— Признаюсь, я взял из банка 25 миллионов, монсеньор, — смиренно заявил герцог. — Но всё уже истрачено. Эти деньги исчезли как по волшебству. Пусть чиновники обыщут мой дом, но ничего не найдут.
— Ба! Вы хорошо позаботились спрятать деньги.
— Они спрятаны в карманах моих заимодавцев. Я не получил ни единого луидора.
— Это даёт полное право потребовать у вас строгого отчёта о взятом вами золоте, герцог. И если бы это не вызвало большого шума, я так бы и поступил. Недостойно, с вашей стороны и со стороны принца Конти, поступать так. Подумайте только о дурных последствиях, какие ваши поступки будут иметь для банка!
— Наши поступки принесут пользу банку, монсеньор, доказав, что у него большой запас золота.
— Окончили ли вы все ваши злые умыслы? Остались у вас ещё банковые билеты?
— Только миллион или два, которые мне нужны на расходы. Обещаю больше не беспокоить банк. Мне очень жаль видеть, что господин Лоу находится в таком затруднении, благодаря этим реализёрам.
— Реализёры, которые более всего затрудняют его, это вы, герцог, да принц Конти.
— Хорошо, я оставлю его в покое, стану даже поддерживать его всеми способами против реализёров. По имеющимся у меня сведениям, золото в громадных количествах пошло в Англию.
— Я надеюсь, что убыль золота наконец прекратилась. Огромные количества звонкой монеты недавно внесены в банк. Бывший канцлер Поншартрен внёс 57 000 луидоров старой чеканки, каждый ценой в 62 франка, многие другие также внесли большие суммы. Кроме того, на днях чиновниками было захвачено несколько больших запрещённых запасов: 6000 золотых марок и 20 000 серебряных нашли в доме бумажного фабриканта Сойе; 50 000 марок золотом и серебром накрыли в доме Дюпена; 40 миллионов золотом захвачено на границах Швейцарии. Но самой приятной прибылью для генерал-контролёра стали 14 миллионов, которые братья Пари тайно переправили в Лотарингию, чтобы купить земли.
— Я рад, что братья Пари попались. Мне приятно думать, что касса банка так обильно пополнилась, что уж не будет похожа на бочку Данаи[110].
— Уж мы позаботимся, чтобы этого не было.
— Огромные вклады, о которых вы говорили, Ваше Высочество, ободрят миссисипистов и заставят их с прежней ревностью приняться за игру. Намечен ли новый выпуск акций?
— Не теперь. Паёв уже выпущено на сумму более шести миллиардов.
— Ещё один миллиард не будет иметь значения, — заметил, смеясь, герцог.
— Ещё один миллиард разрушит Систему!
— Отчего же, если бумажки заменяют звонкую монету? Ведь раз золото и серебро изъяты из употребления, мы будем в состоянии засвидетельствовать правильность плана господина Лоу.
— Я уверен, что он вынесет испытание, которому его подвергают.
— Хм! Посмотрим! — заметил герцог. — Во всяком случае, я буду в безопасности, — мысленно прибавил он.
В эту минуту лакей доложил о президенте Ламберте Верноне. Герцог Бурбон удалился, в душе поздравляя себя со столь счастливым исходом.
— Чему я обязан вашим посещением, господин президент? — спросил регент у Вернона, когда они остались вдвоём.
— Монсеньор, я пришёл донести на одного господина, который владеет 500 000 тысяч ливров в золотой монете.
— Как, господин президент?! — воскликнул регент презрительно. — С такой позорной целью вы явились ко мне. Вы стали доносчиком?
— Монсеньор, я исполняю ваш указ. Вы издали закон, я, против своей воли, должен повиноваться ему.
— Совершенно верно, — ответил регент сурово. — Я полагаю, вы ожидаете награды, следуемой доносителю.
— Само собой разумеется, монсеньор. Я жду 250 000 ливров.
— Вы получите их, если уже решились обесчестить себя принятием их.
— Это не будет позором для меня, монсеньор. Напротив, я спасу половину своего состояния: человек, на которого я доношу, это я сам.
— Ага! Хитрая штука! — воскликнул, смеясь, регент. — Хорошо, вы получите половину своего золота.
— Покорно благодарю, Ваше Высочество. Я предпочёл бы иметь это, чем банковых билетов на сумму в десять раз большую.
— Фи, господин президент! Не говорите ни слова против банковых билетов, иначе я буду принуждён заставить вас выдать всю сумму.
Принудительные меры, предпринятые генерал-контролёром для заселения Миссисипи, вызвали сильное народное недовольство. Бродяги и беглецы, ускользнувшие от правосудия, которые прежде всего были отправлены в эту новую колонию, произвели большой беспорядок, новых поселенцев завербовывали из числа тех, единственным преступлением которых была бедность. Все дома призрения опустели: Госпиталь, Бисетр, Ла-Питье, Сальпетриер, Воспитательный Дом[111] — каждый доставлял свою долю. Захватывались также слуги без места, рабочие без работы. Эти насильственные уводы вызывали большое беспокойство, особенно среди беднейших классов, которые естественно думали, что может прийти их очередь. Было образовано два отряда полицейских, обязанностью которых было хватать всякого, кто не в состоянии дать удовлетворительных сведений о своей личности. По своей одежде и вооружению, эти полицейские были прозваны миссисипскими бандольерами[112].
