— Люди, люди, мы здесь! — пуская слёзы радости, махая платком, летела навстречу, как мотылёк на огонь, Наташа.
Что-то свистнуло в воздухе. Сильный удар в плечо, толчок, испуг, Наташа падает спиной, рюкзаком на землю, обжигающее чувство в теле, затем резкая боль. «Какого чёрта?» — первая мысль, а после глаза видят инородный предмет, деревяшку, оперение… «Стрела, во мне?» — шок проходит. Резкий порыв острой боли, сводящей с ума, заставляет кричать. Изгибаясь, скинув одну шлейку сумки, женщина змеёй вьется и верещит:
— Больно, больно, почему, что… как же больно! — её крутит, в плече печёт и колит.
Вдали послышались крики, гул, свист, клацанье зубов и подвывание, свойственное собакам.
— О нет, спустили собак… — испугавшись, Наташа поднимается на ноги. — Каннибалы… Бегите, бегите в лес! — кричит до смерти напуганная Наташа подруге и толстяку. В ту же секунду её ногу пронзает ещё одна стрела.
«Больно!» — падая грудью на землю, обламывая первую стрелу и испытывая ещё более адскую боль, Наташа сжимается на земле колачиком, корчась от невыносимых ощущений, видит, как ещё одна стрела приземляется всего в сантиметре от её лица.
Я уже мертва…
— Убегай, Света, убе… — силуэт подруги мелькнул над ней. «Что ты делаешь, дура!» — посмотрев в ту сторону, откуда летели стрелы, она видит, как миниатюрная девушка, её подруга, расправив руки, словно ангел, становится для неё щитом. «Идиотка!» — хочет кричать Наташа, но от испуга всё тело её свело, даже такой жертвенной жертве, тому чувству, что кто-то умрёт за неё, умрёт вместе с ней, на подсознательном уровне она была рада.
«Нет, не надо, не умирай…» — видя, как одна за другой стрелы вонзаются в тело Светы, застыв в ужасе, с земли, пуская слюни, слёзы и сопли, Наташа рыдала. С трудом встав на колени, рукой она тянется к всё ещё стоящей подруге. «Какая же она сильная… что я наделала!».
Внезапно сбоку раздаётся звериный рык, а после — человеческий крик.
— Смерть варварам! — женщина, совершенно голая, занеся над собой белую костяную дубинку, готовится нанести удар по обессиленной упавшей на колени Свете.
«Прости, милая». — из последних сил прыгнув на Свету, зажмурившись, Наташа закрывает ту своей спиной, готовится к удару и тут же слышит мужской рёв.
Обезумевший, толстый, в весе добрых сто сорок килограммов Джордж, протаранив нападавшую своим пузом, рухнул прямо на каннибалку. Глаза чуть не выскочили из лица сумасшедшей бабы с маской, частично напоминавшей собачью голову. Ударом огромного кулака прямо в лицо Джордж с первого удара вырубает нападавшую. Оглянувшись на Наташу и Свету, с глазами безумца, красными, словно в них зажглись фонари, мужчина повторяет за Светой одни и те же слова:
— Боженька, спаси, боженька, защити! - словно они одно целое, повторяют в унисон оба человека.
В глазах Наташи в очередной раз мир перевернулся. Она в крови, Света в крови, а это ничтожество, это животное в виде свиньи, внезапно стало защитником. Стеной и щитом, что игнорирует, впитывая в себя стрелы, с лёгкостью раскидывает в стороны одичавшую толпу.
— Боженька защитит нас, с сестрой, боженька исцели раны, боженька, придай сил! — звучит из уст Джорджа и Светы. Переведя взгляд на лицо названной сестры, Наташа видит её глаза, они такие же как глаза Джорджа. Они горят красным, демоническим светом. Если кто-то и помогал им сейчас, защищал, это явно был не бог.
Всё больше и больше нудисток с животными чертами сбегается на крик и рев Джорджа. В оружие, с ножами, серпами, луками. Они обещают расправу, требуют отпустить и отступить от тех, кого толстяк уже по земле размазал. Всё сопровождается клацаньем зубов, сатанистским, звериным ревом. При свете двух лун всё выглядит словно ад, словно озеро — это их котёл, а черти — это человекоподобные звери.
— Вставай, сестра, нам нужно бежать! — нашпигованной стрелами, словно подушечка булавками, говорит худенькая, добродушная, чуть ли не святая девочка по имени Света. Кровь текла с её ран. Не понимая, что самолично, случайно взяла под контроль слабовольного Джорджа, она командует ему:
— Мы защитим нашу подругу!
Мужчина повторяет за девочкой, как бык, выпустив пар из ноздрей, поднимает с земли тесак, готовясь зарубить любого, кто рискнёт кинуться ему навстречу.
Слишком много Чав-Чав оказывается на земле, у этой толстой горилы под ногами. Чувствуя, что враг скоро сам умрёт от ран и ощущая возможность спасти поверженных соплеменниц, вперёд выходит Второй воин Чав-Чав. Сейчас, получше разглядев тех, кто прибился к их озеру, она понимает, что совершила ошибку, из-за которой тайна появления в их землях убитого мужчины может так и остаться тайной. Сначала приняв пришельцев за заморских варваров, она видит множество разочаровывающих несоответствий. Первое из них — численность и стальная кожа. Варвары, скачущие по воде приходят тысячами, всегда имели при себе железные зубы, луки, кожу из сверкающих на солнце пород. Эти же напоминали скорее мерзнущих в холодную пору щенят, закутанных в тряпки. Они могли быть кем угодно, но только не представителями грозных народов Заскалья. Наладить контакт с теми, кто загнан в угол, ранен, несложно, особенно когда на кону стоят их жизни; потому, отбросив оружие, Второй воин выходит вперёд:
— Я Второй воин, Гончья из племени Чав-Чав. Кто вы, как проникли сюда и что забыли в наших землях? — держа пальцы на тайном оружии, кинжале, спрятанном в мехе левой руки, спрашивает воительница.
