Джони, оу-е! Или назад в СССР 3 — страница 27 из 49

— Да и и чёрт с ним! — скривился Андропов. — Кто он тебе, что ты за него так переживаешь?!

— Ну, — я не нашёлся, что сказать. — У него хорошие песни. Народ будет помнить его долго.

— Не думаю. Всё-таки, он не Пушкин. Поэт маргиналов и шизофреников. Всё! Хватит о нём! Расскажи подробнее, что планируешь здесь, какие мысли? Твои предложения я читал.

Я дёрнул головой и хотел сказать, что, де: «не вам писано», но о своём отношении к тому, как меня «записали в чекисты», промолчал. Рассказал о том, какую «идеологическую диверсию» хотел провернуть в Союзе. Юрий Владимирович одобрительно хмыкнул, услышав про создание отделения фонда развития гражданских инициатив и рок-клуба.

— И какова миссия твоего «Фонда»?

— Содействие развитию гражданского общества, поддержка гражданских инициатив в области социальной защиты населения, правового просвещения граждан, развития культуры, искусства, науки, образования, — отчеканил я. — Дело в том, что листая «записки из будущего»…

— О! Ты так называешь свои паранормальные способности?! Сразу чувствуется поэтическую личность. Мне, кстати, нравятся твои стихи. Простые, понятные, с хорошим смыслом. Продолжай, пожалуйста. Извини, что перебил.

— Ага… Так вот… В Соединённых Штатах есть такой мерзавец… Сорос его фамилия, а зовут Джорж. Ага… Бизнес-магнат, да-а-а… Так вот, этот Джорж в следующем году создаст в «Штатах» несколько фондов «Открытое общество». Фонды станут оказывать финансовую поддержку группам граждан по всему миру с заявленной целью содействия правосудию, образованию, здравоохранению и независимым средствам массовой информации. Будет иметь множество филиалов в разных странах и регионах. В том числе и в СССР. Заявленные задачи, понятно, ложные. Истинные — переманивание научно-технических кадров, шпионская деятельность, создание агентов влияния и, в принципе, подрыв общественного устройства.

— Хорошо излагаешь! — оценил Андропов и, хмыкнув, спросил. — Готовился, что ли?

— Не без этого… Так вот. Открывая филиал нашего фонда в СССР, мы перехватываем у Сороса инициативу и делаем, ту же самую работу, только без негативных последствий для СССР. Мы сами будем давать гранты на научную деятельность, культурные проекты, медицину.

— Хм. Ты считаешь, Сорос — проект ЦРУ? — спросил Андропов.

— Однозначно. Об этом много информации в будущем.

— Тогда они тебя просто уберут. В смысле — ликвидируют.

— Не будет смысла. Я передам полномочия по управлению филиалом вашим людям. И сразу переведу большую часть средств фонда на Московские счета.

— У тебя сейчас сколько денег? — с интересом посмотрел на меня Андропов.

— Не так уж и много. Около десяти миллионов фунтов. Лет на десять хватит, а там видно будет, куда катится СССР.

— Всё так безнадёжно? — снова скривился Андропов.

— По моему — да. Не победить вам «пятую колонну». Там Яковлев, Калугин воду мутят. Слишком уж ваши ряды разобщены. Нет у вас того единства целей, которое есть у мирового масонства.

— Тебе известна цель, которую преследует мировое масонство? — усмехнувшись, спросил Андропов.

— Конечно. Подчинить мир, разрушив государственные суверенитеты, и получить полный контроль природных ресурсов и рынков сбыта.

— Хм! Лаконично и вполне полно. Удивительно чётко у тебя организован процесс мышления. Чувствуется инженерная логика, но ведь ты нигде ничему не учился. Британский колледж не всчёт. Как так?

— Сам в шоке, — усмехнулся я. — Чувствую себя словно в меня вселился чужой разум.

— Шизофрения?

— Не думаю. Это не раздвоение личности. Просто, словно меня напичкали знаниями и умениями. Причём, знания могут проявляться по требованию. Но знания не разносторонние и не всегда глубокие. Словно из публичного доступа. Как из сети интернет. Знаете, что это такое?

— Теперь знаю. И да. Твой куратор рассказывал про твои «видения». А идея с фондом хорошая. Мы организовали тебе встречи с Госконцертом. Теперь ещё организуем встречи с руководителями нашего «фонда мира» и с его учредителями. Там куча всяких комитетов. У нашего «Советского фонда мира» бюджет, конечно, побольше твоего, но и задачи помасштабнее. Но, возможно, некоторые точки соприкосновения вы найдёте. По крайней мере, бесполезными эти знакомства не будут.

— Тогда, мне бы желательно арендовать офис.

Юрий Владимирович улыбнулся.

— Чем тебе театр в МГУ не устраивает. Занимай кабинет директора. Пока гостиницу Космос не построят. Это примерно к середине семьдесят девятого. Думали то ты в неё въедешь, но… Хотя… Обживайся в МГУ без оглядки на «Космос». Музыкальная площадка там отличная и публика изголодавшаяся по танцам. Опять же — гуманитариев много. Ты только не пугай их альтернативной экономикой и хард-роком. Постепенно вливайся в массы. «Лилипутика» своего играй, «снег кружится»…

— «Лилипутика»? — удивился я. — Какой нам «Лилипутик»? Нам ещё наш репертуар репетировать и репетировать. Кстати, хотел попросить разрешения остаться до середины ноября.

