Способ, которым добивались свидания с Джоном Лоу, походил на преследование. Весьма высокопоставленные дамы проводили дни и ночи в его приёмных, ожидая, когда откроются заветные двери. Его швейцар, мажордом Тьерри, нередко получал по 1000 крон за то, чтобы передать письмо своему хозяину и вдвое больше — за допуск к нему написавшего лично. Лоу по-прежнему занимал отель на Вандомской площади, но очень украсил его. У него были теперь роскошное собрание картин и большая галерея скульптурных произведений. Комнат в доме было много, и все они были обставлены с царственной пышностью. Часть своего громадного капитала он затратил на покупку обширных дворянских имений, и уже приобрёл их 14. Вдовствующая принцесса Конде уступила ему герцогство Меркер за 870 000 ливров и 100 000 лихвы. За маркизат Эфья он дал 2 300 000, за графство Танкарвиль и баронство Гальбоск — 650 000 ливров наличными и 7410 ежегодной ренты. Кроме этих имений, он приобрёл княжеские владения Германд в Бри, Руасси (обошлось ему в миллион), Сен-Жермен (ещё миллион!), Домфрон, Ла-Марш и Линьи. Услышав, что Новьон, президент а Мортье[92], хочет продать прекрасное имение, Лоу посетил его и сказал:
— Мне говорили, что вы просите за ваше имение 400 000 ливров. Позвольте мне сказать, что это не очень хорошая цена: предлагаю за него 450 000.
— Вы удивительно устраиваете дела, господин Лоу, — ответил Новьон. — Но я не могу воспользоваться вашей щедростью. Имение будет принадлежать вам за ту сумму, которую я назначил; но я должен к этой сделке прибавить одно условие — очень пустое, которое, вероятно, не повлияет на нашу сделку: вместо банковых билетов вы должны уплатить мне эту сумму луидорами.
Лоу тотчас же понял подвох, но, приняв самый равнодушный вид, ответил:
— Вы приятно поразили меня, президент: нет ничего легче, как исполнить это условие. Вы получите требуемую плату.
В Париже, кроме его собственного дома на Вандомской площади, отеля Мазарини и шести соседних домов на улице Вивьен, Лоу купил отель графа Тессе за 150 000 ливров, отель Суассон от принца Кариньяна — за 1 400 000, наконец, отель Рамбулье и большой участок земли около Монмартрских ворот, где предполагал выстроить монетный двор.
Среди многих знатных лиц, извлёкших пользу из Системы, более всех выиграл герцог Бурбон, который, пользуясь всяческим покровительством Джона, приобрёл 20 миллионов. Эти огромные суммы дали ему возможность расплатиться со всеми заимодавцами и отстроить Шантильи. Он задал регенту большой праздник, который продолжался 5 дней и ночей и стоил 5 миллионов. Однажды герцог похвастался перед господином Турмени количеством своих паёв. Тот заметил ему:
— Фи, монсеньор, один из ваших великоавгустейших поступков стоит всех ваших паёв[93].
Можно только догадываться о том, сколько выиграл Дюбуа: он получал, сколько хотел. Герцог Антен заработал 12 миллионов. Принц Конти сделался врагом мистера Лоу, потому что ему досталось только 4 миллиона. Фавориты и фаворитки регента приобрели огромные суммы; Носе, Канильк и Бранка получили по 50 000 в дар каждый. Имея всегда открытым источник богатств, больше чем в Потоси или Перу[94], регент, расточительность которого была безгранична, прибегал к нему без всяких стеснений. Лоу удовлетворял все его требования. А так как всегда находились или приятель, желавший выиграть, или содержанка, которой нужно было назначить пенсию, либо фаворит, желавший разбогатеть, то такие требования не прекращались. В некоторых случаях щедрость регента находила и хорошее применение. Он пожертвовал миллион на Отель-Дьё[95], другой миллион — на Главный Госпиталь, третий — на Воспитательный Дом. Кроме того, он назначил полтора миллиона на освобождение посаженных в тюрьму за долги.
Однажды утром, когда Лоу находился в своём кабинете и работал над грудой писем и бумаг, представленных на его рассмотрение, в комнату вошёл его мажордом и сказал, что за дверьми находятся два господина, которые очень желают повидаться с ним.
— Что вы прерываете меня в такое время, Тьерри! — гневно воскликнул Лоу. — Вы знаете, что я не принимаю никого: я занят. Если желают видеть меня, пусть подождут, пока откроются двери моей приёмной. Я не могу назначить им особое время.
— Может быть, монсеньор, вы согласились бы сделать исключение для этих двух господ, если я скажу, что они — ваши соотечественники и имели честь быть знакомы с вами несколько лет тому назад в Лондоне. Их зовут сэр Теренс О’Флагерти и сэр Патрик Моллоу, — произнёс Тьерри, подавая карточки на подносе. — Может быть, монсеньор припомнит их. У них несколько смешные манеры, хотя все англичане, прошу прощенья, несколько странны и чудаковаты.
— Судя по их именам, они, вероятно, ирландцы, а не англичане. Не помню, чтобы я слышал о них прежде. Ну хорошо, впустите их!
