Быстрые шлепки по карманам, через пять секунд стюардесса находит ещё живое, гнущееся в её руках тело змеи.
— О нет… — простонала кошка. — Беда, времени мало, мне нужно бежать за противоядием! — подрывается зверодевочка, но женщины наши тут же её приземляют. Несколько ударов, крики, а потом громкое и истеричное «молчать» от Марии всё завершает.
— Лёша, это она с тобой это сделала, она атаковала? Она или змея? Если змея, согласие, если кошка, отрицание. Давай, если что, мы ещё можем за тебя отомстить.
Какое к чёрту отомстить⁈ Эта звериха единственная, кто может меня спасти! Глазами киваю, змея-змея, отпустите её, и зверушку отпускают. Хромая, та бежит в сторону кустов, обещая вернуться, в то время как я чётко ощущаю, что всё, приплыл и больше не могу даже контролировать своё дыхание. Свет меркнет в моих глазах, это определённо конец.
Пару часов назад.
Сосуд из рога Красного Бунга слетает со стола, кровавый напиток разливается по земляному полу.
— Я хочу его себе! — кричит во всеуслышание Укому, главный воин племени Кетти. — Он воплощение бога плодородия, олицетворение красоты, смелости, урожая и наслаждения в одном лице. Племя Кетти любой ценой должно заполучить такого самца!
Главная женщина племени, старая Олай Дав-Вай, мрачно смотрит на своего лучшего воина:
— Стоит ли он твоей дочери, наследницы горячей крови воинов, истинной воительницы, лучшей из молодых когтей?
— Он стоит десятка, нет, сотни таких, как она. Если бы вы там были, если бы только видели это тело, эту ярость в его глазах, осознали, насколько сильное потомство может родиться от такого самца.
Вождь племени перемещает взгляд на своих воительниц. Все как одна согласны, вот только кое-кого не хватает.
— Где Ахерон?
— Следит за Агтулх Кацепт Каутль. Я велела ей ценой жизни защищать его от невзгод. Ведь вновь завыли ветра морей, а с ними скоро придёт Соитие Агохлу и Онохо — кто знает, что чужачки сделают с ним в брачную ночь двух лун.
— Мудрое решение, — не стала спорить староста. — Самца стоит защитить, но не стоит идти против Чав-Чав.
— Тогда мы никогда не сможем выйти из-под их гнёта, нас слишком мало, у нас в самцах жалкий старик, чей посох не поднимается чаще раза в луну! — воскликнула главный воин.
— Именно поэтому мы не отдадим им самца, — взяв за плечо воительницу, по-звериному оскалясь, проговорила седовласая старуха. — Бери самок, самых верных, и уведите чужаков с пляжа вглубь наших угодий. Защищай тех сук, которых так возлюбил самец. Стань им матерью, вскармливай собственной грудью и постарайся расположить самца к нашему роду. Обещай защиту, привилегии, дары, а в обмен проси лишь семя. Раз в неделю будет достаточно, но не предлагай сразу. Настаивай на соитии раз в два дня. Потом торгуйся! Семя не бесконечно, мы ещё толком не сосчитали его личных сук.
— Ваши слова наполнены истиной, верховная мать, — склонила голову лучший воин племени.
— Ну-ну, не кланяйся, ты молодец, правильно поступила, что не убила невесту Агтулх Кацепт Каутль, — взяв за подбородок, поднимает голову девушки старуха, — будь я на твоём месте, увидев, как три самки кончают от одного самца… даже и не знаю, сдержалась ли бы.
— У него корень, толще мизинца, представляете!
— Когда расцвёл? — приподняв левую бровь, скептически спросила старуха.
— Ещё до цветения, — расплывшись в белозубой улыбке, радостно заявила воительница.
— Не может быть… — охнув, схватилась за свою промежность старуха. В их мире члены, которые были длиннее и шире мизинца, считались реликвиями, а мужчины, что могли делать детей хотя бы раз в три дня, величайшим даром и чудом, сходившим на землю не чаще раза в сто лет. — Слушай меня внимательно, дитя моё, — отойдя от шока, берет свою старшую дочь за руки старейшина, — немедленно бери своих воинов и отправляйся следить за ним. Не потеряйте, а если надо, отбейте и защищайте его. Агтулх — наш путь к господству, к нашей великой победе над Чав-Чав, а быть может, именно он станет ключом к победе и завоеванию Снежных врат. Действуй, дочь, веди своих самок, и да поможет вам святое семя!
— Во имя святого семени! — склонив голову, произнесла молитвенные слова кошка. — Клянусь, мама, я вновь сделаю наше племя великим!
Днём позже.
Щекотливое касание в области носа, аромат — естественный, слегка отдающий потом и в то же время приятный, человеческий. Я ощущал, как что-то касается моего лица, дразнит ноздри. Не понимая всего происходящего, выходя из полумрака неподконтрольного сна, я чихнул. Слюни, сопли по всему лицу. Пытаюсь открыть глаза, но свет, пробиваясь сверху, заставляет жмуриться.
— Какой он милый…
— Сопельки, сопельки подотри.
— Сейчас.
— Ой, смотри, просыпается!
Мне бы очень хотелось, чтобы так обсуждали какого-то бессильного младенца, но нет, говорили так обо мне. Кошка-женщины, зверо-девушки, как их ещё назвать, они окружали меня и своими зелеными глазами глядели так, будто… а впрочем, не важно.
— Где мои люди?
