– Но неужели у вас не было никаких вечеринок, дней рождений? Или ее не приглашали?
– Почему? Приглашали. И общалась она со всеми нормально, – пожала плечами черноволосая. – Но дружила больше с мальчишками.
– Просто дружила?
– Слушайте, а что вам до Марьяны? – насторожилась наконец рыжая.
– И кто вы такая вообще? – подозрительно взглянула черноволосая.
– Да тут она, на острове, живет! – защитила самая маленькая.
– Не живу, а работаю, – уточнила Татьяна. – И Марьяну я знала. Она ведь спортсменка. Я думала с ней рекламную кампанию сделать.
«Действительно, хорошая идея. Могла бы быть».
Таня вспомнила крошечную фигурку на гребне волны и шмыгнула носом.
– А я слышала, что Марьяна шлялась по мужикам, – вдруг решительно заявила малышка.
– Да что ты мелешь! – взвилась рыженькая.
– Слышала! – топнуло ножкой юное создание. – Мама папе так говорила!
Черноволосая взглянула беспомощно:
– Не ходила она ни по каким мужикам! Взрослые всегда все неправильно понимают. Рыбачить с пацанами – это, что ли, шляться называется? В футбол с ними играла, в волейбол. Общались. Ничего больше.
– Ты просто ничего не видела. Целуются всегда в темноте, – с важным видом изрекла малявка.
– Ерунды не гони! – цыкнула рыжая. Внимательно взглянула на Татьяну: – У меня брату тринадцать. Он с Марьяной дружбан и сто раз на рыбалку с ней ездил. Но когда надумал поцеловать, она ему сразу кулаком в печень. Он мне синяк показывал.
– И вообще, – добавила черноволосая, – о мертвых нельзя плохо говорить.
Девочки примолкли. Таня больше не задавала вопросов. Смотрела вместе со всеми, как дрожит, колеблется пламя свечи. Думала: где твой рай, Марьяшка? Наверное, в океане. Там всегда тепло, и серф лихо скользит по высоким упругим волнам.
В гетто для персонала жители острова нос обычно не совали.
Нет, здесь не грабили, не кричали вслед обидных слов и даже на раздевающие взгляды редко осмеливались. Все работники тщательно отобраны, под строгим контролем и оком видеокамер.
Как говорил Марк, «нам просто противно смотреть на чужую грязь».
Но Таня бывала в Индии, Непале, видела там и дохлых собак в канавах, и как кур разделывают на порогах домов. Гетто на Матуа в сравнении с теми краями – почти стерильное. Подумаешь, помойка слегка переполнена.
Рафинированные островитяне просто жутко избаловались. Им странно смотреть на тех, кто не предается бесконечно релаксу, но борется за существование. Пашет в две смены. Спит по четыре часа. Живет впроголодь, чтобы отослать почти всю зарплату домой.
Но если вспомнить фильм «Титаник», простой люд забавлялся куда веселее, чем богачи. В рабочем квартале Матуа инфраструктура развлечений – богачам на зависть. Несколько баров, кафе, крошечная букмекерская контора. Сияет рекламой абсолютный архаизм – видеосалон. А еще – в отличие от пафосных кварталов – здесь не принято было сидеть по домам. То ли менталитет другой, то ли просто душно в конурках без кондиционеров. Улицы почти всегда кишмя кишели народом. Кто на крыльце болтал, кто собирался группками.
А сегодня – хотя время самое рабочее – Таня натолкнулась почти на митинг.
Человек тридцать, не меньше, собрались в плотный кружок и что-то горячо обсуждали по-испански. Увидели Садовникову – немедленно притихли. Демонстративно стояли и ждали, пока она пройдет мимо.
Но девушка и не думала упускать подобную удачу.
Таня отчаянно шарила глазами. Ага. Вот он, возвышается в центре толпы. Тот самый высокий афроамериканец, с которым они вчера перемолвились парой фраз.
Садовникову не смутили настороженные взгляды. Встала на цыпочки, помахала рукой:
– Hallo, my friend![21]
Парень увидел ее. Неодобрительно покачал головой. Но протолкался сквозь ряды сотоварищей, подошел. Буркнул:
– Не надо называть меня другом.
– Почему? – удивилась она.
– Вы здесь отдыхаете. А мы на вас работаем.
Таня улыбнулась и выложила козырного туза:
– Я тоже работаю.
– И кем же? – взглянул недоверчиво.
Она объяснила.
– Богачи, значит, с жиру бесятся, а ты их лечишь, – фыркнул парень. И протянул ей огромную лапу: – Меня Джеф зовут.
Садовникова ответила крепким рукопожатием:
– Tanya.
– В твоем контракте не запрещено водиться с черными?
– Мне никто не смеет запретить самой выбирать друзей, – твердо ответила она. И деловито спросила: – Что у вас за совещание?
Джеф понизил голос:
– Да Мигель куда-то пропал.
– Напарник Хорхе?
– Да. Они вместе приехали. Жили в одной комнате.
– Это ведь он вчера доложил, как Марьяна с его другом на утес шли?
– Ага. Его прямо с пляжа этот ваш жирный полицейский на допрос утащил. И все. Мигель не вернулся.
– А где же он? – Таня искренне изумилась.
Тюрьмы (гауптвахты, следственного изолятора) на острове, ей говорили, не имелось.
