Шелест за спиной, хихиканье, а после и вовсе довольное мурчание кошки отвлекли от наблюдения за небом. Меня пугало столь близкое нахождение к нам других планет. Пугали их размеры, масштабы и те кратеры, оставшиеся, словно после планетарной бомбардировки.
— Какая классная, шумная штука, эта твоя упа-ко-ва! — Я не знаю, как, но эта кошка умудрилась вывернуть на изнанку продырявленную с двух сторон пачку, засунуть в неё голову и оставить на своей шее в виде блестящего украшения. — Ну как, красиво, скажи красиво⁈ Всё так блистит, мр-мр-мр, подарок от Агтулх Кацепт Каутль, уверена, я даже от него одного забеременею!
— Не забеременеешь. — Сдерживая улыбку, глядя на дурочку, говорю я.
— Ну, сегодня, может, нет, а вот когда случится Агохлу и Онохо, точно забеременею. — Выдала пару ничего не значащих для меня слов стражница. — Слушай, Каутль, а тебе что, не нравится мех Кетти? Я видела как ты кривился, когда лизал Старшему Воину. Тебе противен наш мех?
— А… нет. — Чуть повременив с ответом, задумавшись, говорю я. — Просто там, где нужно использовать язык, мех… как бы, неприятен. Он может уколоть, может вонять…
— Лжёшь, мех Кетти не может вонять, мы вылизываем его, следим за чистотой! — В мгновение настроение кошки изменилось, она буквально обиделась на мои слова и ощетинилась. Волосы её, те, что покороче, как под магнитом, стали дыбом.
— Извини, не хотел обидеть. Лобок и вправду не пах, но мне всё равно не нравилось.
— А… ясно, не извиняйся, Агтулх, это мне нужно извиняться, что накричала. — Опустила уши кошка, а после перевела взгляд на свой пушок между ног. — Значит, тебе не нравится наш мех… но только между ног? Или волосы тоже нужно брить?
— А? Что? Нет, у вас прекрасные чёрные волосы! — Когда та поднесла остриё копья к локонам, остановил я кошку. — Мне мех между ног не нравится… и подмышки. — Видя огромный кустарник у той под рукой, неуверенно добавляю. Стражница расплылась в улыбке, засмеялась:
— И всё? Это всё, что тебе не нравится в нашем мехе? Ха-ха-ха, какая ерунда, это я мигом, это мы быстро!
Голыми руками вырывая остриё копья из древка, девка тут же усаживается на мою кровать, берётся брить лобок. Сказать, что я испытывал какое-то омерзение от такой картины, значит соврать. Мне, если честно, даже интересно стало. Её гибкость, как она без проблем вытягивала ногу в шпагате, как гнулся её позвоночник, позволяя губами касаться интимного места, смачивая его языком. Боже… за чем я только наблюдаю… но, сука, это так интересно, так… необычно! Будь у неё член, она бы себе без труда сама и отсосала!
— Ну как? — Глядя на меня большими, полными радости глазами, спрашивает кошка, закончив со стрижкой.
— Очень хорошо, классно. — Слегка смущаясь, таращусь на её открывшиеся от закинутой за голову ноги, влагалище. — Да ты потрогай, потрогай! — Весело кричит кошка. — Гладенькие, как попка младенца. Тебе такое нравится? — Когда я, извращенец, таки решился их коснуться, схватила меня за руку кошка и притянула к своему лобку. Она улыбалась во все белые тридцать два, ждала от меня реакции, а я… у меня, сука, встал!
— Да, очень нравится, ты молодец, смелая воин Кетти. — Вырывая руку, отворачиваюсь. — Теперь, не могла бы убрать ногу из-за головы?
Моей просьбы кошка толком не поняла, угукнула и быстро приняла нормальную позу, поднявшись с кровати.
— Ай-ай, недобрила, колется…
Хватит меня провоцировать своими террадами. Я же сейчас не сдержусь и… сам начну насиловать! И с тем, как вы быстро кончаете, одной тебя мне будет мало. Ещё чего, до смерти затрахаю, потом оправдывайся за убийство.
— Слушай, а кто такие Агохлу и Оноха? — Вернув взгляд на небо, спрашиваю я.
— Агохлу — это богиня чрева, красная Агохлу! — Подойдя поближе, указала пальцем на красную луну кошка. — А Оноха — это самец, это бог семени, белый Оноха. Раз в четырнадцать дней красная Агохлу подставляет свой пышный, большой зад брату Оноха, происходит небесное сношение двух божеств. Страшное и болезненное время для всех живых, включая нас, Кетти. Нам приходится ласкать себя с ночи и до самого рассвета, а счастливыцы, старшие девы племени, используют самцов. В эти ночи только самцы способны остудить пылающую кровь самок. Агохлу с закатом посылает на мир яд, Оноха, поднимая корень самца, даёт противоядие. В эту ночь, если зрелая самка не станет себя удовлетворять, яд Агохлу может даже убить тело или травмировать душу. — С внутренним страхом, трепетом, говорит кошка.
То есть, иными словами, если баба не подрочит, то может умереть? Серьёзно? Глядя в небо, держась за голову, пытаюсь ещё раз всё переварить. Правильно ли я понял сказанное, и… как теперь это объяснить нашим, драгоценным, целомудренным бабам?
Глава 9
Во мраке закрытых глаз мелькали едва заметные тени. Пробуждая от приятного, крепкого сна звенели молодые, приятные уху женские голоса:
— Смотри, смотри, твёрдый…
Снизу меня кто-то пальцем тыкнул в член.