— Люди? — спросила знакомая мне пышногрудая женщина с чёрными ушками. — А, ты о тех беспомощных самках? Так ваше племя, значит, зовётся «Люди»… какое убогое название. Не переживай, мы никого не убили, даже помогли с исцелением. Тот старый самец, он мог умереть, если бы не наши целители, так что будь благодарен за спасение отца и…
— Спасибо! — вслух произнёс я. Значит, дедок выжил. Их стараниями или нет, я благодарен. — Спасибо, что помогли. Пожалуйста, помогайте нам и впредь, и мы сделаем всё, что только в наших силах!
Кошки умолкли, переглянулись между собой.
— Соитие, твоё семя, раз в два дня ты обязан давать нам семя. — Говоря о сексе, та девчушка, что ещё пару секунд назад выглядела весёлой и счастливой, вдруг стала серьёзной и озабоченно-злой.
— Соитие раз в два дня… что? — не послышалось ли, переспросил я. Кошка оскалилась, показала зубки и цокнула, поправилась:
— Да… я тоже считаю, что это много, но пойми, так требует Верховная мать. Хотя, если ты согласишься на раз в три дня, думаю, она пойдёт на уступки.
— Ты говоришь о сексе? — Меня штормило, о слове «соитие» я слышал лишь несколько раз и не полностью понимал, о чём говорит собеседница.
— Секс мне не нужен, мне нужно соитие, семя, жидкость жизни, исходящая из твоего корня. С ней наше племя… — Говорунью локтем в бок толкнула другая кошка, зашипела, кажется, она сказала что-то лишнее. Хотя что именно, я так и не понял. — В общем, соитие раз в четыре дня, раз в четыре дня ты становишься нашим, и точка. Тогда, самец, твои самки не пострадают, мы всех пощадим, более того, защитим, укроем, поможем с…
— Согласен! — услышав нужные слова, выдал я. Мне наверняка стоило повременить, подождать с ответом, выждать паузу. Но пока не пришла их глава, лидерша, которая станет требовать чего-то большего, рабства, жертвоприношений наших женщин, мне определённо стоило на всё соглашаться, а потом настаивать на наши договорённости.
— Правда? — переспросила кошка. — Ты точно сможешь делиться с нами семенем раз в четыре дня? Я в тебе не сомневаюсь, но всё же, это… На подобное способны лишь самые выносливые мужчины племён, таких как Чав-Чав. А ведь у тебя ещё есть твои самки.
— Эй, — тыкнула подругу в рёбра ещё раз другая кошка, — заткнись, они ведь чужачки, ещё и избили тебя, не смей жалеть их!
Кошка вновь умолкла, а потом перевела на меня взгляд, протянула руку, выпустила когти, решительно произнеся:
— Раз в четыре дня ты наш, договорились?
Чего она добивалась, подав мне руку, не знаю, да и держала она её странно — ладонью вверх. Вряд ли она размышляла о рукопожатии, мы же не в Европе, да и общалась со мной как владыка, как госпожа с рабом. Ладно, чёрт с этим всем:
— Если я соглашусь, обещай, что моих женщин не тронут, что нам помогут?
— Будем заботиться как о своих, — утвердительно кивнула кошка.
— Тогда я согласен.
Взяв её кисть, как раб, обращаясь к госпоже, губами коснулся тыльной стороны её ладони. Ситуация неприятная, но как и ранее, я должен сделать всё, дабы сберечь как можно больше жизней.
Стоило губам моим коснуться её кожи, животное замерло, застыло. Чёрт, неужели я только проснувшись опять сделал что-то не так. Боже, ребята, проявите милосердие к чужеземцам, даже если насиловать будете, дайте хоть в туалет сходить… Не зная, чего ждать, растерянно поднимаю голову, гляжу в такие же мечущиеся из стороны в сторону, растерянные кошачьи глаза.
— Ты… ты… ты это видела? — бормочет кошка.
— Да-а-а-а-а-а…- шипит вторая, — он только что поцеловал тебе руку. Не торопись, осторожно, чтобы не спугнуть, прими её, кажется, он в тебя влюблён!
От слов второй первая от шеи до лба покраснела. Даже смуглая кожа не смогла сдержать её смущения. Кажется, насиловать меня не собирались. Подняв руку, гляжу на две дырочки у большого пальца моей правой руки. Туда укусила меня змея, а рядом, с двумя дырочками, виднелись новые, большие по размеру, рваные раны. Кажется, они от клыков этой кошки.
— Извини, самец, что кожу попортила, — склонила голову парламентёрша, — пришлось рвать плоть, спускать кровь, отсасывать и лечить, как умею. Ты мог умереть, а я не могла это позволить. Шрам на твоей прекрасной белоснежной коже — моя вина.
— Спасибо, — не зная, как быть, только и смог выдавить из себя я.
Кошка вновь смутилась, а вторая, запищав, чуть ли не запрыгала на месте, крича «Это любовь!» Сгорая со стыда, за волосы волоча говорунью, требовавшая моей спермы девка вытягивает на улицу подругу. Только я остался один, помолился богу, коему никогда не молился, как вдруг, в шатёр… стоп, что за шатёр, откуда он взялся⁈ не понял.
— О, Лёшка, слава богу, ты очнулся, как же я переживала, — по-доброму, я бы сказал, по-домашнему, проговорила Мария. Интересно, когда это я стал для неё «Лёшкой»? Не Алексеем-спасителем, грозным Лёхой-первооткрывателем, а… беспомощным младенцем Лёшкой⁈ — Как здоровье, рука, тело, ноги? Их способы лечения сильно отличались от наших, но… — тут Мария покраснела, опустила голову и взгляд, интересно, чего там со мной творили.