— Мы не враги… — слитым голосом самки и самца отвечают сразу две особи неизвестной расы. Гончью охватывает ужас. Во вражеском племени, возможно, искавшем спасения или помощи, мог оказаться самец! Которого, по её ошибке и приказу, едва не убили!
«Если это так — меня казнят!»
«Кто же он?» — судорожно забегав глазами, начинает оценивать сразу троих Гончья. Первая — это страшная, пузатая, непозвериному сильная самка. Её пузо и жирные груди не уступали в размерах Заскальным Хрякеррам. Страшная морда, вонючая, с телом размером с медведя; она не могла быть самцом. «Слишком сильный, слишком решительный и мощный, таких самцов просто в природе не существует!» — убеждала себя Гончья.
Вторая, тоже самка, очевидно, собой закрывает кого-то, кто застыл в молитвенной позе. «Может жрец, это и есть самец?» Нет, слишком длинные у обеих волосы, самцы такого не носят. Успокоившись, Чав-Чав видит, как жрица сжимает руки в молитвенной позе, без оружия, лишь с молитвой на устах, она просила о помощи. Гончья приказывает своим самкам убрать оружие. Хоть вера их отличалась, но гордая Гончья никогда не отдаст команды убивать небесных слуг, злить чужих богов. Ведь по факту, Второй воин сама являлась защитницей священных алтарей.
«Значит, я ошиблась?» — Стойкий запах мочи, мужской, с мужскими феромонами ударил в нос". У Гончьей потекли слюни, свело колени прижав к земле, обычная реакция на самца после ночи Агохлу и Онохо. «Он точно есть! Где же он?»
Красные глаза Хряккера стали темнеть. По тёмным, запачканным штанам потекла вонючая жидкость. Молча, потеряв сознание, существо падает на землю. «О нет, раненая моим выстрелом Хряккер, это и есть самец!» — едва мысль эта осветила её голову, Гончья сорвалась с места, бросив оружие, с криками:
— Я помогу! — проскочив мимо сородичей, прильнув к толстяку она в панике осматривает тело. — Боже, такой большой, такой сильный… какие же крепкие суки родятся от этого борова. Не умирай, только не умирай, мы же ещё не спарились… Не умирай или я умру с тобой. — Перевернув того на спину, закрыв открытые раны кусками ткани, она кричит:
— Целительниц, зовите всех целительниц!
Глава 15
Необходимые условия выполнены, Алексей получает 2 уровень. Поздравляем!
Я слышал этот голос перед тем, как отключиться, обессиленным пасть в жаркие и ждущие меня объятия Мир-ри. Наконец-то боги смилостивились, система сжалилась, дала мне толчок, или… быть может, отвесила пинка под зад, чтобы не расслаблялся. Когда голос говорил, моё уставшее тело чувствовало облегчение. Лёжа в постели с одной женщиной, я почему-то вспоминал другую. Мария сказала правду: с повышением уровня мы становимся сильнее; идёт некий откат — в теле, но не в разуме. Главное, чтобы это не был сон, всего лишь фантазия, незапланированная мечта, пришедшая ко мне после двухлунья этого мира. Я засыпал с навязчивой мыслью в голове, и хоть чувствовал, что тело ещё готово двигаться, с разумом, затуманенным дневными достижениями, поддался естественному желанию и, пав на мягкие груди, отключился.
Всё потухло, глаза видели тёмный экран от старого монитора, который только что потушило, словно сгорел старый кинескоп. Ох, и пиздили меня тогда за него, да так больно. И мать, и хахаль её, и даже сестры, хотя именно эти дуры своей дэнди посадили телик. Чёртовы сучки, слишком сильно вжились в роль.
За тьмой пришли воспоминания — тёплые, местами даже жаркие. Там все жили счастливо. Я хвастался маме хорошими оценками, ЕГЭ, пройденным с результатом, превосходящим все ожидания; сёстры завидно косились на мамин кошелёк и то обещание, которое она мне дала. Я шёл учиться, получать водительские права! «Может, станешь шафёром президента, если учёбу бросишь…» — обнимая и целуя в лоб, подтрунила мама. Яркие и приятные глазу картины сменились осенней серостью и проливным дождём. Теперь уже я целую её в лоб, в последний раз, прежде чем гроб закрылся, и она отправилась в лучший из миров. Годы моей жизни в двух минутах сновидений, словно кто-то демонстративно показал мне светлое и тёмное, до и после. Радость, наслаждение от жизни, улыбки сменились горькими слезами девочек, сестры, павшей на колени у гроба, умолявшей маму вновь открыть глаза. В своих самых жутких ночных кошмарах я каждый раз слышал её истеричные мольбы, душераздирающий крик.
Сердце болезненно сжалось, настолько, что я забыл, как дышать, и тут же открыл глаза. Потолок из пальмовых листьев, приятное задувание тёплого ветра, щебетание птиц и далёкие женские голоса кругом. Всё вокруг вновь изменилось; пытаясь понять, что было сном — прошлое или настоящее, я зубами прикусываю нижнюю губу. Больно, кажется, я переборщил, прокусил — вот идиот. Приподнявшись в кровати, оглядываюсь: никого вокруг нет, лишь на полу плетёная корзинка с фруктами, щедро украшенная разными цветами. Охренеть, всё