Глава XXI. Тайны Коссара и Лаборда
В то время как описанные насильственные меры предпринимались Джоном Лоу для того, чтобы поддержать Систему директора Компании Индий стали предчувствовать приближение гибели.
Однажды Коссар пригласил Лаборда на свою очаровательную дачу пообедать вдвоём. После стола, когда слуги вышли, он сказал:
— Мне нужно тайно поговорить с вами, мой добрый друг, о положении Компании. Я не хочу тревожить вас, но было бы бесчестно скрывать, что дела её находятся в опасности. И я не думаю, чтобы господин Лоу мог устранить беду.
— Я сам чувствую это с некоторого времени, — сказал Лаборд. — Ведь наши акции уже упали в цене. Если это понижение не прекратится, кредит Компании рухнет, и мы все погибнем под обломками здания.
— Это совершенно верно, если только своевременно не предпримем мер для нашей безопасности.
— Но теперь уж поздно! — вздохнул Лаборд. — Всё наше золото исчезло. После обнародования указа я внёс 20 000 луидоров в банк.
— И не получите обратно ни одной монетки, — заметил Коссар.
— Я не боюсь. Но я столько вынес во время Следственной Комиссии, что уже не хотел подвергаться опасности вторичного доноса.
— А приходится дерзать! Всё равно разоримся, теперь или тогда, когда наступит всеобщая гибель. Как жаль, что вы не реализовали раньше!
— Вы порицаете меня, но я боюсь, что вы сами поступили не более рассудительно.
— Ошибаетесь, — возразил Коссар, бросив лукавый взгляд и придвинув ближе свой стул. — Я давненько тайком реализовал. Я спас сорок миллионов ливров и, что ещё важнее, держу их в безопасном месте.
— Сорок миллионов! Мне приятно слышать это. Я не стану спрашивать, что вы сделали с деньгами, ведь вы говорите, что они в надёжном месте?
— Туда не проникнут чиновники со своими обысками. У меня нет тайн от вас. Я намерен перевести все деньги в Лондон, куда вскоре последую и сам.
— Но как вы это сделаете? Признаться, я сам как-то думал сбежать в Голландию. Но опасность слишком велика — ведь никому не позволено уезжать из государства. Как вы получите паспорт?
— Я уж достал его. И всё готово для бегства.
— В таком случае, вы не предполагаете выполнить своего обещания насчёт Коломбы?
— Извините, я как раз к этому вопросу и подошёл. Я думаю взять Коломбу с собой. Отсюда-то, видите, и настоятельная необходимость, чтобы свадьба произошла без задержки. Женившись на вашей дочери, я возьму её в свой замок в Нормандии, а оттуда перееду в Англию. Вы же постараетесь присоединиться к нам в Лондоне.
После значительных сомнений и колебаний, Лаборд согласился на этот план и на другое утро направился в отель господина Лоу, где виделся наедине со своей дочерью. Он заявил ей, что по многим причинам свадьба её с Коссаром, которому она дала обещание, не может откладываться долее. Видя, что его доводы производят лишь слабое впечатление, он прибавил:
— Даю тебе три дня на размышление. Если, по истечении этого срока я не встречу повиновения, ты больше мне не дочь. Вот моё твёрдое решение!
Отец уехал, оставив дочь в слезах. Затем он отправился к Коссару и сообщил ему о сделанном. Его будущий зять, казалось, был не вполне доволен таким распоряжением, но сказал:
— Я должен получить от Коломбы определённый ответ к тому сроку, который вы назначили — не могу больше откладывать свадьбы.
— Надеюсь, и не придётся откладывать. Над вами уж и так слишком много насмехались. Я прибег к отеческим увещаниям: Коломба не осмелится ослушаться их. Пойдёмте в отель Лоу в назначенный день, и я берусь предоставить её вам.
На другой день Лаборд получил известие, которое сильно встревожило его. Один директор, имя которого держалось в тайне, реализовал на большую сумму, и это дело теперь расследовалось. Услышав это, Лаборд немедленно направился к своему будущему зятю и предупредил его: но Коссар не выказывал тревоги.
— Пусть себе расследуют! Я не боюсь. Такого рода слухи распространяются каждый день. Против меня нет никаких улик. Я хочу уехать в провинцию, но вернусь завтра же вечером. А на следующее утро, в назначенный час, мы встретимся в отеле Лоу.
В этот промежуток времени Лаборд ни разу не видел дочери, полагая, что лучше не приходить к ней. Но он твёрдо решил достигнуть цели. В условленный час он явился и застал Коломбу вместе с Катериной Лоу.
— По просьбе Коломбы, я согласилась присутствовать при этой встрече, — сказала леди. — Она хотела, чтобы я передала вам её решение. Позволите мне сделать это.
— Нет, леди. Я должен слышать решение дочери из её собственных уст.
Будешь ты повиноваться мне, Коломба?
— Я не могу, — ответила она в отчаянии. — Ей-богу, не могу. О, дорогая леди Катерина, защитите меня, защитите! Вся моя надежда только на вас.