— Да, как камень… ой, ещё и дёргается так…
В член опять тыкнули пальцем, раздался едва слышный женский смех.
— А его кто-то кусал, или сам?
— Сам!
— Да тише ты, не разбуди. Если упадёт, нас отругают…
Шептание кошек с утра пораньше нервировало. Я чувствовал периодическое касание к своему телу их хвостов, длинных, очень колючих кончиков волос. Задрали, дайте поспать…
Что-то влажное, словно я обоссался, ощутилось снизу. Блин, только не это! — С лёгким испугом, боясь опозориться и реально обоссаться, открываю глаза. Кошки от внезапности чуть ли не на стенки попрыгали. Поразлетались в разные стороны, к стенкам вигвама и с наивной детской непричастностью поотворачивались. Их тут не две, даже не три… четыре, пять, шесть, семь… что они все здесь забыли⁈ Ещё и у входа несколько. В музей пришли, блин⁈
— Вижу, ты открыл глаза, жертвенный Каутль. Хорошо, пора вставать, выбирать дев на соитие, тебе предстоит нелёгкий труд. Жизнь, пот и кровь, всё на конце твоего корня, от него зависит, будет ли у твоих дев новое начало. Жить, или быть принесёнными в жертву двум ночным светилам, тебе решать, как нам поступить с безхвостыми! — Говорит женщина-кошка, застывшая на пороге шатра. Её лицо прикрывал платочек, небольшая шкурка с прорезями для глаз, на шее висели бусы с когтями, переплетённые красными перьями. По телу, слегка обвисшей груди и хвосту, на котором проступила седина, я мог определить, что она достаточно возрастная кошка. Хотя внешние данные, как и у всех остальных местных женщин, головокружительные. Сильные руки, подтянутое тело, очень длинный пушистый хвост, всё прямо выглядело шикарно. Единственное, что смущало, костяной пояс и кинжал-коготь, выполненный из кости и куска чёрного железа или камня.
— А можно без жертв и новых начал? Просто покажите, кто в очереди… — Солнце встало и во всю жарило на улице, я видел это по мокрым от пота телам кошек. Мне не хотелось никуда идти, здесь, где мой шатёр, есть тень от пальм, да и внутри от земли кровать не особо греется, температура идеальная, а ноги мои до сих пор гудели. Вчера взял на себя слишком много, кожа на заднице и в паху, там, где была потертость, чувствовалась очень натянутой, резкое движение — и порвётся.
— Неряха, пришёл новый день, а ты ещё не умывался. — Заявила жрица и подала команду рукой. Пара плечистых кошек моего роста с радостью и улыбками прыгнула в мою кровать.
— Стойте, что вы… я сам! — Прихватив меня за подмышки, оторвали от кровати, вытянули на застеленный листьями пол, после чего ещё двое затянули в шатёр чан. Ой, блин, только не говорите, что это… Удар ледяной водой, ключевой, нихрена не солёной, а пресной, той, что текла сквозь джунгли с гор. Вот сучки, я это запомню… В следующий миг мою голову окунули в деревянный тазик, у них был ещё сосуд с водой. Дальше в руках кошек показываются совершенно земные банки с шампунями.
— Экономьте, не разливайте зря! — Трепетно подойдя к шампуням, говорит жрица.
Бабы принялись мыть мою голову, поливать гелем, затем, стянув майку и трусы, натирать оставшееся тело.
— Да пустите вы, я сам! — Бормочу в момент, когда одна из строптивых, явно из личного интереса, прихватила за яйца с такой силой, что чуть судороги не схватили.
— Терпи, самцу положено выглядеть красиво. — Бормотала одна из кошек, тех, что особо рьяно лапала и мылила меня в области ягодиц. Эти озабоченные дуры, эти бабы, сегодня почти все, кто пришёл ко мне, явились с выбритыми лобками и подмышками. Все демонстративно щеголяли перед глазами полностью голыми, светили варениками в то время, как Лёшка младший вместе с моей психикой начинал сходить с ума. Слишком много голых баб, слишком много ухаживаний, сжиманий и разжиманий. Сколько бы я не представлял вокруг себя страшных, волосатых и неебабельных баб, член мой не выдержал, сдался и без приказа превратился в каменную статую!
— Полностью расцвёл! — Завопила одна из кошек, держась за моего друга, как проводница за рычаг стопкрана. — Жрица, жрица, цветок расцвёл раньше срока, полностью расцвёл! — Верещала она.
Уж не знаю, как они тут размножались, как вообще это племя дожило до своих лет, но при виде моего окаменевшего стояка кошки попадали с ног, на коленях начали ко мне сползаться, прижимая к голове уши и не смея поднимать хвосты. Сегодняшняя их реакция совершенно отличалась от той, которую я видел, когда меня пускали по кругу.
Лишь только в шатре поднялся вой, тут же появилась та баба с красным пером в волосах.
— Жрица, что здесь происходит? — Командным голосом сердито спрашивает баба-гром.
— Старший воин, мы обсчитались, я помню ваши слова, когда у вас было соитие, но мы недооценили небесный дар Агтулх Кацепт Каутль! Его цветы поднимаются чаще. Великое сокровище готово!
— Я вижу… — Глядя на мой член, как контртеррорист на бомбу, с какой-то паникой говорит здоровячка. — Быстро ведите сюда дочь старейшины!
— Верховный воин, я запрещаю, — говорит жрица, — есть правила, время не ждёт, племя…