колонистам, когда они приедут. Все женщины, молодые и старые, страшны — дикие во всех отношениях. Большая часть огромной области, орошаемой Миссисипи, представляет собой едва заселённую пустыню, болотистую и опустошаемую лихорадками, и много лет пройдёт, прежде чем можно будет её заселить и сделать плодородной. Таково, даю честное слово, настоящее состояние страны Миссисипи, о которой рассказывается столько чудес и выдумок. Теперь видите, господа, что за прекрасное обеспечение имеете вы, вложив ваши деньги в Западную Компанию!
— Ваши обвинения безосновательны, капитан! — воскликнул Коссар.
— Я могу подтвердить их доказательствами. Я слышал, когда уже вернулся обратно, что был выстроен великолепный город, названный Новым Орлеаном, в честь его высочества регента, но пока инженер Делатур только заложил фундаменты.
— Хорошо, но город будет выстроен! — крикнул Коссар! — И когда будет окончен этот великолепный Новый Орлеан, он станет одним из красивейших городов в мире. Удивляюсь, как это вы, отвергая все природные богатства Луизианы, не утверждаете, что Миссисипи не больше Сены?
— Великий Отец Вод изобличил бы меня во лжи, если бы я сказал это. Нет реки подобной Миссисипи.
Здесь Лаборд сделал знак Коссару и вышел из кофейни. Больше ничего не произошло в те немногие минуты, когда Кадильяк прихлёбывал свой кофе и вновь обратился к своим обвинениям. Коссар однако прервал его словами:
— Предостерегаю вас не давать слишком много воли вашему языку, милостивый государь!
— Ба! Я не из пугливых! Я буду говорить правду, не обращая внимания на последствия. Мой долг вывести из заблуждения народ и показать ему, как его одурачили.
В эту минуту в кофейню вошёл полицейский чиновник и направился прямо к столу, за которым сидел старый солдат. Подойдя, он взял его за плечо и сказал:
— Вы — капитан Ламот Кадильяк?
— К вашим услугам, месье.
Чиновник шепнул что-то на ухо ветерану.
— Арестован?! — воскликнул Кадильяк, поднимаясь на ноги.
Этот неожиданный случай произвёл большое смущение среди друзей Кадильяка, но они не пытались встать на защиту старого солдата. Группа же людей, сидевших за соседним столом, по-видимому, забавлялась этим происшествием.
— Прощайте, капитан! — крикнул Коссар насмешливым тоном. — Надеюсь, вы получите удобное помещение в Бастилии. Вы сумеете там выругаться досыта на досуге.
— Я предпочитаю быть посаженным в Бастилию, чем отосланным обратно на Миссисипи. Прощайте, господа! — сказал старик, оглядывая своих друзей. — Вы видите, как обращаются со старым солдатом, который проливал кровь за отечество и вся вина которого состоит в том, что он говорит правду.
— Прощайте, храбрец! До свидания, капитан! — кричали они, обнимая его и пожимая ему руку.
— Следуйте за мной, капитан! — воскликнул чиновник, желая прекратить это зрелище.
— Одну минуточку, месье, прошу вас. Я скажу своим друзьям прощальное слово.
— Я не могу позволить вам этого, капитан, — сказал решительно чиновник. — Вы и так уж слишком много злоупотребляли моим терпением. Идёмте!
Он повернулся было к выходу, но был задержан Харкортом, который, войдя в кофейню в ту минуту, как начался арест капитана, подошёл поближе, чтобы узнать, что происходит. Чиновник показал ему знаком, чтобы он сошёл с дороги, но Ивлин не двигался с места.
— Вы не откажетесь исполнить просьбу старика? — сказал он полицейскому. — Дайте ему договорить!
— Что значит это вмешательство, месье? — резко спросил полицейский. — Какое право вы имеете мешать мне при исполнении моих обязанностей?
Прочь с дороги, под угрозой наказания!
В ту же минуту внимание его было привлечено Кадильяком, который, воспользовавшись этим вмешательством, встал на стул, чтобы обратиться с речью к собранию. Его друзья быстро обступили его, так что чиновник не мог подойти близко и увести его оттуда.
— Это всё вы наделали, месье! — крикнул полицейский Ивлину. — Если, вследствие этого, произойдёт какое-нибудь волнение, вы будете отвечать за него.
— Не беспокойтесь, месье, никакого волнения не произойдёт! — крикнул Кадильяк со своего возвышения. — Как только скажу несколько слов всему обществу, я спокойно последую за вами. Слушайте меня, господа! — прибавил он, возвышая голос. — Меня сейчас посадят в Бастилию, потому что мистеру Лоу невыгодно, чтобы народ знал истинное положение колонии на Миссисипи. Но я спрашиваю вас: неужели тюрьма — должная награда старому солдату, который верно служил отечеству? Посмотрите сюда! — прибавил он, обнажая свою грудь. — Вот следы ран, полученных мною у Флёри, когда мы разбили голландцев. Этот рубец получен мною у Монса, этот — при осаде Намюра, этот — при Юи[86]. Я удостаивался похвал за храбрость от маршалов Люксембурга и Буффлера, и вот единственная награда, которой я достиг! Я пробыл семнадцать лет на Миссисипи и более половины этого времени провёл с краснокожими индейцами, сопутствовал им на охотах, в их войнах с враждебными племенами. Я хорошо ознакомился со всей страной и смело утверждаю, что пройдёт много-много лет, прежде чем она может быть заселена другими жителями, кроме нынешних диких обитателей её. Там нет ни благородных металлов, ни драгоценных камней, а реки кишат аллигаторами[87]: в болотах свирепствуют лихорадки. Если бы тело моё не было железным, я давно бы погиб. Оттого-то я убеждён, что в наше время колония не процветёт хотя это может случиться позднее, и громко предупреждаю вас: предприятие Антуана Кроза потерпело неудачу, не будет иметь успеха и предприятие Джона Лоу! Оно разорит всех тех, кто примется за него. Не будучи в силах опровергнуть моих заявлений или заставить меня молчать, главный директор Западной Компании посылает меня в Бастилию. Он станет по-прежнему обманывать пайщиков. Он станет убеждать их, что все богатства Мексики и Перу будут найдены на Миссисипи! Но правда в итоге выплывет наружу. И тогда, хотя уже слишком поздно, вспомнят о моих предостережениях.
Громкий гул поднялся в группе людей, обступивших старика, посыпались ругательства на Лоу.
— Не будьте несправедливы, господа! — сказал Ивлин. — Я уверен, Лоу никогда не посоветовал бы такой суровой меры.