— Ты не чужак… — Как-то в полголоса проговорила Ахерон, та, что до этого момента молча за всем следила. — Ты посланник божий, Агтулх Кацепт Каутль. — Конфликт полностью завершился, подобное моё отношение к данному конфликту подкупило аборигенок. Теперь они глядели на меня не как на мясо с желанным «корнем», а как на человека, кого-то чуть ли не родного и близкого.
— Тогда давайте закончим этот спор. — Утвердительно, с позиции неебать какой шишки командным голосом произношу я, и о чудо, кошки встрепенулись. Вытянув спины, выставив грудь, послушно стали по стойке смирно. — Будем меняться информацией: я вам о кораблях, а вы мне о ваших самцах. Сколько у вас их было? (Желая понять, чего ждать и как сильно меня станут домогаться в дальнейшем, спрашиваю я). Перспектива быть заёбанным и высушенным на смерть слишком пугала. Мне просто яйца откусят, если покажу, что могу и два, и три, и даже четыре раза на день. Потому перед тем, как говорить, какой я жесткий «ебака», следовало обезопасить себя, наладить обмен информацией и даже торговлю. К примеру, моё семя, в обмен на улучшение отношений к нашим дамам, или же на какие-то важные вещи, ту же еду! Секс — это, конечно, хорошо, но что если я сейчас начну трахать всех подряд, подхвачу какую-то хрень и через год окочурюсь, что будет с моими соотечественницами? Наверняка, их постигнет страшная участь.
— Торгуют знаниями старейшины, сильнейшие воительницы и жрицы, — внезапно, из-за пальмы послышался голос поднимающейся здоровячки с красным пером в волосах. — И я готова с тобой торговать. В нашем племени было трое мужчин. Старик ещё с нами, зрелый самец украден, младший наследник двуххвостого пламени так же захвачен и взят в заложники вместе с моей дочерью. Я ответила на твой вопрос? Теперь говори и ты. Мне плевать, как и из чего состоят морские демоны, сейчас меня интересует твоё семя. — Встав напротив меня так, что соски её едва ли не упирались мне в рот, здоровячка спрашивает:
— Сколько раз за семь восходов цветёт твой цветок?
— Не знаю. — Отвечаю я.
— Лжёшь, все самцы знают. — Повысила голос Старший воин. Недоверие всплыло и в глазах других баб. Я терял очки соблазнения, ну… как бы сказать, утрачивал позиции и потому должен был сказать что-то понятное и в то же время туманное.
— Это правда, ведь у меня есть божественный дар. Он и дар, и проклятье, которое я всегда скрывал. — Говорю я, и кошки охнули. — Пусть уйдут. — Словно вознося значимость старшего воина, мол, сказать мог только ей, требую я.
Слишком много ушей, кто-то мог заподозрить что я вру.
— Мы не уйдём! — Взяв меня за руку, прорычала мелкая, но взгляд старшего воина тут же сбил с неё спесь. Она испугалась, поджала хвост и вместе с остальными разбрелась по холму.
Кошка напротив напряглась, на лбу её выступило несколько вен, казалось, напряжение настолько велико, что скажи я какую-то ерунду, голову мою вместе с писюном тут же оторвут.
— Я не врал тебе, старший воин, ибо… — Тяну паузу, пытаюсь придумать хоть что-то, но мысли не лезут в голову. Она слишком пристально смотрит, слишком напирает… Ещё и эти груди у лица, блять!
— Ну… — Показала клыки воительница, — что за дар?
— Это… ну… — Всё, пизда, мне пиздец… — Это дар богини любви!
— Хватит уклоняться от ответа, — схватила меня когтистой лапой за плечо кошка, — я спросила, что за дар⁈
— Дар внезапной любви! — Крикнул я, зажмурив глаза. Боже, какая дичь, что за хрень, мне точно сейчас переебут!
Сщурившись и приготовив голову к очередной оплеухе, чувствую, как атмосфера разряжается. Меня не бьют.
— Дар внезапной любви? — Наклонив голову на бок, заинтересовано виляя хвостом, глядит на меня с вопросом зеленоглазая бестия. — Это как? Это случайное благословение богов? Как оно работает? Говори, мне интересно, это много объясняет, пока я верю тебе.
Всё, или пал, или пропал, нужно идти ва-банк, врать, лгать и ещё раз лгать, главное делать это убедительно.
— Этот дар пришёл ко мне в одинадцатилетнем возрасте. Мне приснилась очень красивая женщина, самка. Она что-то говорила, а после я проснулся, и он уже стоял, как камень… и стоял несколько дней и ночей, пока я сам не ослабил его собственными руками.
Кошка охнула, схватилась в ужасе за лицо.
— Какой ужас, он не стоял у тебя до одинадцати, а после ты сам… То есть, спустил первое, святое семя в землю?
— Ну, можно сказать и так… — Отвел я взгляд в сторону. В туалет я его спустил, но какая разница, тут почти всё пиздеж чистой воды.
— Идиот! Это же святотатство, величайший грех! Ты отнял нерождённую святую жизнь! — Схватила меня за плечи кошка, подсказав продолжение для истории.
— Именно! Боги разгневались, отняли у меня право любить.
— О горе-то какое. — В глазах кошки истинный ужас. Я видел, как зрачки её сузились, как зубы сжались. — Но при этом он у тебя цветёт, значит…
— Да, — склонил голову я. — Сила корня по-прежнему со мной, но не я выбираю день, не я выбираю с кем и когда. Всё решают боги.
