непроницаемой тьмы… Он не просто одинок – он пуст внутри себя…» И единственный источник, дающий ему силы, – это воспоминания о детстве, те «листья тополей», которые он вспомнит в миг, когда в его мозг вонзится пуля…
Вот это вот – воспоминания о детстве – войдет и в роман Оруэлла «1984», как и слова про героя Кёстлера «пуст внутри себя» («Люди полые, если из них выбить память»). Именно этот «фокус» – как человека сделать абсолютно пустым внутри ради заполнения его черепа нужной идеологией – и будет исследовать Оруэлл в будущем романе. Пуст внутри – и единственный смысл – «полезность делу», революции. Отдайся ей – и неизбежно станешь либо Рубашовым, либо его следователем Глеткиным. «Дело не просто в том, что “власть растлевает”, – пишет Оруэлл. – Растлевают и способы борьбы за власть. А поэтому любые усилия преобразовать общество насильно кончаются подвалами ГПУ… Кёстлер описывает тьму, но такую, которая наступила, когда должен был сиять полдень…»
Страшные, как подумать, выводы! И ведь никто в мире еще не говорил так. Фактически Оруэлл сказал о насильственном единомыслии, о подавлении «неказенных» чувств и независимой морали и, главное, – о том, что это вполне может ожидать и общество «свободных цивилизаций». Это он и разбирал по косточкам в большом очерке «Заметки о национализме». Специалисты будут считать потом, что этой статьей да заметкой «Ты и атомная бомба» и завершится собранный им «корпус идей» для романа «1984».
Вопрос из будущего: Странно, под националистами вы понимаете не антисемитов, например, не англофилов, а коммунистов или даже католиков…
Ответ из прошлого: Под «национализмом» я прежде всего имею в виду привычку считать, что людей можно классифицировать как насекомых, что к миллионам… могут быть… приклеены ярлыки «хорошие» или «плохие»…
В.: Но не широк ли подход?
О.: Националист – это тот, кто думает… категориями состязательного престижа… Встав на ту или иную сторону, он уверяет себя, что она-то и есть сильнейшая, и способен придерживаться этого убеждения, даже когда факты абсолютно против него… Каждый националист способен на самую вопиющую бесчестность, но в то же время (поскольку считает, что служит чему-то большему, чем он сам) он непоколебимо уверен в собственной правоте.
В.: Например?..
О.: Возьмем такой: «Кто из трех великих держав-союзниц – СССР, Британия или США – внес самый большой вклад в поражение Германии?»
В.: И кто же? Об этом ведь и ныне спорят.
О.: Теоретически можно дать на это здравый и даже исчерпывающий ответ. На практике, однако, необходимые расчеты здесь невозможны, поскольку каждый… неизбежно начнет трактовать его с точки зрения состязательного престижа… Индийскому националисту трудно наслаждаться Киплингом, а консерватору трудно увидеть достоинства в Маяковском, и всегда существует искушение объявить любую книгу, с чьим направлением ты не согласен, непременно плохой книгой именно с литературной точки зрения. Люди сильных националистических убеждений очень часто скатываются к подобной эквилибристике, не считая себя при этом бесчестными… Конечно, было бы сверхупрощением считать, что все формы национализма одинаковы… но существуют… основные черты националистического мышления…
В.: Вы называете ими «одержимость», «нестабильность» и «безразличие к реальности»…
О.: Националист… готов твердить о превосходстве своей страны не только в военной мощи и политической добродетели, но и о превосходстве в искусстве, спорте, структуре языка, физической красоте… даже в климате… и кухне… Некоторые американцы выражают, например, неудовольствие комбинацией слов «англо-американцы»; они предлагают заменить это на «американо-британцы»… Националистическое мышление часто кажется окрашенным верой в добрую магию, верой, которая, возможно, возникла из широко распространенного обычая сжигать изображения политических противников или делать из их портретов мишени в тире.
В.: До сих пор сжигают, и до сих пор легко меняют предметы ненависти…
О.: Это «нестабильность»… Степень горячности, с которой обычно держатся за националистические привязанности, не мешает националистам менять свои пристрастия… Коммунист-фанатик, который в течение недель, а то и дней обращается в столь же фанатичного троцкиста, – самое обычное явление… Когда читаешь раболепную или просто хвастливую чепуху, которая пишется о Сталине, Красной армии и т.д.… то понимаешь: такое возможно только потому, что имеет место своего рода умственный вывих. В обществе вроде нашего не принято для любого, кто считается интеллигентом, чувствовать привязанность к собственной стране… У него остается потребность в Отечестве, и, естественно, он начинает искать его где-то за рубежом. А найдя таковое… может без удержу погружаться в те же самые чувства, от которых, как ему кажется, он избавился.
В.: И реальная «реальность» при этом не значит ничего?
