— Весьма тонкое замечание, государь, — ответил старый придворный, кланяясь с улыбкой. — Бесспорно, улица Кенкампуа должна бы быть вдвое шире, чтобы вместить ту толпу людей, которая ежедневно наполняет её, а позолота вполне подходила бы к ней. Но составитель плана не виноват — улица начерчена точно. Она представляет собой тесный лабиринт в четыреста пятьдесят футов длиной и состоит приблизительно из сотни домов; некоторые из них очень стары, но все без всякой притязательности.
— Боже мой! Вы поражаете меня, маршал. Я думал, что это самая красивая улица в Париже.
— Но это самое многолюдное место во всей вашей великой столице, государь. Через руки лиц, бывающих на улице Кенкампуа, в течение дня проходит больше денег, чем во всей остальной части Парижа в течение недели. Но сама по себе улица заслуживает мало внимания. Она почти вся заселена евреями, маклерами, нотариусами, ростовщиками, менялами и лицами, подобными им. Многие из них теперь разделили свои квартиры и сдают каждую комнату, от чердака до погреба, за непомерную плату, за которую можно было бы нанять целый дом. Во всех этих комнатах поставлены конторки, за которыми совершаются дела. Некоторые банкиры, за недостатком помещения, выстроили вышки на крышах. Но прошу прощения у Вашего Величества: вам эти подробности должны показаться скучными.
— Напротив, маршал, они меня чрезвычайно заинтересовали. За последнее время я слышал так много об улице Кенкампуа.
— Это потому что в последние месяцы, с тех пор как необычайные финансовые предприятия господина Джона Лоу свели с ума весь Париж, эта улица стала такой известной, или, лучше сказать, столь примечательной. Впрочем, она всегда была хорошо известна — служила местопребыванием ростовщиков и лиц, ссужавших деньгами. Слово Кенкампуа, могу заметить, если Вашему Величеству угодно извинить меня за мелочность, происходит из латинского quinque pagi — пять сел: так назывались две-три деревушки в соседстве с Парижем. Отель, выстроенный помещиком в одной из этих деревень, дал имя этой улице. В последние дни царствования вашего дедушки, а моего государя и повелителя Людовика XIV, государственные билеты несколько потеряли доверие, и владельцы их стали стекаться на улицу Кенкампуа, чтобы сбывать бумаги. В то время улица по временам была очень оживлена, но это ничто в сравнении с тем, что она представляет собой теперь. Мне случилось быть там, когда сделан был первый выпуск паёв Компании Индий, и могу уверить Ваше Величество, это было чудесное зрелище. Живая река народа против воли носила меня, растерянного, оглушённого криками, из стороны в сторону. Исчезло всякое различие в положении и знатности лиц. Вельможи, титулованные дамы, лакеи, священники, карманные воры, всевозможные мошенники — все смешались в этой сумятице. С большим трудом, потеряв кошелёк и бумажник, выпутался я из толпы и нашёл убежище в банке Туртона, где принуждён был оставаться более часа. На другом конце улицы находится железная решётка, опускаемая по приказанию господина Машо, начальника полиции, с девяти часов вечера до шести утра. Как только часы пробьют девять, гвардейцы, стоящие на страже у этой решётки, ударяют в барабаны, и толпа вытесняется отрядом солдат. Без этой предосторожности это место никогда не было бы свободно. В том случае, про который я только что рассказал, все прилежащие улицы были заполнены каретами.
— Мне хотелось бы взглянуть на улицу, когда на ней будет такая толпа. Я обещал господину Лоу как-нибудь отправиться туда.
— Как видно, Лоу пользуется большим расположением Вашего Величества?
— Да, я его очень люблю. Мне всегда жалко, когда он покидает меня, — этого я не могу сказать больше ни о ком-либо из приближённых ко мне.
— Лоу очень приятный человек и очень искусный финансист, но я боюсь, что он внесёт большую смуту в государство.
— Вы совсем расходитесь во мнении с регентом, он говорит, что Лоу спас страну от несостоятельности и разорения. Наша казна была пуста, а Лоу наполнил её — так говорит регент. Торговля была мертва, Лоу оживил её. В деньгах ощущался недостаток, теперь они в изобилии. Многие подданные, прежде нуждавшееся и несчастные, теперь довольны и благоденствуют. Эти благодеяния, по словам дяди, даны народу Джоном Лоу. Если это правда, я должен быть чрезвычайно ему благодарен.
«Этот проклятый искатель приключений достиг большего влияния на Его Величество, чем я предполагал, — подумал Вильруа. — Я должен постараться уничтожить его».
— Да, и есть люди, которые надеются, что такое благополучие, пожалуй, будет продолжаться, — прибавил он вслух.
— А каково ваше мнение? — живо спросил король.
— Я опасаюсь, что блестящий мыльный пузырь господина Лоу может лопнуть, государь.
— Вы несправедливы к Лоу Вы не знаете, что он может сделать. Дядя говорит, что он взялся заплатить государственный долг в пятнадцать миллионов.
— О, он наобещает что угодно. Но сумеет ли выполнить обещание?
— Да, я думаю, сумеет. И если он это сделает, я назначу его генерал-контролёром, по совету дяди.
