аздобыть денег там, где я надеялся. У нас только 300 ливров, которых хватит лишь на расходы сегодняшней ночи. Завтра мы останемся без гроша.
— Если только мой брат, принц Максимилиан, которому я писал настойчиво, не вышлет мне переводом денег, — заметил Горн. — Но, признаюсь, я не жду этого.
— Во всяком случае, не следует рассчитывать на везение, — сказал Миль. — Мы не можем ждать. Если не заплатим хозяину нашей гостиницы завтра же сто тысяч ливров, нас засадят в тюрьму, это несомненно. Мы должны достать денег.
— В этом мы все согласны! — воскликнул Горн. — Но как?
— Выпей ещё коньяку, — ответил Миль, наполняя стакан графа. — И я скажу тебе. Завтра утром мы должны отнять у того человека бумажник.
— Но он, вероятно, не согласится отдать его без борьбы, — заметил Горн.
— Мы должны предупредить борьбу. Пырнём его кинжалом и возьмём деньги.
— Я человек неразборчивый, — сказал Этамп. — И не задумаюсь ограбить ближнего, но убийство мне не по вкусу.
— А что вы скажете, Горн? — спросил Миль. — Вы согласны?
— Согласен, — ответил граф. — Этамп может постеречь за дверьми комнаты, пока произойдёт убийство. У вас есть кинжал, Миль?
— Нет. Пойдёмте и достанем оружие. У Нового Моста живёт ножовщик, который пригодится нам. Дорогой мы можем обсудить план.
У Нового Моста друзья раздобыли желаемое оружие. После этого они направились на сен-жерменскую ярмарку, где провели ночь в разгуле, пока, наконец, опьяневшие от вина, не заснули на своих стульях. Хорошо было бы, если бы они могли спать долго, но рано утром Миль вскочил и, будя Горна, сказал ему тихо:
— Уже около шести. Мы назначили свидание на семь. Если не окажемся точными, можем упустить этого человека.
— Я думал, что убийство уже произошло, — ответил Горн с мрачным взглядом. — Мне снилась ужасная борьба.
— У вас был кошмар, вот и всё, — возразил Миль и принялся будить Этампа.
— Я не хотел бы, чтобы вы меня вмешивали в это дело, — сказал тот, содрогаясь. — Храбрость покинула меня. Да и самое дело это теперь мне нравится ещё менее, чем прежде.
— Нет, вы должны пойти с нами, — сказал Миль настойчиво. — Будьте таким, как всегда, отбросьте нерешительность. Дело скоро уладится. Ваш кинжал при вас? — прибавил он тихо Горну.
— Да, у меня, — ответил тот, ощупывая жилет.
Они направились к Новому Мосту, который перешли, и продолжали путь по набережной Межиссери, откуда повернули в улицу Сен-Дени. К тому времени Горн и Миль, у которых были железные нервы, уже совсем оправились от последствий разгульной ночи и двигались вперёд бодрым шагом, но Этамп шёл нетвёрдой походкой, так что его товарищи часто останавливались, поджидая его. Хотя наружность всех трёх носила следы беспорядочно проведённой ночи, это нисколько не вызывало удивления: на улицах находилось много других молодых людей такого же потрёпанного вида. Завернув в улицу Обри-ле-Буше, приятели прошли через решётку, которая недавно была открыта, и вошли в улицу Кенкампуа. Здесь даже в этот ранний час было много народу, и дела уже начались. Некоторые маклера обращались к ним с предложением паёв, но они не обращали на них внимания и проходили мимо. Скоро они достигли Венецианского переулка.
На отдалённом конце этой улицы, не имевшей выхода, известной теперь под названием Венецианского Тупика, находилась «Деревянная Шпага» — третьестепенный кабачок, гораздо худший, чем трактиры на улице Кенкампуа и посещаемый только миссисипистами низшего разряда. Миль избрал его местом для свидания потому, что здесь не знали ни его самого, ни его сообщников. В переулке было немного народу, так что они могли свободно двигаться вперёд и вскоре достигли «Деревянной Шпаги». Лакруа ещё не при шёл. Но у дверей кабачка стояли два человека, в которых они признали ирландцев, обчищенных ими несколько месяцев тому назад. Встреча была крайне неприятна, но делать было нечего: они ответили на приветствия, обращённые к ним гибернийцами[113], вид которых означал решительную измену счастья. К тому времени ирландцы достаточно познакомились с французским языком, так что их можно было понимать. Они обменялись с Горном и его друзьями несколькими словами. Тут на улице показался Лакруа. Миль пошёл ему навстречу.
— Надеюсь, я не заставил вас ждать, месье? — спросил Лакруа.
— Пожалуйста, не извиняйтесь, — ответил Миль. — Скорее, это мы пришли немного раньше назначенного времени. Войдёмте в дом и заключим сделку. Надеюсь, вы не забыли своего бумажника? — заметил Миль, принуждённо смеясь.
— Не беспокойтесь, месье, он при мне, — проговорил Лакруа, дотрагиваясь до бокового кармана.
Они вошли в кабачок. Миль, позвав слугу, приказал заготовить отдельный номер. Пока тот отводил их в комнату на первом этаже, они опять встретили ирландцев, которые сказали им, что находятся на втором этаже и будут счастливы видеть их после того, как они кончат свои дела. Проклиная их в душе, Миль обещал зайти к ним, и ирландцы, к его большому облегчению, удалились.
