[34].
Я проснулся в холодном поту. Перед глазами продолжали прыгать буквы, слоэженные в слова, прочитанные мной где-то в году двадцатом третьего тысячелетия. Эти слова поразили меня. Они демонстрировали глубину падения нашего общества. Закрыв глаза, я «дочитал».
«Национальными ценностями не был озабочен никто, кто решал, определял и направлял реформирование (перестройку) страны. Горбачев говорил как о ценности об „общем европейском доме“, не уточняя, где начинаются и где заканчиваются его смысловые границы. Политики-реформаторы не имели ни малейшей самоидентификации с Россией, — мало того, в условиях России чуть ли не всякое политическое мышление превращалось в инструмент аннигиляции национального сознания»[35].
Меня пробил озноб. Я понял, что «костьми лягу», но Сороса, в Союз не допущу. Правда он приедет в СССР только в восемьдесят седьмом году. Но до этого времени мне «кровь из носу» надо поднять национальный вопрос русскости и доказать, что советское общество не является закрытым. Миру доказать.
Почему-то вспомнилась фраза из «Бриллиантовой руки»: «У тебя на закрытый, а открытый перелом». Вспомнив, я улыбнулся.
— Хрен им, а не СССР, — подумал я.
Я позавтракал в университетской столовой и отправился в театр.
— Позвоните Марине Петровне, — сказал довольно молодая вахтёрша, всего лет тридцати девушка, загорелая и с веснушками, вероятно оставшимися, как память, от лета.
— Хорошо, — сказал я и протянул руку к ключам, на которых висели алюминиевые бирки, на одной из которых я увидел слова «гримёрная», на другой — «худрук», на третьей — «директор». Всего ключей, сцепленных верёвочкой, было штук десять.
— Нет-нет, позвоните прямо сейчас. Марина сказала, что сама вас проводит.
— Да что там провожать? — отмахнулся я. — Сам разбирусь.
— Не-е-е… Так нельзя. Там же имущество. Акт приёма-передачи на ответственное хранение, то, сё…
Я улыбнулся.
— Ах… Да-да! Забыл. «Опись, протокол, сдал-принял, отпечатки пальцев», — процитировал я ту же «Бриллиантовую руку». Это же классика у русских!
— А вы, правда, француз? Из Парижа приехали?
— Ага. Проездом в Казань, — вспомнил я вчерашнюю шутку.
Девушка не была гуманитарием и на шутку отреагировала вопросом.
— Почему в Казань? Там, что, будет театральный фестиваль?
— Почему театральный фестиваль? — удивился я. — Мы музыканты.
— А Маша сказала, что вам отдали наш театр. У вас музыкальный театр?
— Что-то типа того, — неопределённо покрутив перед собой руками, согласился я.
Пока мы разговаривали вахтёр набрала на диску телефона четыре цифры и передала трубку, в которой мне послышалось: «Алё», мне.
— Хелло, — сказал я. — Машенька, это вы?
— Я, Пьер. Вы долго гуляете по Москве и долго спите. А кто-то за вас работает…
— Кто работает? — удивлённо спросил я с одесской интонацией, перебив её.
Маша на некоторое время замолчала, потом продолжила:
— Не покладая рук работает. Я работаю. Мне из Горкома партии в девять часов привезли контракты и я их уже с нашей стороны подписала, между прочим. Осталось подписать вам и я сдаю их в канцелярию.
— Мне подойти к вам?
— Нет-нет, я сейчас приду. Буквально через пять минут. Я тут, неподалёку. Ждите на вахте.
Комендант и вправду, натурально прибежала через пять минут. Я, ради интереса, засёк время и удивлённо вскинул брови, когда двери распахнулись и по гранитному полу зацокали Машины каблучки. Комендант увидела моё движение тела в сторону руки с часами и покраснела.
— Сказали сделать быстро и сообщить в горком партии. У нас это очень серьёзно. Они и так уже перезванивали. И там недовольны, что контракт ещё не подписан.
— Недовольны? — удивился я, рассмеялся и подумал, что с получением Советского гражданства я пока повременю. А то ещё в партию вступать заставят.
— Не-не, — подумал я. — Уж лучше вы к нам.
— Пошлите, покажу вам помещения, ваше имущество, подпишем акт приёма-передачи.
— Опись-протокол, — снова пошутил я.
— Ага, — серьёзно согласилась Мария Петровна.
— Совсем у них тут с чувством юмора беда, — подумал я. — Хотя… На работе она. Какие тут шутки, когда из горкома звонят?
Глава 20
Что удивительно, контракт на аренду «Большого Зала Дома Культуры МГУ» был составлен лаконично, но грамотно. В него были вписаны все реквизиты фонда Пьера Делаваля, которые я указывал в договоре с концертными организациями, временные рамки, ограниченные одним годом с преимущественным правом продления аренды. Стоимость аренды составляла тридцать тысяч фунтов стерлингов в год.
