Ивлин уже закончил свои наблюдения над различными группами, которые мы описали, когда к нему направился высокий, стройный слуга в богатой ливрее. То был Тьерри.
— Леди Катерина находится в доме на другой стороне улицы, как раз напротив вашего места, сэр, — сказал мажордом. — Заметив вас в толпе, она послала меня сказать, что будет рада видеть вас. Могу ещё сказать, — прибавил он тихо, — что через несколько минут ожидают прибытия Его Величества.
Ивлин охотно принял предложение и быстро пересёк улицу, следуя за своим проводником.
Глава XVII. Торжество Джона и юный король
Дом, в который привёл Ивлина Тьерри, был самым большим на улице Кенкампуа и отличался от других некоторым архитектурным изяществом. Он немного отступал от улицы, куда выходили красивые окна и тщательно отделанные железные балконы.
У входа стояли на страже солдаты; но при первом слове Тьерри они пропустили Ивлина. При виде стражи, общее внимание направилось на окна. Однако в продолжение некоторого времени любопытство народа оставалось неудовлетворённым.
Наконец, у верхних окон появилась группа разодетых дам; некоторые из них, чтобы лучше видеть улицу, вышли на балконы. Тут была и леди Катерина Лоу; толпа, узнав её, разразилась бурными рукоплесканиями. С леди Катериной, кроме её детей, находились Коломба и Белинда.
Стало очевидным, что в доме должен находиться и сам Лоу, и крики толпы стали достигать его слуха. Так как он не отвечал, то возгласы всё возрастали, пока, наконец, вся улица не наполнилась несмолкаемым шумом. Крики стали столь громкими и настойчивыми, что Лоу уступил: он вышел на один из балконов первого этажа, который до сих пор оставался незанятым, и поклонился толпе. При его появлении все выразили знаки самого неистового восторга и радости, поднявшийся бурный крик пронёсся до другого конца Кенкампуа и был подхвачен массами народа, находившаяся на всех соседних улицах. По жестам Лоу было заметно, что он желает обратиться к народу с речью. Вскоре удалось достигнуть спокойствия. В краткой речи, которую он произнёс ясным и громким голосом, слышным на большом расстоянии, он благодарил всех за лестный приём и уверял, что ему не нужно лучшей награды за все усилия улучшить финансы королевства и расширить его торговлю.
— Моим стремлением было, — сказал он в заключение, — дать государству возможность заплатить долги, освободить народ от разорительных налогов, развить торговлю. И я горд при мысли, что мне, пожалуй, удалось достигнуть всего этого.
— Вы достигли, вы достигли своего! — кричали в ответ тысячи голосов. — Вы — спаситель страны, благодетель народа. Мы обязаны только вам одному нашим теперешним счастьем. Вы сделали всех нас богатыми и счастливыми. Франция долго не будет знать бедности и несчастий. Да здравствует монсеньор Лоу!
Никогда ещё Лоу не испытывал чувств, какие теперь кипели в его груди. Он вполне верил, что оказал стране неисчислимые благодеяния, верил тоже, что Система его будет прочной; он принимал эти знаки восторга, как должное, радуясь в душе такому торжеству. Его наружность в эту минуту вызывала всеобщий восторг. Величественная и гордая осанка, поразительно красивые черты лица, достоинство обращения — всё способствовало очарованию его речи. Восторг толпы был так беспределен, что, казалось, возгласы никогда не прекратятся. Лоу вторично поклонился народу. Клики возобновились.
— Господа! — произнёс он, когда шум несколько приутих. — Вы уже выказали мне больше похвал, чем я заслужил. Ваши приветствия должны теперь быть обращены к тому, кому они по праву принадлежат Чтобы возбудить в вас верноподданные чувства, которые, я уверен, живут в груди у каждого, мне следует объявить, что здесь присутствует юный король.
Едва только он произнёс это, как поднялись новые возгласы. Вся улица огласилась кликами: «Да здравствует король!» Лоу поклонился и ушёл с балкона. Вслед за тем, исполняя желание своих подданных, вышел на балкон молодой король. Его одежда из голубого атласа весьма красиво выделяла миловидную фигурку. С ним рядом находились регент и герцог Бурбон, а позади стояли маршал Вильруа и Лоу. Появление юного государя послужило знаком к новым возгласам преданности и верности. Ликование толпы достигло высшего предела, когда король вызвал вперёд Лоу и обратился к нему с несколькими словами, значение которых могли легко отгадать те, которые были свидетелями этой сцены. Но если бы оставалось какое-либо сомнение, то оно было рассеяно регентом, который воскликнул громким голосом:
— Господа! Его Величество желает всенародно поблагодарить господина Лоу за важные услуги, оказанные им государству и всей стране.
Рукоплескания стали ещё оглушительнее. Вся улица огласилась кликами:
— Да здравствуют король и монсеньор Лоу!
Любезно поклонившись всем и подав руку своему дяде, который стоял сейчас позади него, молодой король удалился с балкона.
— Надеюсь, Ваше Величество не раскаиваетесь в посещении улицы Кенкампуа, — заметил регент, подводя к креслу своего царственного племянника.
— Напротив, меня очень интересовало всё, что я видел и слышал. До этой минуты я не представлял себе, как высоко народ ценит господина Лоу. Что бы такое сделать, чтобы показать нашу благодарность за услуги, оказанные им королевству?