Тьерри поклонился и вышел, затем ввёл двух странных господ, поведение которых было так смешно, что величественный мажордом не мог сохранить своей обычной важности и поспешил удалиться, чтобы не рассмеяться им в глаза. Оба были одеты в расшитые, сплошь бархатные, кафтаны самой последней моды, с напудренными париками, в кружевных манжетах и галстуках, носили шпаги с рукоятками, усыпанными драгоценными камнями, застёжки из драгоценных камней и красные сафьянные ботинки. Но их неуклюжие манеры и глупые лица показывали, что они совсем не привыкли к такой роскоши. Лоу поглядел на них с удивлением и сначала даже с неудовольствием, но внезапно его лицо прояснилось, и недовольство сменилось улыбкой.
— Если только память не обманывает меня, мы встречались раньше, только при несколько иных обстоятельствах, сэр Теренс, — сказал он, обращаясь к первому из посетителей, которые всё ещё кланялись и шаркали ногами.
— Ваша милость правы. Обстоятельства были несколько иные.
Тогда мой приятель Пэт, я хотел сказать сэр Патрик, и я сам были бедными носильщиками, которые рады были, если им удавалось заработать крону, а теперь, благодаря вашему лордству, мы набили наши карманы банковыми билетами и в состоянии разъезжать в золочёной карете, с лакеями на запятках, так же великолепно, как и лорд-мэр Лондона. Помните, когда мы несли вас в кофейню Уайта, вы сказали нам, что можете научить нас сделать из одной гинеи сотню: ну и вот, теперь мы с несколькими гинеями нажили богатства.
— Очень рад вашей удаче, — сказал Лоу. — Пожалуйста, садитесь и расскажите всё, что случилось.
— Благодарствуйте, — ответил сэр Теренс. — Но сэр Патрик и я, мы не можем даже и думать о том, чтобы сидеть в вашем присутствии. Вашему лордству, должно быть, известно, что по всему Лондону в последние шесть месяцев стали трезвонить о ваших удивительных делах. Вот я и говорю товарищу: «Пэт, говорю, да не пить мне во век водки, если тот великий мистер Лаа, о котором так много говорят, не тот самый господин, которого мы носили. Ну, Пэт, говорю, я думаю отправиться в Париж и посмотреть на его милость: может статься, он научит меня, как нажить богатство». «Я поеду с тобой!» — говорит он. Сказать-то легко, а сделать трудно. Мы, пожалуй, и до сего блаженного дня валандались бы в Лондоне, но, к счастью, несколько знатных господ взяли нас с собой в Париж. Ну, словом, после нашего приезда, мы устроили складчину — 10 гиней. С такими-то деньгами мы отправились к мистеру Хопкинсону, английскому маклеру на улице Квинквагезимы, и купили у него пай: с этого и начали. Не прошло часу, как мы продали этот пай в сто раз дороже. Видим, везёт: мы и давай покупать и продавать целый день, и завтра, и послезавтра, и так целую неделю. И вот, у нас целая уйма денег! Всем этим мы обязаны вашей милости.
— Откуда, чёрт возьми, мы достали бы 200 000 ливров, если бы ваше лордство не устроили этой чудесной Системы — лотереи, в которой есть только выигрыши и нет пустышек. И вот, значит, сделавшись богатыми, мы устроились, как господа: купили это себе самые красивые одежды и самые лучшие парики, наняли большие комнаты в отеле на улице Сент-Оноре, завели большую золочёную карету и наняли кучера и двух лакеев. Чтобы выйти в общество, мы понажали на наши имена: мой друг — сэр Патрик, а я — сэр Теренс, всегда готовые услужить вашему лордству.
— Ей-богу, нас так переделывают все эти мусью, что и родные матери не узнали бы в нас своих сыновей! — воскликнул сэр Патрик. — Я собираюсь взять несколько уроков танцев и фехтования, и тогда моё воспитание будет закончено.
— Ну, мои добрые друзья, я очень рад вас видеть. Но самый лучший совет, который могу нам дать, — чтоб вы как можно скорей вернулись в Лондон.
— Луннен не годится после Парижа, — заметил сэр Теренс. — Мы знаем, где раки зимуют: отправляемся каждый день на улицу Квинквагезимы и зарабатываем несколько тысяч ливров. Это очень приятное занятие.
— Берегитесь некоторых маклеров, они не очень-то снисходительно поступят с вами в конце концов. Потерять состояние так же легко, как и нажить. И я ещё раз настоятельно советую вам удовольствоваться тем, что вы выиграли, и сохранить это.
— Такой совет странно слышать от вашего лордства: вы ведь свели всех с ума своими сделками.
— Ну если вы очутитесь в затруднительном положении, то обратитесь ко мне. Постоянно будьте настороже: Париж теперь кишит мошенниками и проходимцами. А теперь, друзья мои, — прибавил он, касаясь рукой колокольчика, — вы должны извинить меня: мне нужно позаняться многими важными делами. Очень рад, что увидел вас, и буду счастлив видеть вас снова.
— Мы не замедлим явиться в другом подходящем случае.
Тут явился мажордом, и оба рыцаря святого Патрика, с многочисленными смешными поклонами, удалились.
Глава XII. Новый кучер и ещё старые друзья
Лоу ещё усерднее занялся своими бумагами, но ему не пришлось оставаться долго в покое. Тьерри явился снова и сказал: