— Пишем, Фил. Озвучу свои хотелки.
— Ты, кстати, так же, как янки, придумываешь слова. С тобой забавно общаться.
Я отмахнулся.
— Мне от тебя нужно, Фил, чтобы мой музыкальный багаж приносил деньги. Ты можешь прослушать все мои записи, но только в стенах нашего магазина или моей комнаты. Можешь поселиться на пару дней в свободную комнату и слушать.
— На пару дней? — ужаснулся Фил. — Сколько же у тебя записей?
— Много. Часов на сорок.
— Мама мия! — воскликнул Фил и неожиданно икнул.
Он несколько минут сидел выпучив глаза и, прикрыв рот ладонью, судорожно икал. Официант, увидев такое дело, принёс стакан с водой и передал его Филу.
— Так у тебя же ещё и не записанные есть? — поборов приступ утверждающе спросил Фил.
— Есть, и вот что со всем этим делать я не знаю. Поможешь?
— Я… Я… Я… — снова заикал Фил.
— Ну и хорошо, — одобрительно покивал головой я. — Готовь контракт, но не зверствуй в процентах. Продюсерские ставки мне известны, а ты даже не продюсер. И да… Контракт годичный подпишем, а там видно будет.
— Я! Я! Янки! Настоя! Ащий. Я! Анки! — проикал Фил.
— Думаю, что тебе хватит времени на всё. И на продьюсирование Харисона с Ленноном и на менеджмент меня.
— А ты откуда про них знаешь?
— Йптыть, — чуть не сказал я.
Про Леннона, Харисона, и Ринго с Полом мне было известно всё. И даже кто у них был продюсером. Ха-ха… Почему я и остановился сразу на Филе Спекторе, как толькоо нём упомянул Джон Сомерсет, что надеялся пересечься с Джоном Ленноном. Легенда всё-таки. Может удастся его спасти? Пол Маккартни, кстати, так испугается, что и его убьют, что прекраил всякие гастроли и его группа «Вингс» распалась. А так, глядишь, может что и Пол и Джо принесут в мир доброго вечного… Эхе-хе…
Поле выхода первого диска «Рэйнбоу» Фил, по моей просьбе, выпустил ещё один под названием «Радужные баллады Джони Сомерса», где, кроме выше заявленных: «Отель Калифорния», «What Can I Do», «Lay Back In the Arms Of Someone», «I’ll Meet You at Midnight», были и другие песни группы «Смоки»: «Living Next Door to Alice», «Oh Carol», «If You Think You Know How To Love Me», «Don’t Play Your Rock „n“ Roll to Me», «Wild Wild Angels»[47].
После праздников, обычно наступают будни. Наступили они и для меня. Я пахал, как лошадь, собирая аппаратуру и чертя матрицу для первого настоящего микрокомпьютера.
Несколько раз испортив чертёж, я разозлился и нарисовал схему проще. Хотя, казалось, чего уж проще-то? Ну, не то, чтобы проще, а… Мне подумалось:
— Вот я сейчас «трахаюсь», а потом снова буду это самое, а потом снова. А не послать бы все условности по ветру и не сделать ли мне, что-то по-настоящему прорывное? Пусть пошевелят мозгами. И я, быстро так, начертил, схему чуть изменённую «Apple-II», но сразу со встроенными платами расширений для работы с масштабными таблицами и увеличенным объемом оперативной памяти. Для этого пришлось чуть увеличить площадь платы, чтобы разнести компоненты и обезопасить их от перегрева, что стало причиной провала «Apple-III» и сделать толстостенный, ребристый для пущей надёжности, алюминиевый корпус. На передней панели «системного блока» имелись два «приёмника» гибких дисков. Монитор, как и клавиатура, должен был являться отдельным компонентом внешней периферии. Мне не нравился принцип моноблока.
Я так увлёкся «своими» делами, и делами школы, что сильно удивился, когда примерно через неделю после выхода диска с балладами, в самом конце сентября, когда я вёл урок по кибернетике, в класс постучались и вошли Джон Сомерсет, Фил Спектор и Сьюзи Кватро.
Её я узнал сразу, хоть она и была не в одном из своих блестящих кожаных комбинезонах. Мы познакомились с Сьюзи, когда ей было уже почти семьдесят. Она приезжала на ежегодный концерт «Дискотека 80-х» и я попросил одного из устроителей шоу нас познакомить. Нас познакомили… Ничего для нею знаменательного не произошло, а я её… не сказать, чтобы любил с юношества, но в сердце какая-то аноза сидела лет с тринадцати. Да-а-а…
И вот сейчас вдруг в класс зашла двадцати четырёхлетняя «старушка» Сьюзи. У меня едва не отнялись ноги и я едва не сел на пол.
— Мля-я-я… — подумал я.
— Мы, Джони, приехали немного пораньше, — сказал Сомерсет. — Может ты свернёшь занятие. У Сьюзан не очень много времени.
— О-о, оф коз, — пробормотал я и поманил одного паренька. — Барри, продолжи читать вот с этого места.
Потом я, для того чтобы немного успокоиться, а то мои пальцы дрожали, выбивая «секстоли», показал Сьюзи свою гитарную машинку, продемонстрировав её эффекты, включил барабанную «ковырялку» и наиграл под их ритм немного «Мальмстина». Совсем немного, чтобы не утомить. Музыканты чаще всего не любят слушать чужое творчество.
— А вот, что я хотел предложить тебе, Сьюзи.
Творчество Сьюзи Кватро мне не очень нравилось, но я его знал, потому, что, э-э-э… Потому, что, она сама мне очень нравилась! Вот! Поэтому я легко наиграл и напел её песню «If You Can’t Give Me Love» написанную для неё Майком Чепменом и Ники Чинном в семьдесят восьмом году.