— Я посоветовал бы Вашему Величеству прежде всего передать в его руки всецело управление финансами, — ответил регент.
— Я сам хочу сделать это. Но мне говорил маршал Вильруа, что Лоу не может занимать должности генерал-контролёра.
— Затруднения могут быть устранены, государь. Я полагаю, что старания аббата Тансена, который взялся обратить его в католичество, окажут действие на господина Лоу — он откажется от своей ереси и вступит в лоно римской церкви. В таком случае, главное затруднение отпадёт: переход в ваше подданство будет, конечно, следующим шагом.
— Вашему Величеству следует сначала хорошо подумать, прежде чем дать обещание назначить на эту должность Лоу, — сказал Вильруа на ухо королю. — Повременим и посмотрим, как будет развиваться Система.
— Я уже вполне удовлетворён теми плодами, которые она принесла, — ответил Людовик. — Надеюсь, что аббату Тансену удастся выполнить своё доброе дело, дядя, — прибавил он, обратившись к регенту. — И тогда господин Лоу получит эту должность.
— Я должен сообщить Вашему Величеству, — сказал регент, что леди Катерина Лоу с сыном и дочерью находятся в верхних покоях этого дома. Может быть, вам будет угодно принять их?
Людовик милостиво согласился. Лоу, узнав желание Его Величества, вышел из комнаты и вскоре вернулся с женой и детьми. Регент всех их представил королю, который принял их приветствия с величайшей ласковостью. Леди Катерине Людовик рассказал об изъявлениях восторга, которые были только что устроены её мужу народом. Маленькой Лоу он сказал несколько любезностей, которые она сумела вполне оценить. Наконец, он бесконечно угодил молодому Джону Лоу, сказав ему, что он — вылитый портрет своего отца.
— Пожалуйста, останьтесь на минуту, мадемуазель, — обратился он к Кэти, которая собиралась уходить. — Я хочу сказать вам несколько слов о моём бале. Вы, наверно, любите танцевать?
— Очень люблю, сир.
— Я так и думал. Мы будем танцевать вместе менуэт, если только вы не любите больше какого-нибудь другого танца.
— Менуэт — мой любимый танец, государь.
— Очень рад слышать это, — сказал, улыбаясь, Людовик. — Но я собираюсь устроить небольшой балет, в котором должны участвовать вы и ваш брат.
— Простите, государь, осмеливаюсь напомнить вам, что все роли в балете уже заполнены, — заметил Вильруа.
— Кто же заполнил их? — спросил Людовик, заметив смущённый взор Кэти.
— Я заполнил их молодёжью, которая, по своей знатности, достойна танцевать вместе с вами, Ваше Величество.
— Вы взяли на себя слишком много, маршал, сделав такое распоряжение без меня: придётся отменить его. Двое из избранных вами должны быть исключены, а их места будут переданы мадемуазель Лоу и её брату.
— Надеюсь, Ваше Величество не будете настаивать на этом. Вы поставите меня в крайне затруднительное положение.
— Ничего не поделаешь!
— О, пожалуйста, не изменяйте сделанных распоряжений! — сказала Кэти. — Для меня будет совершенно достаточно удовольствия быть зрительницей балета, не принимая в нём участия.
— Нет, вы будете танцевать в нём, а также ваш брат! Маршал позаботится, чтобы мои приказания были исполнены. Не нужно ли ещё чего-нибудь, чтобы бал был особенно приятен вам, мадемуазель?
— О, сир, вы слишком внимательны!
— Совсем нет. Как дочь того, кто оказал королевству такие важные услуги, вы имеете право на полную мою признательность. Может быть, вы бы хотели, чтобы кто-нибудь ещё был приглашён на бал?
— Невозможно, чтобы так говорил внук великого государя, — мысленно пробормотал со вздохом Вильруа, а Кэти промолвила:
— Ваше Величество даёте мне смелость сказать, что у меня есть подруга, которую я люблю, как сестру, — мадемуазель Коломба Лаборд. Мне было бы приятно, если бы и она была удостоена приглашения.
— Она будет приглашена. Примите во внимание мои слова, маршал. Коломба Лаборд будет в числе приглашённых.
— Слушаюсь, государь, — снова вздохнул Вильруа.
— Мадемуазель Лаборд очаровательная девушка, — заметил регент. — Ваше Величество может составить о ней своё мнение сейчас же — если не ошибаюсь, она находилась вместе с леди Катериной Лоу в верхних покоях. Следует ли её представить Вашему Величеству?
— Непременно! И пусть, вместе с нею, войдут все, находившиеся вместе с леди Катериной Лоу.
Регент передал приказание господину, стоявшему у дверей. Вслед за тем по очереди называли и представляли королю Белинду, её мужа, сэра Гарри Арчера, эрла Ислея, лорда Белхэвена, Ивлина Харкорта и мадемуазель Лаборд. Людовик очень любезно принял их всех. Особенно поразила его Коломба: он сказал Кате, что весьма ей обязан за возможность пригласить на свой бал такую очаровательную девушку. Представления делались без обычных формальностей и церемоний, не было никакой официальности. Все были очарованы ласковостью молодого короля. Когда Ивлин вышел вперёд, чтобы сделать ему поклон, регент обрат