О.: Безразличие к реальности… Все националисты умеют не видеть сходства между аналогичными фактами. Британский тори будет защищать идею самоопределения в Европе и одновременно выступать против нее в Индии… Любое действие будет расцениваться им как хорошее или плохое не по действительному достоинству, а в зависимости от того, кто его осуществляет…
В.: Ныне это называется «двойными стандартами». И человека, и государства.
О.: Целых шесть лет английские обожатели Гитлера предпочитали не знать о существовании Дахау и Бухенвальда. А те, кто громче всех поносил немецкие концлагеря, часто были в абсолютном неведении… что концлагеря есть и в России. Огромные по масштабам события, вроде голода на Украине в 1933 году… фактически прошли мимо внимания большинства английских русофилов. Многие англичане почти ничего не слышали об уничтожении немецких и польских евреев во время войны. Их собственный антисемитизм привел к тому, что сообщения об этом страшном преступлении не могли проникнуть в их сознание. В националистическом мышлении существуют факты, которые одновременно являются правдивыми и неправдимыми, известными и неизвестными… Каждого националиста неотступно преследует убеждение, что прошлое можно менять. Он подолгу живет в некоем фантастическом мире… и… если ему представится такая возможность, обязательно перенесет часть своих мечтаний в исторические книги…
В.: Кстати, Карл Юнг как раз в мае 1945 года, говоря о нацизме, сказал о феномене «двойного сознания» уже целой нации, сказал про немцев почти вашими словами: что они всегда как бы знали и одновременно как бы не знали про Бухенвальд и свои зверства. А нынешний ужас заключается в том, что все мировые СМИ как по команде (а иногда и по команде) или замалчивают, или выпячивают те или иные события, выгодные именно тем «командирам»…
О.: Основная цель пропаганды – это, конечно, воздействие на общественное мнение, но те, кто переписывает историю, возможно, и в самом деле верят, хотя бы частичкой своего сознания, что им удастся задним числом вставить в прошлое нужные факты… В 1927 году Чан Кайши заживо сварил сотни коммунистов, и тем не менее через десять лет он стал одним из героев именно среди левых. Перегруппировка на международной арене привела его в антифашистский лагерь, а раз так, значит, и сваренные коммунисты «не считаются»…
В.: Вы, конечно, широко понимаете «национализм», но благодаря этому становятся понятны парадоксальные лозунги вашего последнего романа: «Война – это мир», «Свобода – это рабство». Ваш друг Ричард Рис недаром подчеркнул потом, что национализм – «нечто вроде раковой опухоли властолюбия», которая быстро разрастается. Но вы пошли дальше. В статье «Политика и английский язык» вы показали, как конкретно «промывают мозги» человеку журналисты, пропагандисты, писатели и всякого рода политологи. Венцом этих размышлений стала, может, последняя «составляющая» вашего будущего романа – «новояз», язык будущего мира…
О.: Ясная мысль – первый шаг к политическому обновлению, так что борьба с плохим языком – не каприз… Автор либо имеет что-то сказать и не может это выразить, либо случайно говорит что-то другое, либо почти безразличен к тому, есть ли в его словах смысл или нет… <Но> как только <они> касаются определенных тем, конкретное растворяется в абстрактном и сами собой на язык просятся затасканные обороты речи… Чтобы облагородить некрасивые процессы мировой политики, их обвешивают словами вроде «судьбоносный», «исторический», «триумфальный», «основополагающий»… а прославление войны… – «железный кулак», «неприступная твердыня»… <или, допустим> «ратный подвиг». Есть и марксистский жаргон: «гиена»… «лакей», «приспешник», «бешеный пес»… Используя затасканные метафоры, ты избавляешь себя от умственных усилий, но ценой того, что смысл становится туманным… Можно не сомневаться, что пишущий не видит мысленно предметов, о которых ведет речь; другими словами, не думает.
В.: Полбеды, если не думает. Хуже, когда вставляет такие «блоки» обдуманно… Эндрю Марр в статье, написанной к 50-летию вашего эссе «Политика и английский язык», утверждает, что вы доказали: «Язык развращает мысль, и реформирование языка есть реформирование политики…» А вы ведь предупреждали: «Прежде чем такой язык разложит политику, он уничтожит мораль…»
О.: В наше время политическая речь и письмо в большой своей части – оправдание того, чему нет оправдания… Беззащитные деревни бомбят… дома сжигают: это называется миротворчеством. Крестьян миллионами сгоняют с земли… это называется перемещением населения или уточнением границ. Людей без суда годами держат в тюрьме, убивают пулей в затылок или отправляют умирать… в лагерях: это называется устранением ненадежных элементов.
В.: Я мог бы привести примеры из современного русского: «административный ресурс», что на деле означает использование служебного положения в личных целях, «диктатура закона», что чаще всего подразумевает диктатуру бюрократии, а еще – «вертикаль власти», «черный пиар», «политтехнологии»…