– Женщина из потустороннего мира остро нуждается в твоей помощи! – сказала она.
Я поняла, что речь идет о Джуне.
– Женщина, которой уже нет, сердится, что ты давно не была у нее, – заявила, в точности повторив предсказание, цыганка.
Мы были завязаны с Джуной каким-то невидимым узлом. Каким?
Завещание наследства несуществующему внуку
Никому никогда мой мир
Не разрушить…
Собственно, для нас не стало неожиданностью, когда НТВ, ТВЦ, Первый канал и «Россия» после смерти одновременно открыли тайны Джуны. Мы знали куда больше. В этом очерке их куда меньше! Но не обо всех же тайнах, в конце концов, можно говорить!
Стали транслировать, выхваченные из контекста ее отчаянные попытки защититься от своры вцепляющихся в ее ноги ученых и псевдонаучных деятелей, и женщин, пытающихся вручить ей ненавистные букеты цветов. Ведра лести обрушивались на нее, чего она терпеть не могла. Как она уворачивалась, когда люди пытались целовать ее руки!
Руки!
Вот что так ревностно берегла Джуна и не давала фотографировать и рисовать.
Каждый раз, когда кто-то касался ее рук, из нее уходила энергия.
Из нее уходила энергия, если вспотевший от благоговения человек, забредший к ней, трепеща, молвил, как перед иконою:
– Вы великая женщина! Вы великий экстрасенс!
Сто чертей в эти минуты взрывали психику Джуны, она, не терпя таких слов, могла бросить пепельницей в незнакомца в ответ на его осточертевшую по жизни «любезность».
Она считывала то, что мне было не видно – людские грехи. Она, не побоюсь сравнения, была некой карающей иконой. Живой иконой. Она презирала в людях подобострастие к ней, унижение перед ней, хитро бегающие глазки, в которых читалось покушение на воровство, мошенничество, незаслуженное обогащение. Еду, что приносили ей, она редко пробовала. Из спиртного – ничего, кроме виски. Из одежды ничего, кроме того, что заказывала на свою нестандартную фигуру сама. Из украшений – изредка носила серебро, как яркий представитель лунной магии.
Она синтетическими футболками черного цвета прикрывала порубленные топором руки. Черные брюки были удобны, потому что она в них выходила к больным и спала тоже в них. Она спала в таком вот черном наряде, объясняя это тем, что ждала каждую минуту, что за нею приедут лечить каких-то высокопоставленных лиц.
И за нею приезжали довольно часто.
Она неделями не снимала с головы длинные русые локоны накладных волос. Свои волосы из-за окрашивания давно не отрастали и отваливались.
Она носила удобную обувь на танкетке, чтобы ноги казались еще длиннее. Делала маникюр, но без фанатизма.
Она ненавидела, когда поэты, или певцы, или другие люди начинали читать свои стихи, показывать картины или книги или говорили о своих открытиях. Слишком мало было времени у нее для того, чтобы оставить в этом своем времени то, ради чего на алтарь были положены лучшие годы жизни.
Родственников она презирала с особою яркостью, не стесняясь в выражениях. Мне было только непонятно, за что? Потому что все эти, по ее словам, «воры и убийцы» частенько собирались у нее же, и она их хлебосольно и терпеливо встречала.
Из всех родных, которые на самом деле родными ей не являлись, родным оставался лишь один Вахо.
Его родные замороженные клетки находились в клинике. Из десяти одна была живою. И сейчас еще жива.
Два последних года Джуна часто спрашивала меня, не могу ли я одолжить ей денег? Платить аренду ей было просто нечем. Однажды сын мой одолжил ей тридцать тысяч. Через намеченный период времени Джуна их аккуратно вернула. Но она говорила, что долг превышает два миллиона… Она как-то выкручивалась. Находились новые люди. Они предлагали ей новые схемы аренды под офис здания и прочее. Джуна соглашалась. Пару месяцев шла работа по сбору очередных документов. Но в самый последний момент случался обычный скандал. И рушились карточные домики проектов на голову новому доброхоту. И сам он объявлялся в лучшем случае вором. Квартира Джуны не пустовала никогда. Она снова и снова наполнялась старыми друзьями, родными-неродными родственниками, новыми людьми и новыми предложениями.
А родными оставались лишь замороженные клетки Вахо.
Я не знаю, найдется ли смелый человек или богатая женщина, которые попытаются принять непростое наследство, в придачу к которому на него лягут вина «за перестройку», фобии и мании невероятной и непростой судьбы, сто миллионов долларов за здание на Арбате, таинство жизни и смерти легенды с мировым именем.
Взаимодействие с элитой
Лишь вечность помнит ныне,
Как это было все давно.
Джуна, Давиташвили, Шеварднадзе, Паторидзе…
Элита Грузии стала неожиданно, разобщившись на все официальные лица в отдельности, многоголовым покровителем целительницы.