– Поздно вечером явились из мэрии, – поморщился Джеф. – Велели его вещи собрать. Сказали – контракт с ним разрывают. Он немедленно покидает остров. В четыре утра вроде придет специально за ним катер. Доставит его прямо до Вальпараисо. Мы, конечно, все сделали. Чемодан отдали. Но думаем, что очень странно это все. Зачем заказывать катер? Это дорого. И почему нельзя было Мигелю самому чемодан упаковать? И попрощаться?
«Действительно странно», – мелькнуло в голове у Тани.
В памяти всплыло лицо чилийца. Тот вчера выглядел будто под воздействием наркотиков. Глаза стеклянные. И повторял как попугай: Хорхе и Марьяна шли, держась за руки. Хорхе и Марьяна шли…
Отработал номер – и бесследно исчез.
Джеф обеспокоенно продолжал:
– Мы точно не знаем, сколько стоит арендовать катер до Вальпараисо. Но это минимум десять тысяч долларов.
– Может, и больше, – согласилась Татьяна.
– И зачем платить такие деньги, чтобы его прямо немедленно домой отослать? Чего он-то плохого сделал?
– Ну… он стал свидетелем того, о чем хотят побыстрей забыть, – пробормотала девушка.
– Или видел что-то, что ему было видеть нельзя, – с вызовом взглянул на нее афроамериканец.
«Дуралей ты, – вздохнула про себя девушка. – Тоже, как Мигель, хочешь исчезнуть?»
Мягко произнесла:
– Джеф, у тебя семья есть?
– Есть. Мама. Отец. Три сестры. Брат.
– А ты наверняка единственный кормилец.
– Ну, вроде того, – приосанился он.
– Знаешь, – искренне произнесла она, – я здесь сама новичок. Всех порядков еще не знаю. Но уже поняла одну вещь: чем меньше ты болтаешь – тем больше шансов, что с тобой не разорвут контракт.
– Но я не буду молчать, если с Мигелем что-то случилось, – упрямо произнес афроамериканец.
– Джеф, милый. – Таня улыбнулась ему почти как родному. – Ты все равно ничего не сможешь сделать.
Он взглянул с вызовом:
– Тогда сделай ты!
Садовникова поморщилась:
– Джеф, я ничего не могу тебе обещать. Могу только сказать, что тоже не выношу несправедливости.
– Ты девчонка. – В его голосе засквозило презрение. – Ты испугаешься.
– Когда испугаюсь – приду просить тебя о помощи, – улыбнулась она.
– Буду ждать, – серьезно ответил парень. – Я живу вон в том доме, синем. А работаю в госпитале.
– Кем?
– Медбратом.
– Ого!
– А ты думала, негры только полы мыть умеют?
– Они и президентами бывают, – усмехнулась Татьяна.
Нежданно-негаданно очень полезное знакомство завязалось!
Идеи пока не было, только хаос обрывков. Но девушка все же спросила:
– Скажи, а Марьяна… и Хорхе – они где сейчас?
– У нас. В госпитале. Отец девочки вчера приходил. Требовал дочь отдать. Но Кикин вызвал этого толстого полицейского, и они его вместе вытолкали. Потом, правда, его к нам снова привезли. На «Скорой».
– А вскрытие будет, не знаешь?
– Не будет.
– Почему?
Парень взглянул удивленно:
– На острове патологоанатома нет!
«Про судмедэксперта можно даже не спрашивать», – поняла Татьяна.
И задала последний вопрос:
– Тебе когда на смену?
– Сегодня и завтра. В ночь.
– Может быть, я приду.
– Зачем? – окинул взглядом самца ее фигуру, зыркнул внимательно на грудь, губы расплылись в улыбке.
– Не за этим, – строго ответила она. – Но ты дай мне свой телефон. Если что, я позвоню.
Офис оказался традиционно пуст. Даже Марка, кто чаще других изображал трудовую деятельность, не видать.
Таня не стала закрывать дверь в кабинет. Сегодня категорически хотелось не покоя, но общения. Новостей.
Однако в коридоре – зловещая, будто после взрыва нейтронной бомбы, тишина.
Садовникова включила компьютер. Но разве можно после вчерашнего думать о рекламе?
«Кстати. Анжела ведь мне вчера предлагала со своим профессором интервью сделать. О вреде пьянства, – вспомнила девушка. – И вообще, где моя подруженька? Могла бы вчера вечером заглянуть. Обсудить новости».
Художница отозвалась по городскому с первого гудка. Говорила почему-то шепотом:
– Тань, это ты? Нужно встретиться. Срочно.
– Давай.
Садовникова обрадовалась. Когда на душе тревога, хочется не в монитор глазеть, а мчаться, что-то обсуждать или делать. Не обязательно важное. Просто не сидеть сложа руки.
– В кондитерской? – предложила Татьяна.
– Нет. – Анжела еще больше понизила голос. – На дальнем пляже.
Полная глушь и минимум два километра от офиса.
– Я на велике поеду, чтобы быстрее. А ты смотри, чтобы никто не шел за тобой. – Голос у художницы стал совсем зловещим.
Анжела повесила трубку.
Таня никогда не воспринимала Анжелу всерьез. Слишком та открытая, взбалмошная. Не очень умная. Игра в шпионов – безусловно, очередная глупость. А если нет?
Ей стало совсем тревожно. Она ведь и сама считала: кто-то здесь, на острове, убил Марьяну. Подставил Хорхе и Мигеля. Второй чилиец, скорее всего, тоже мертв. В байки насчет персонального катера верилось крайне слабо.