Дворец культуры и внутреннее убранство театра было выполнено в классическом архитектурном стиле: мрамор, колонны, лепнина, арочные узорчатые потолки. В большом зале на потолке не очень низко висела огромная круглая люстра. Он имел сцену со зрительным залом на восемьсот мест с партером, полукруглой галёркой, бельэтажом, ложами и, мать его, бенуаром[36]. Короче, и сам дворец, и Большой зал театра были шикарны. Как тут будут смотреться и слушаться наши музыкальные эксперименты я, честно говоря, не представлял, но был благодарен Богу, что нас не заселили в здание на Герцена, где сейчас базировался студенческий театр, и которое ранее являлось храмом святой мученицы Татьяны. Вразумил господь бог Юрия Владимировича, что театр в храме — ещё куда ни шло, а вот сатанинский рок — это было бы черезчур. Да и я, хоть и являюсь убеждённым атеистом, но не рискнул бы опоганить святое место крамольной музыкой. Да-а-а… Председатель КГБ это, вероятно, просчитал.
— Я познакомлю вас с директором Дворца культуры и коллективом, — сказала Маша.
— О, как! — подумал я. — Есть и директор, и коллектив.
— Ведите, доброе дитя, — произнёс я пафосно и трагически вздохнул.
Комендант посмотрела на меня и прыснула в кулачок.
— Ну, слава Богу, — подумал я. — Хоть эта шутка не пропала всуе.
Мы прошли по коридору потом через мраморное колоннадное фойе и Маша стукнула в дверь с табличкой «Директор ДК».
— Входите, — сказали из-за двери женским голосом.
Оказалось, что во Дворце культуры МГУ имеется штат методистов «культ-массовиков» и даже свой худ-совет. Имеется и ежегодный план работы, который как раз и верстался на следующий семьдесят девятый год.
Меня встретили очень приветливо и попытались напоить растворимым кофе, от которого я отказался, чем сразу вызвал к себе уважение. Кофе был, даже в Москве, дефицитом, но я и в своей жизни не пил растворимый. В моё время появилось много мелко-молотого, быстрозавариваемого кофе. И здесь я приноровился измельчать зёрна на кофемолках до такого же порошкообразного состояния. Оказалось, что только в этом и дело. И почему я раньше сам не догадался так молоть? Не понимаю.
Но у меня с собой было… Поэтому я достал из портфеля молотый смешенный из нескольких сортов кофе и девушки с радостью и некоторой экзальтацией заварили его. Наслаждаясь ароматом и вкусом, обсудили предварительный план работы, на котором уже стояла «виза» какого-то горкомовского партийца.
План я вчера набил на пишущей машинке помощника Юрия Владимировича буквально за двадцать минут. Мои руки уже привыкли к клавиатурам телетайпов и пишущих машинок, а потому получилось это у меня очень залихватски.
— Та-а-а-к… Дискуссионный клуб «Интеллект», научно-технический клуб «Это вы можете», рок-клуб «Музыкальный ринг»… Э-э-э… А «рок-клуб», — это, простите — то, что у нас в СССР запрещено? — спросила директор Мая Сергеевна.
Я пожал плечами.
— Я не в курсе, что у вас в СССР запрещено, Мая Сергеевна. У нас это разрешено. Да и у вас, как мы видим, — я ткнул пальцем в подпись третьего секретаря Московского горкома КПСС. — Может что-то изменилось, а вы не заметили.
— Кхе-кхе… Нам приходят методички. Кхе-кхе… Извините. Вы — иностранец… Поехали дальше…
Мы «поехали» читать мой план работы дальше.
— Гранд на изучение молодёжного среза советского общества… Один миллион фунтов… Солидно… Гранд на исследование и разработку концепта «русская культура» и современные практики культурного наследования. Интересно. Это вы свои средства будете тратить на наши научные исследования?
— Это деньги фонда, Мая Сергеевна. Миссия у него такая.
— Да, кстати. Хотелось бы ознакомиться с уставом вашего фонда.
— Французским владеете? — спросил я.
— Не вполне, — порозовела директор дворца культуры МГУ.
— Тогда я дам вам чуть позже уже адаптированный текст. Завтра прибудет рейс с нашим оборудованием. Там много чего интересного приедет: Компьютеры, копировальная техника.
— Копировальная техника? У нас запрещено, — взволновалась Мая Сергеевна. — Даже пишущие машинки на учёте.
— Всё сейчас будет немного по-другому, Мая Сергеевна. Аж целое постановление совета министров по нашему фонду выйдет. Не переживайте. Мы не переступим нормы советского закона.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ от 23 октября 1978 г. N 177.
О ДЕЯТЕЛЬНОСТИ НА ТЕРРИТОРИИ СССР ФОНДА «КУЛЬТУРНАЯ ИНИЦИАТИВА»
В целях обеспечения деятельности на территории СССР фонда «Культурная инициатива» Совет Министров СССР постановляет:
1. Утвердить прилагаемое Положение о деятельности на территории СССР французского фонда «Культурная инициатива» (в дальнейшем именуется Фонд).
2. Разрешить Внешторгбанку СССР по согласованию с Министерством финансов СССР открывать Фонду специальные счета в рублях и иностранной валюте для зачисления поступающих ему средств.
3. Министерству иностранных дел СССР рассматривать в кратчайшие сроки просьбы о выдаче виз лицам, въезжающим в СССР по делам Фонда, и обеспечить членам Совета попечителей, Правления и другим должностным лицам Фонда многократные въездные и выездные визы.