Когда с чьей-то легкой руки поползли слухи, будто приверженцам Марии Стюарт, замышляющим убийство королевы, помогают французы, перед посольством стали появляться возбужденные люди. Они забрасывали стены грязью и выкрикивали оскорбления. А однажды в полночь толпа вооруженных мечами и самострелами людей окружила посольство. Они принялись швырять камни и стрелять из арбалетов по окнам. Высадив двери, вломились в дом, ранили двух слуг, выбили глаз мальчику, который воспитывался у Мовиссьера, переломали мебель. Больная жена посла чуть не умерла со страха.
На следующее утро Мовиссьер направил Флорио к Уолсингему с резким протестом. Франции нанесено неслыханное оскорбление. Людям из посольства опасно выходить на улицу, им угрожают побоями и смертью. Если виновных тотчас же не накажут, он будет вынужден покинуть Англию.
Уолсингем приказал заточить в тюрьму нескольких смутьянов. Посвящать Бруно во все подробности ночного нападения Мовиссьер не счел нужным. Один из главных зачинщиков, служитель королевских конюшен, находился под началом Фулка Гривелла.
«Если бы я, — писал Бруно, — владел плугом, пас стадо, обрабатывал сад или чинил одежду, то никто не обращал бы на меня внимания, немногие наблюдали бы за мной, редко кто упрекал бы меня, и я легко мог бы угодить всем. Но я измеряю поле природы, стараюсь пасти души, мечтаю обработать ум и исследую навыки интеллекта — вот почему кто на меня смотрит, тот угрожает мне, кто наблюдает за мной — нападает на меня, кто догоняет — кусает меня, кто меня хватает — пожирает меня, и это не один или немногие, но многие и почти все».
Начальные строки вступительного письма, которым Бруно посвящал Мовиссьеру свою работу «О бесконечности, вселенной и мирах», были проникнуты чувством горечи. В Англии, как и в других странах, благородные побуждения Ноланца лишь создавали ему врагов. Чем настойчивее он отстаивал свои взгляды, тем резче на него нападали. Выход в свет диалогов «О причине, начале и едином» вовсе не способствовал тому, чтобы улеглась буря, вызванная «Пиром на пепле». Они только подлили масла в огонь. Ноланец продолжает упрямо защищать свои идеи! В погоне за славой софист-искуситель, опрокидывая здравые мысли, распространяет заблуждения. Он стремится отвратить людей от истинной веры и основать собственную секту поклонников ноланской философии. Его писания, плоды беспокойного ума — злейшее орудие разврата!
Враждебное отношение лишь закаляло его упорство. Ноланец знал, что того, кто в этом мире кровавых суеверий проповедует религию разума ждут не лавры, а скорее казнь. Обращаясь к Мовиссьеру, писал, что любовь к истине помогает преодолевать любые трудности: в узах он свободен, доволен в муках, богат в нужде. Поэтому он не сворачивает с трудного пути и не отступает перед неприятелем.
Новые диалоги были посвящены важнейшим разделам ноланской философии, учению о бесконечности вселенной и множественности миров. Раньше, уславливаясь с Фулком Гривеллом о диспуте, который был описан в «Пире на пепле», Джордано обещал разбить оппонентов, исходя из их собственных принципов. Аргументацию перипатетиков он находил неубедительной и брался показать, что, рассуждая о вселенной, Аристотель защищал принципы, противные принципам природы.
Оспаривая мысль о бесконечности вселенной, обычно прибегали к тем же аргументам, которыми прежде Аристотель пытался опровергнуть своих предшественников. Бруно не ограничился одним Стагиритом — он разобрал и отринул многие доводы его последователей.
Бруно подверг коренному пересмотру одну из основ философии Аристотеля, его учение о движении. «Все движущееся необходимо бывает движимо чем-то, — говорил Стагирит. — Ведь если оно не имеет начала движения в себе самом, ясно, что оно движимо другим». Аристотель отрицал возможность «самодвижения». Это заставило его уверовать в существование «перводвигателя», бога, который находится вне вселенной и движет ею.
Коперник нанес Аристотелю сокрушительный удар. В основе его теории лежала мысль о «самодвижении»: «Если предполагать вращение Земли, надо непременно признать, что это движение естественное, а не насильственное». Необходимость в перводвигателе отпадала.
Бруно сделал следующий шаг. Раз Земля, ничем извне не поддерживаемая и ничем не толкаемая, несется в пространстве лишь благодаря своему внутреннему жизненному началу, то мысль эта должна быть распространена и на другие небесные тела. Фиксированные звезды только из-за огромности расстояний кажутся нам неподвижными: среди них находятся бесчисленные солнца, вокруг которых вращаются земли. То, что люди их не видят, совершенно не означает, что их не существует. Бруно убежден, что будущие исследования обязательно подтвердят его точку зрения. Вероятно, вокруг Солнца движутся и другие планеты, которых мы не знаем [10].
Джордано не соглашается с противопоставлением неба земле как совершенного несовершенному, как нетленного — тленному. Здесь лазейка для россказней о греховной земле и райских небесах. Нет, Земля это только одна из бесчисленных звезд, находящихся в беспредельных просторах вселенной!