Свидетельствую тому, что многочисленные грузинские гости не раз и не два посещали дом Джуны. На каком-то этапе произошла метаморфоза, и многим из тех, кто покровительствовал ей, она стала «помощью и отрадой и несказанным светом» в жизни.
Они брали с нее «чистоганом» – качественным чудом излечения неизлечимых болезней. Джуна до конца жизни платила за площадку, которую можно назвать взлетной полосою ее карьеры.
Джуна и Брежнев
Она рассказывала, как помогала Леониду Ильичу справляться с неизлечимой болезнью – старостью. Его речь после приемов становилась более внятной. Его взгляд – более светлым. Его печень очищалась. Он в свою очередь оберегал феномен Джуны, как мог.
Джуна и Ельцин
Аналогичная ситуация складывалась между Джуной и Ельциным. Но диагноз остается диагнозом, и рассказывать о болезни Бориса Николаевича нет никакого интереса. А вот официальные их встречи можно проследить по ряду опубликованных фотографий. То Джуна награждала Ельцина орденами. То он ее.
Так или иначе, они были связаны общением более тесно, чем хотят сейчас представить в желтой прессе, выставляя ее в самом неправильном свете.
Джуна и Путин
Я не исключаю вариант, что люди Кремля следили за ней. По крайней мере, это было бы логично. Но я ни разу не видела в приближении Джуны людей президента.
Она пыталась передать ему бумаги с обозначением своих открытий и пользой от патентов, которыми владела.
Но, как мы видим, ее способы лечения больных и ее биокорректоры так и не были внедрены в производство.
И ни одной фотографии, подтверждающей взаимодействие целительницы с нынешним правительством России, у Джуны не было.
Опыты над Джуной
Опыты достаточно активно проводились с того самого дня, как только она прибыла в Москву в 1980 году. Далее повторялись во всех самых современных институтах.
Опыты проводились как Джуной, так и над Джуной.
Да. Это истинная правда. Приборы фиксировали ее влияние на другие предметы, как одушевленные, так и неодушевленные.
От ее рук сворачивались бумажные деньги. Она засвечивала кинопленку. Она заставляла биться быстрее сердца. Она заживляла раны. Растения росли лучше.
Все это можно было бы назвать чудесами. Наши медики и ученые назвали это особенностью ее организма.
Опубликованных фотографий и документов, подтверждающих эти данные, как в периодике, так и в Интернете достаточно много, и мне, как существу, далекому от медицины, не стоит их перепечатывать, дабы не наделать случайных ошибок.
Единственное, хотелось бы к этому добавить слова самой Джуны. Она стремилась изучать свой дар. Всячески содействовала его трансляции.
Частичное стирание памяти. Частичная утрата дара
Представьте – молодой красивый организм, полный энергии, сил и любви к дорогому человеку, к семье, к сыну, к стране, к человечеству, попадает под увеличительное стекло научного объектива. Режим изучения – нон-стоп! Время изучения – день и ночь. Двадцать четыре часа в сутки. Нагрузка – один к десяти.
Джуна не отказывалась и от таких опытов, которые опасны для клеток. Для жизни. Для психики. Для памяти. Для биополя. Ее собственного биополя.
Не скрою, меня интересовал именно этот вопрос:
– А каким образом тебя изучали?
– Света. Я подписывала бумаги о неразглашении информации! Пройдет пятьдесят лет, и тогда об этом можно будет рассказывать. Сейчас это правительственна я тайна, – она считала на пальцах, называла цифру, – еще пятнадцать лет! – и замыкалась.
Никакими клещами невозможно было добыть из нее эту секретную для страны информацию.
Барокамеры, изотопы и смертельное облучение
В России принято богатым людям бросать вдогонку: «От сумы да от тюрьмы не зарекайся!» Мало ли чем для кого-то обернутся «медные трубы»! Так уж лучше подать случайному прохожему. Вдруг именно оно, его веское слово, поможет спастись от самого себя у ворот Божьих…
На блатном жаргоне, что корнями врос в социалистическую действительность, Джуна решительно не являлась «девочкой-пай». «Блатной» и «центровой» стала лишь в процессе взаимодействия с внешним миром. Она скорее всегда была «шухарной» и «понтовой». А называла себя хулиганкой.
Несмотря на то что воспитывалась в селе Краснодарского края, матерных слов до приезда в Москву Джуна не знала. Общалась на приближенном к русскому литературному. Стыдом и грехом считалось для ассирийских и русских женщин, проживавших в Урмии, пить и использовать нецензурную брань. Для грузинских и подавно! Будучи медиком и леча больных, Джуна ограничивала себя ревностно и последовательно от всех вредных привычек.
Оказавшись среди московской невоспитанной «элиты», где своеобразным языком являются тюремные жаргонизмы, Джуна, как существо весьма способное к восприятию всего нового, живо переняла повадки шоу-биза по принципу «с волками жить – по-волчьи выть». Элита, она ведь только на глянцевых обложках элита, а ковырнешь вопросами да поставишь в тупик, так и покажет «заинька» волчье нутро. Царапнет необразованностью так, что уши отвалятся!