— Конечно оставайся. Тебе вообще пока не надо в Париж возвращаться. Там, когда узнают про твои дружеские инициативы в СССР, журналисты замучают. Папараци всякие, ЦРУ… До конца года побудешь в Москве. Репетируйте тут… Потом «Огонёк Голубой» с вами отснимут, концерты дадите. И… Есть мнение, что рок-клуб мы создадим не в Ленинграде, а в Москве. Сейчас подумалось, что на базе театра МГУ будет — самое то. Думаю, аудитории там для и для «Рок-клуба» и для дискуссионного вполне предостаточно. И режим пропускной, жёсткий. Лишние, хулиганы и другие подрывные элементы не проникнут. Ты же писал о беспорядках, вот мне и подумалось. С Виктором Васильевичем Гришиным поговорили… Это первый секретарь КПСС в Московском горкоме. Обещал тебе в помощь инструктора горкома комсомола направить. Культмассовика. Пусть организовывает диспуты, встречи.

— А можно двух?

— Да хоть пятерых. Твой бюджет. Вернее, — твоего фонда.

— Для дискуссий надо набрать профессионалов, например — журналистов-международников, политологов. Можно в печать давать отчёты о проведённых дискуссиях, с оценкой результата дискуссии.

— Где же ты оппонентов найдёшь? — усмехнулся Андропов.

— Подготовим. У вас диссиденты есть?

— Диссиденты всегда есть.

— Начнём не с политики, а с экономики. Поднимим социальные вопросы: пьянство, наркоманию.


— Во-о-о-т. Там и поднимете тему Вудстокского рок-фестиваля.

— Эх, найти бы кого-нибудь из наших, кто был там… Или не наших. Может американских журналистов? Из коммунистов или просто лояльных Союзу. А? Пусть расскажут о жизни в США!

— Хм! Интересная мысль! Я подумаю! Можно из МГИМО выпускников к вам отправить.

— Правильно. А мы им вопросы позадаём. Кстати, полномочного представителя СССР в ООН Аркадия Шевченко[33] взяли?

— Взяли, — вздохнул Андропов, — С поличным взяли! Твой куратор и взял. Прямо в Нью-Йорке. Покололся, гад, там же. С семьдесят пятого года на США работал, стервец. Правда мы его уже с семьдесят шестого вели… Близкий друг Анатолия Громыко, кстати… Да-а-а…

— Сына министра иностранных дел? — удивился я. — Охренеть! И чего ему не хватало?

— В чистосердечном признании написал, что «приобщившись к номенклатуре в 1973 г., он возненавидел режим, который действовал не в интересах народа, а лишь узкой группы партийной элиты. Стремиться к новым благам становилось скучно. Надеяться, что, поднявшись еще выше, я смогу сделать что-нибудь полезное, было бессмысленным. Перспектива жить внутренним диссидентом, внешне сохраняя все признаки послушного бюрократа, была ужасна. В будущем меня ожидала борьба с прочими членами элиты за большой кусок пирога и беспрестанная партийная возня. Приблизившись к вершине успеха и влияния, я обнаружил там пустыню».

— Сука! — возмутился я. — Не хочешь жить в номенклатуре, поменяй работу иди на завод! Растреляли?

— Пока нет, — вздохнул Андропов. — Громыко — старший землю роет.

— И что? Выроет что-нибудь?

— Дороется, — скривился Юрий Владимирович. — Вообще… Спасибо тебе особое за всех этим мерзавцев, что нам раскрыл. Мы тут тебе, э-э-э, «звезду героя» и орден Ленина у Леонида Ильича подписали. Но не обессудь. Вручать не буду, только покажу.

— Чего?! — мой рот раскрылся неприлично широко.

Андропов достал из стола обычную картонную папку с тесёками, развязал её, открыл, достал твёрдую «грамоту», встал и зачитал.

— Президиум Верховного Совета СССР, — читал Андропов указ, а у меня всё тело покрылось «гусинной кожей» и стало так холодно, что челюсти мои застучали друг о друга.

— Вот блять! — Мысленно выругался я. — При всём уважении, других слов нет! Нашёл же время! Сердце чуть не остановилось. И это с моим-то здоровьем!

Фамилия моя в указе не прозвучала. Сказано было просто — «по представлению председателя КГБ СССР от двенадцатого августа одна тысяча девятьсот семдесят восьмого года».

— Служу Советскому Союзу, — выдавил из себя я.

— Подпиши…

Он положил на рабочий стол какие-то документы. Я сел на стул, склонился над ними, но ничего не увидел. Из моих глаз текли слёзы.

* * *

«Культурная ситуация сегодня свидетельствует о том, что „нация“ и „национальная культура“ не являются высшей ценностью именно для тех деятелей культуры, которые определяли развитие главных эстетических направлений и формировали главные концепты современности. Мы можем назвать такие из них, как геокультура, метакультура, глобальная культура, а с 90-х годов навязчиво присутствовала концепция „постколониального типа культуры“, характерная для современной культуры после „перестройки“.

Собственно, Дж. Сорос и создавал те многочисленные институции, которые и реально повлияли на экономику и культуру „новой России“. Он не скрывал своих целей и задач: характеристика советского общества как „закрытого общества“ (тоталитарного типа) была тем ключом, который взламывал советскую идеологию. Вместо „закрытого“ было предложено „открытое“, что само по себе привлекательно для большинства граждан. Но последствия „открытости“ никем не были изучены, и никто из политических и культурных деятелей России не в состоянии был что-либо противопоставить антагонистической паре „закрытое — открытое“ (об особом характере открытости русской культуры и философии как альтернативе соросовскому „открытому обществу“, к сожалению, никто и не вспомнил)»