Люди давно заметили, что все на земле меняется, а на небе испокон веков видно одно и то же движение, один и тот же круговорот. Чем объяснить это поразительное постоянство? Аристотель создал учение о «пятой сущности». Эта «пятая сущность», «эфир», в противоположность четырем разложимым сущностям — земле, воде, воздуху и огню, из которых состоит все в подлунном мире, неизменна и нетленна. Вечным характером небесной материи и объясняется видимое движение неба, вечное, постоянное, всегда одинаковое.
Веру в «пятую сущность», веру, разделяемую чуть ли не всем светом, Бруно называет постыдной. Недаром она пришлась по вкусу многим христианским богословам. Эта «квинтэссенция» несовместима с учением о единстве вселенной. В нее можно было еще верить, когда Землю считали неподвижным центром мира. Но если Земля наряду с другими планетами вращается вокруг Солнца, если орбита ее так же неизменна, как и орбиты других планет, которые представлялись образцами вечного движения, и если кажущееся мировое движение объясняется не вращением сферы фиксированных звезд, а движением самой Земли, то рушится основа всех рассуждений о «пятой сущности».
Из «небесной материи», по мнению Аристотеля, состоят планеты и звезды. Бруно оспаривает это. Если Земля движется так же, как и планеты, раз нет принципиального различия между ними, то нет и оснований утверждать, что небесные тела состоят из какой-то иной материи. Материя вселенной едина.
«Эфир» — это не «пятая сущность». Бруно пишет, о бесконечном эфирном пространстве, в котором находятся неисчислимые миры. Они состоят из тех же основных элементов, что и Земля. Особенности же их зависят от того* что в них преобладает. Если преобладает огонь, то это Солнце, если же преобладает вода, то это. Земля, Луна и иные подобные им тела, которые светятся отраженным светом.
Бруно, как и Николай Кузанский, был убежден, что Луна и другие небесные тела обитаемы. Их жителям тоже кажется, что именно их мир — неподвижный центр вселенной, вокруг которого вращается все. Но раз и другие миры населены, то почему не общаются их жители? Боги поступили бы очень плохо, если бы лишили обитателей различных миров возможности поддерживать сношения. Не доказывает ли это, что иных миров вообще не существует? Бруно отвергает такое возражение. Надобности в общении с иными мирами он не видит. Ноланец настроен пессимистично. Он слишком хорошо знает, во что обошлась человечеству страсть колонизировать новые земли: «Опыт показывает нам, что для обитателей этого мира оказалось лучше всего то, что природа разделила народы морями и горами; когда же благодаря человеческому искусству были установлены сношения, это оказалось скорее злом, чем благом, так как из-за этого пороки приумножились гораздо сильнее, чем добродетели».
Аристотель утверждал, что бесконечного движения не существует. «Вполне возможно, — писал Бруно, — что всякое движение конечно (говоря о настоящем движении, но не в абсолютном и простом смысле слова, о движении всех частей и в целом), но что миров бесконечное множество, причем каждый из этих бесчисленных миров конечен и имеет конечную область, каждый из них имеет определенные пределы как для своего движения, так и для движения своих частей».
Однако Джордано тут же указывал, что если говорить о движении в абсолютном смысле слова, то оно бесконечно, — бесконечное движение в бесконечной вселенной. Залог вечных превращений материи в вечном движении атомов. «Атомы имеют бесконечное движение, занимая последовательно различные места в различное время, притекая к одному месту и вытекая из другого, присоединяясь к тому или другому составу, образуя различные конфигурации в безмерном пространстве вселенной, и таким образом совершают бесконечное местное движение, пробегают бесконечное пространство и претерпевают бесконечные изменения».
В Англии у Бруно были не одни противники. Его мысли увлекли ряд оксфордских и лондонских ученых. Среди людей, которые соглашались с Ноланцем, были как сторонники Коперниковой теории, так и ее недавние враги. Случалось, человек, убежденный в незыблемости прежних представлений о мире, начинал под влиянием Бруно склоняться к новым идеям. Возражения Бруно «князю перипатетиков» приносили свои плоды. Кое-кто из пылких приверженцев Аристотеля, к ужасу своему убеждаясь в шаткости его положений, принимался доискиваться истины. Это и значило пробуждать дремлющие души!
Мишель де Мовиссьер.
Джованни Флорио.
Фулк Гривелл.
Титульный лист первого издания «Пира на пепле».
В последнем из пяти диалогов «О бесконечности, вселенной и мирах» Бруно вывел на сцену еще одного собеседника — Альбертино. Искушенный во всех тонкостях Стагирита, он вначале и слышать ничего не хочет о множественности миров. Только, мол, безумец может городить подобную ерунду! Горячность делу не поможет. Альбертино непростительно, как иным невеждам, следовать без оглядки за проповедниками вульгарной философии. Он, умный и знающий, обязан делать различие между тем, что основано на вере, и тем, что установлено на основе истинных принципов!