— Хорошая песня, — сказала Сьюзи и улыбнулась. — Что за неё хочешь?
— Поцелуй, — сразу сказал я.
Брови Сьюзи резко взметнулись вверх, глаза округлились. Потом она широко улыбнулась и указательным пальцем правой руки почесала правый висок. Мне показалось что сначала она просто хотела покрутить пальцем возле головы, но передумала. Она критически осмотрела меня с верху до низу, характерно выпятила нижнюю губу и рищурилась.
— И всё? — спросила она. — Не мало за шлягер?
— Сдача — на твоё усмотрение, — дерзнул продолжить я в том же тоне и пожал плечами. — Думаю, ты и без моих песен справишься, а так, хотя бы твой поцелуй.
Девушка посмотрела на меня совсем по другому, с большим интересом.
— Молодец! — похвалила она. — Не люблю молодых нахалов.
— Я не нахал, — тут же отреагировал я.
— Э-э-э… Тебе сколько лет, мальчик? — спросила она мило улыбаясь.
— Почти восемнадцать.
— Ах, — печально вздохнула Сьюзи. — Когда-то и мне было «почти восемнадцать». Хорошо, договорились. Раз тебе нет восемнадцати, значит только поцелуй, но очень хороший и долгий поцелуй. Так и быть, иди сюда.
— Не-не-не, — замахал я руками выставив перед собой ладони. — С красивыми девушками, предпочитаю целоваться только приватно.
— Приватно?! Ух ты какой! — Сьюзи с ещё большим интересом посмотрела на меня. — Наглых не люблю, а дерзких и уверенных в себе — обожаю.
— Приглядись ко мне, может быть я такой?
— Может бы-ы-ыть, — потянула она. — У меня сейчас мало времени. Мы много работаем в студии. Эту песню я бы записала. Ты, действительно не хочешь, чтобы на диске значилось твоё имя?
Я покрутил головой и покраснел.
— Ты, что, влюблён в меня?
Я молча кивнул.
— Честно, — удивлённо мотнула головой Сьюзи. — Но у меня есть бой-френд. Он наш гитарист. Лен Таки… Слышал?
Я кивнул. Она улыбнулась.
— Ну, вот. Теперь, наверное, я с песней пролетела?
Я фыркнул.
— Вот ещё! Делов-то, бой-френд. Главное, что не гёл-фрэнд. С парнем ещё можно помериться, э-э-э, у кого, э-э-э, ну ты поняла… А вот с девушкой мне мериться нечем!
— Что?! — расширила глаза Сьюзи. — Ну, ты! На что меня называют грубой и «говорящей по-мужски», но ты… Мериться он собрался. Ха-ха! Слышали?!
— Не собрался, — потупив глаза от стыда, которого нисколько не бывало, отказался от соревнования я. — Но мало ли… Но я не склонен разбивать удачные союзы. Особенно творческие. Так, что не переживай.
— Да-а-а… Всё-таки ты наглец, — с каким-то удовлетворением сообщила Сьюзи. — Но, знаешь, ты мне всё равно понравился. Давай, приходи на студию. Вон, Фил знает где. Он тебя приведёт.
Глава 33
В студию я принёс плёнку на которую записал «Da Ya Think I’m Sexy?»[48], сворованную мной с альбома «Blondes Have More Fun» Рода Стюарда. Песня была явно гомофильская. В ней Стюард намекал на свою нетрадиционную ориентацию. Однако, исполненная девушкой-блондинкой, песня приобретала совсем иной очень пристойный смысл. Я знал, что продюсеры Сьюзи Кватро пытаются найти для неё европейский «звук и ритм» и решил помочь. Ни в Англии, ни в США творчество Сьюзи и раньше не поднималось выше тридцатой позиции. А потом и подавно. Они сейчас записывали третий и последний относительно «роковой» альбом. В последующих они скатятся на фанк и другую, по моему мнению, лабуду.
На удивление, Майк Чепмен и Никки Чинн заинтересовались и этой песней и следующими, тоже содранной мной с того же диска. Вообще-то, за этот диск, Род Стюард критиками был изгнан из «Рок-Эдема», а я, вроде как, его «спасал». Ха-ха… Следующие песни, которые с явным удовольствием послушали Сьюзи и её коллеги были: «Blondes (Have More Fun)», «Last Summer», «Attractive Female Wanted»[49] и переделанную мной под лёгкий рок с частотой сто двадцать ударов в минуту песню Мадонны «Everybody»[50].
— Ты продаёшь эти песни? — спросил Майк Чапмен.
— Я их специально написал для Сью, — соврал я.
— Да? — удивился Чапмен.
— Он в меня влюблён, — кокетливо стрельнув глазками в мою сторону и хихикнув, сказала Сьюзи.
— Да кто в тебя не влюблён, детка? — хмыкнул Майкл. — Даже я… Но раздаривать хиты лично я не намерен. Слышишь меня?!
— Слышу, злюка, — продолжала кокетничать певица.
— Ты думаешь, это хиты? — спросил Ники Чин.
— Все, кроме последней. Эта — супер хит. Молодёжь хочет танцевать и она будет у нас танцевать. Они устали от рока. Те, кто вырос на рок-н-роле, требуют движения, а рок-н-рол мёртв. Кто против, пусть попробует бросить в меня камень. Сто двадцать ударов — вот ритм молодёжи. А он ловко ухватил и рок, и диско. Сьюзан не так тошно будет играть эту песню. Ведь так, Сьюз?