— Идеально! — Потянув меня к себе, вдавливает мою голову меж своих упругих сисек кошка. — Значит ты мой шанс, нет, наш шанс. Агтулх Кацепт Каутль, я верю тебе, и теперь постоянно буду с тобой.
Блять, мне кажется, что-то пошло не так. От неё держаться подальше нужно.
— А может не надо?
— Надо, Агтулх Кацепт Каутль, надо, — сжав меня ещё сильнее, пустив руки мне под штаны и сжав ягодицы, прикусывает за ухо кошка, — я заставлю тебя вновь познать истинную любовь, вместе с наследной двухвостой кровью, мы непременно поборем проклятье богов!
Глава 10
Рыбалка, такая как она есть, с удочкой, чем-то отдалённо напоминающим леску, поплавком, крючком и дедушкой. Самым счастливым на планете, весёлым, ещё и пьяным. Но это в конце.
День начинался как-то совсем по-ублюдски странно. Я там обманывал, обманывали меня — заговоры, племена… А в середине, где-то после двух часов дня, проснулся он… мой старый, слегка подслеповатый, пухлый герой. Батя, так я прозвал его, прежде чем одна из кошек до него добралась. Кошки уважали старость, наши «несуществующие узы», сначала к нему отнеслись как к дару, с уважением, а после охуели. Далее, с криками завязалась драка, всё приняло страшные обороты. Поклонение приняло крайне пренебрежительное отношение к мужчине, который был старше даже их самого старого самца. Дед, что летел с нами, имел полностью седую бороду, в круг выпавшие на голове волосы и вставную челюсть. В общем, с него труха сыпалась, но при этом, когда он проснулся, удивить смог всех. Явно будучи слегка пришибленным, от собственного пота, жары и повисшей над ним смуглой, ушастой кошки у постели, он подумал, что попал в ад, что какой-то черт повис над ним, желая испить кровь, и саданул ту со всего плеча. Старичок весил добрых за сто килограммов, а с этим — служба в армии и на протяжении жизни физический постоянный труд, придали кулаку нужную энергию. От удара его баба через кожаные стенки шатра вылетела. В лагере поднялся очередной вой, в палатку влетела ещё пара кошек, что так же, кто кубарем, кто с криком вылетели через тот же вход, что и вошли. Дед был страшен в гневе и, сука, не по годам силён; кричал что-то типа «за спецназ» и пиздил баб, словно омоновец, попавший на митинг. Под раздачу его безумия попали и наши девочки; хуярил дед будь здоров, всех и вся без продыху. И так ровно до того момента, пока не показался я.
— Боец, мы в аду⁈
— Батя, спокойнее, это рай! — Глядя в его безумные глаза на дрын, что уже успел окраситься кровью, говорю я. Старику уже оцарапали плечо, да и поколечённые девочки у его толстых, волосатых ног вызывали опасение. Я не ебу, с какой силой он бил, но даже их звериной выносливости не хватило, чтобы его пережить.
— Рай? Мы мертвы?
— Убери палку. Дай я тебе всё расскажу… — подошёл к деду, откинув дрын в сторону, беру со стола сосуд. Подношу стакан с раствором к плечу, хочу тряпочку приложить к разорванному когтями плечу, но тот хватает стакан большой рукой и залпом выпивает.
— Чё за хвосты, какая-то водка слабая, не может это быть раем. — откинув деревянную кружку, тот глядит на меня полными испуга глазами. — Сынок, чё здесь происходит, почему бабы с хвостами, когтями, и глаза звериные⁈ Ей-богу, демоны, сатанизм. Чёрти, повсюду черти.
— Это друзья, это Кетти, а не черти, и не в аду мы, а ещё живы, пока. Но если ты не прекратишь, можем умереть. — Всеми правдами и неправдами успокаиваю деда, откидываю от него всё оружие — палки, всё, чем можно поколечить или нанести урон. Никогда бы не подумал, что буду защищать кошек от дедушки, ебучего божьего одуванчика. Хотя морда теперь у него явно не как у одувачника, а как у скандинавского берсерка. Расцарапанная, красная, озверевшая — блять, он даже меня пугал, не говоря уже о кошках… Хотя боялись его лишь те, что помладше, другие, явившиеся утихомирить буяна, наоборот, глядели на него с улыбкой и с интересом матадора, готового усмирить своего быка.
— Эй, сынок, чёго они лыбятся, нас окружают — это каннибалы какие-то, да? — Внезапно всерьёз вступился за меня как Батя, старик. Руками он убирает меня за спину, поднимает здоровые, в пол моей головы кулаки и говорит: — Малой, сзади дыра в стене, ты беги, а я прикрою.
— Успокойся, всё нормально, они просто удивлены. Бать, ты тоже удивительный, напугал их своей силой; наверное, они пытаются обуздать тебя, они тебя хотят! — Держу того за плечи, пытаюсь успокоить, но дед заводится ещё больше.
— В последний раз меня так хотели в девяносто четвёртом в Грозном. Мне тогда ещё голову отрезать обещали. Не нравится мне это, малой. Беги, говорю тебе, пока не поздно, спасайся, а я прикрою! — Не сдавался старик, и я, едва сдерживая смех, сдался. Всё, хватит, этот старый вояка может натворить слишком много бед.
— Хватит. — Падаю на кровать, держась руками за лицо, прячу улыбку и на прямую говорю как есть. — Мир другой, мы, возможно, реально умерли, и для спасения наших баб желательно,