Комната, которую указали им, была плохо меблирована. Миль обратился к слуге:
— Нам предстоит уладить важное дело с этим господином, и мы желаем, чтобы нам не мешали. Приготовьте завтрак, очень хороший завтрак, слышите? Но не подавайте его на стол, пока не позвоним.
— Господин может быть уверен, что завтрак будет превосходный.
— Но помните! — крикнул Миль. — Чтоб нам не мешали ни в каком случае.
Слуга кивнул головой. Как только он ушёл, Лакруа начал расчёт на клочке бумаги. По знаку, данному Милем, Этамп вышел из комнаты и встал на лестнице за дверьми. Наступила минута для действия. Убийцы, пристально следя за своей жертвой, приблизились к ней.
— Я вижу, вы занимаетесь вычислениями, господин Лакруа, — сказал Миль. — Найдётся ли у вас достаточно денег, чтобы заплатить нам за 25 паёв по 16 000 ливров каждый?
— Я скажу вам через минуту. Я хочу сделать вам предложение относительно паёв, которое, надеюсь, встретит ваше одобрение. Но прежде позвольте окончить мои расчёты.
Пока он занимался этим, Миль перегнулся через его плечо и, внезапно схватив два конца скатерти, которою был накрыт стол, окрутил ею голову Лакруа так туго, что тот не мог кричать, а Горн три или четыре раза вонзил кинжал в грудь несчастного. Но, несмотря на усилия убийц заглушить крики несчастной жертвы, несколько ужасных стонов вырвалось из груди Лакруа. Эти стоны, вместе с топотом ног и падением нескольких предметов, опрокинутых в отчаянной борьбе, достигли слуха Терри, который находился в верхней комнате и внимательно прислушивался. Он пришёл к заключению, что совершено какое-то страшное дело.
— Тише, Пэт! — крикнул он своему товарищу, который переодевался во внутренней комнате. — Слышал эти стоны? Верно, под нами происходит убийство.
— Убийство! — воскликнул Пэт, появляясь у двери, соединявшей обе комнаты. — Честное слово, было что-то очень похожее на стон.
— Приложи-ка ухо к полу, как я, и ты вполне удостоверишься в этом. Святые угодники, спасите нас! Кого-то убили, — прибавил он, когда ясно послышался звук падения тяжёлого тела на пол.
— Пойдём, Терри, посмотрим, в чём дело! — крикнул Пэт. — Подыми на ноги весь дом. Я мигом приду.
Терри не заставил просить себя вторично и быстро вышел. Достигнув лестницы, он заметил Этампа, который стоял настороже у двери комнаты, где произошло гнусное убийство. Бледное лицо и странная осанка негодяя вызвали подозрения Терри, и он решил схватить его. Этамп, однако, не дожидался приближения Терри — будучи уверен, что сейчас будет поднята тревога, он сбежал вниз по лестнице и укрылся в надёжном месте. Вместо того, чтобы последовать за ним, Терри стал у двери роковой комнаты, и, глядя через щёлку, увидел зрелище, от которого у него застыла кровь в жилах. Тело несчастного Лакруа лежало на полу, в луже крови. Рядом стоял Горн, который очищал кинжал от кровавых пятен салфеткой, поминутно поглядывая на бездыханную жертву. Миль, который казался нисколько не смущённым этим жестоким убийством, овладел бумажником и жадными глазами смотрел на находившиеся в нём деньги. Он и не подозревал, что этот бумажник принадлежал его отцу и мог быть получен без кровопролития.
Терри был так испуган зрелищем, которое представилось его глазам, что с минуту не мог двинуться с места. Наконец, очнувшись, он заметил, что в дверях торчит ключ. Он тотчас повернул его и спустился по лестнице, чтобы поднять тревогу. Скрип ключа в замочной скважине заставил содрогнуться убийц. Отбросив кинжал, Горн подбежал к двери, но нашёл её запертой. В ту же минуту он услыхал крик ирландца.
— Мы погибли! — воскликнул Горн. — Тревога поднята.
Даже в таком ужасном положении Миль сохранил хладнокровие. Засунув в боковой карман бумажник, на который променял свою душу он бросился к окну и распахнул его. Выглянув, он увидел что можно спуститься с помощью некоторых выступов в дереве, из которого был выстроен дом. По счастливой случайности, в этой части улицы в ту минуту не было никого.
— Мы спасены! — крикнул он. — Можно выйти отсюда.
— Нельзя терять ни минуты! — воскликнул Горн. — Я слышу шаги на лестнице.
Миль перелез через окно и, будучи очень ловким и проворным, быстро достиг перекладины здания, откуда соскочил на землю, но при падении с большой высоты несколько повредил себе ногу. Горн оказался более счастливым и достиг земли благополучно. Не заботясь о своём товарище, который, хромая, следовал за ним, он бросился к улице Кенкампуа и вбежал в толпу, которая к тому времени сильно увеличилась. Так он скрылся. Между тем Терри, в сопровождении хозяина кабачка и нескольких слуг, ворвались в комнату, которую только что покинули убийцы. Пока прочие, поражённые страшным зрелищем, представившимся их глазам, оставались на месте, Терри бросился к открытому окну и увидел Миля, который, не будучи в состоянии идти дальше, искал убежища в дверях.
— Вот один из них! Я вижу его! — кричал Терри. — Пойдём со мной, Пэт. Мы живо схватим его.