— Даже если бы мистера Лоу можно было назначить на должность, занимать которую он не может по своей религии, из него получился бы посредственный министр финансов. Ваше Величество совершило бы ошибку, назначив его.
— По-видимому, вы враг Джона Лоу, маршал.
— Я не враг, но, признаюсь, не доверяю ему и считаю своим долгом предостеречь против него Ваше Величество.
— Моего доверия к господину Лоу нельзя поколебать. Но я хочу кое-что сказать вам. Регент желает, чтобы я устроил бал в Тюильри для знатной молодёжи.
— Чудесная мысль! Ваше Величество получит удобный случай увидеть будущих придворных своего двора. Я буду очень рад устроить это торжество. Я выработаю программу и представлю список тех, которые достойны чести быть приглашёнными, ведь только потомки знатных персон могут быть гостями Вашего Величества.
— Следует сделать два исключения — мадемуазель Лоу и её брат.
— Я не понимаю, государь... Я думал, что этот бал будет для знатных мальчиков и девочек.
— Вы поняли правильно, маршал.
— Тогда позвольте мне заметить, что мадемуазель Лоу и её брат не могут быть допущены.
— Позвольте мне, в свою очередь, заметить, что я уже пригласил их.
— Как? Пригласили? Опасаюсь, что этот поступок оскорбит ваших молодых знатных гостей, и я буду очень удивлён, если мадемуазель Лоу и её брат проведут весело этот вечер.
— Всякая обида, нанесённая им, будет обидой мне, и я, а также мой дядя регент, отплатим за неё, — ответил с достоинством юный король.
— Надеюсь, что ничего подобного не произойдёт государь — я всеми силами постараюсь не допустить этого. Но я не могу отвечать за других.
— Я сам позабочусь о своих гостях, — сказал Людовик раздражительно. — Если никто другой не захочет танцевать с мадемуазель Лоу, я буду танцевать с ней целый вечер; а регент, я уверен, найдёт даму для её брата.
«Возражения могут только рассердить его, я должен уступить, — подумал Вильруа. — Но бала не будет, это я решил».
— Желание Вашего Величества для меня закон. Когда мы должны устроить бал?
— Я с регентом определю день. Он сейчас придёт сюда с господином Лоу.
«Опять Лоу! — мысленно произнёс Вильруа. — Да провались он!»
— Тогда же, — продолжал молодой король, — я попрошу дядю взять меня на улицу Кенкампуа. Господин Лоу будет сопровождать нас.
— Как ваш воспитатель, государь, я сочту долгом сопровождать вас. Я не могу остаться.
— Я и не думаю ехать без вас, но со мной должен быть Лоу.
— Но государь, присутствие его будет совершенно излишним — я мог бы объяснить вам всё.
— Я не сомневаюсь в этом, но только господин Лоу, и никто другой, будет моим проводником.
Глава X. Миссисиписты
В то время в Париже не было Биржи, как в Лондоне и Амстердаме, где могли бы собираться купцы, торговцы, банкиры и иностранцы. Лоу намеревался выстроить её и с этой целью купил шесть больших домов на улице Вивьен, расположенной между садом отеля Мазарини и улицей Кольбера. Эти дома были разрушены и на их месте возвели великолепную постройку, которая должна была вмещать в себе Биржу и Почтамт, расположенный тогда на улице Бурдонне. Но это намерение не исполнилось. Так как Биржи не существовало, то не было и постоянных биржевых маклеров, а их дела выполняли банкиры, менялы, дисконтёры и нотариусы, жившие на улице Кенкампуа. За несколько лет перед тем, когда государственные билеты, лишившись доверия, продавались и покупались, здесь было устроено много дел подобного рода. Но только после учреждения Западной Компании и выпуска её паёв эта улица впервые стала приобретать значение Биржи. С возникновением Анти-Системы игроки удвоились в числе: и здесь-то вспыхнуло пламя игры, которое разгорелось потом с такой беспримерной силой. В это время игроки делились на две группы: одна поддерживала Лоу, другая — братьев Пари. Одно время, благодаря искусному руководству своих директоров, Анти-Система брала верх, и многие очень проницательные игроки предполагали, что Лоу будет побеждён. Но они не знали, с кем имеют дело. Ситуация совершенно переменилась, когда Лоу, соединив Восток с Западом, дал своей Компании гордое наименование Компании Индий. Тогда его удивительный гений стал очевиден, и противники нашли, к своему крайнему смущению, что не могут более соперничать с ним.
Выпуск 50 000 новых паёв, получивших название «дочек», произвёл необычайное действие. Подписка сразу заполнила эту сумму. Страсть миссисипистов (так называли игроков на улице Кенкампуа) покупать эти паи распалилась до того, что эти бумаги быстро удвоились в цене, совершенно затмив паи Главных Ферм. Решив покончить со своими соперниками, Лоу вскоре присоединил к огромным привилегиям, уже предоставленным Компании Индий, управление монетным двором, которое он купил у правительства на девятилетний срок за 50 миллионов. Это важное приобретение, которое имело целью усилить его могущество материально, дало ему возможность выпустить паёв ещё на 50 000, по 500 ливров каждый.