— А мог бы войти в меня… — взяв того за руку, строя глазки, как кот на сало, глядела на деда девочка. Мда, тут даже старый военный слабину дал:
— Если бы мог, уже вошёл…
Понятно, в этой компании нам тоже места нет, идём дальше.
Сначала ночь разврата, теперь ещё вот это — тот апофеоз абсурда, беспечности и женской алчности, возникший из ничего, очень пугал. Наши девочки, именно они сейчас меня пугали больше, чем любая другая угроза. Возможно, именно кошки своим своевременным появлением в нашей жизни спасли меня от очень приятной и в то же время страшной смерти. Хотя, может, всё не так и плохо, а я просто накручиваю. Те же Катя с Оксаной, их… о боги, вспомнив инструкцию кошки с раздвоенным языком, захотелось удалить себе из памяти добрую половину дня.
Лишь к вечеру, с приходом прохлады, что нёс с моря разыгравшийся ветер, девочки стали остывать, а я добровольно вышел из своего шатра. Отложив в сторону деревянные шестеренки, которые пытался ножиком выковырять из куска дерева, в шортах и майке выполз полюбоваться невероятным видом. Мой холм, он, как резиденция какого-то короля, обладал прекрасным видом. Каменный обрыв, резкий, метров в девять высотой, порос зеленью, лозами, в опасной близости от себя имел целый ряд высоких лиственных деревьев, которые в любой момент могли рухнуть вниз. Подъём проходил вдоль всего склона, снизу бухта, белый песок, пирс, жильё простых работяг и местных сексуальных, постепенно раздевающихся женщин. А за жильём, там, дальше — необъятный океан, синева, что под светом опускающегося солнца выглядела красной, как самое спелое яблоко.
— Наслаждаетесь видом? — голос возникшей за спиной Укому не смог отвлечь от наблюдения за двумя большими красивыми птицами, парившими на фоне багряного неба. Луны разошлись, и теперь две огромные планеты, взяв в окружение и затмевая солнце, медленно поднимались на небосвод. Как они двигались, по какому принципу — не понимаю.
— Что-то случилось, Старший воин племени? — не оборачиваясь, с официозом спросил я. — Просто так вы обычно не приходите.
Кошка поровнялась со мной. Стала по правую руку. По её молчанию я чувствовал, грядущий разговор сулит проблемы.
— Алексей… — впервые назвала она меня по имени. — Или избранный богами Агтулх Кацепт Каутль, я разочарована. Кто бы знал, что проклятье — лишь отговорка…
Твою мать…
— Мир-ри? — закрыв глаза и кляня себя, спрашиваю я.
— А она знала? — удивилась кошка. А… Боже, что я наделал. Едва я оглянулся, желая возразить, хоть как-то за неё вступиться, как Укому, приобнимая меня, оперевшись на плечо, начинает хищно хихикать.
— Она до сих пор восстанавливается. Говорят, от вас, наша воительница уходила едва ли не на четвереньках, с дрожащими, расставленными в стороны ногами. — Выпустив когти, Укому постепенно опускает руку, запускает её в мои штаны, ближе к заду. — Она ничего не сказала о ваших возможностях, а вот соплеменницы человека… завывая на Онохо, сходя с ума, прося помощи, многое поведали. — Сжав мою ягодицу, лизнула ухо Укому. Мурча, нависая надо мной, она с угрозами, с голосом, свойственным истинной хищнице, вещала:
— Мир, в котором мужчины, самцы, бегают за самками. Мир, в котором самец — раб самки… божественный мир, рай, он и вправду существует, или существовал?
— Правда, такой есть. — Отвечаю я. Кошка в восторге, зайдя ко мне за спину, под штанами переместив правую руку к паху, запускает в мои трусы вторую кисть.
— Невероятно. — Опустив на мои плечи свои груди, она ухватывается за корень. — Значит, и то, что некоторые ваши самцы могут по два, а то и три раза за ночь, тоже правда. — Пальцы её начинают шалить снизу. Чувствуя её дыхание, поцелуи и касания грудей, отвечать не пришлось. Член мой встал, легенда разрушилась… Кошка победоносно смеется, затем её смех становится более коварным, хитрым. Поцеловав меня в щёчку, она начинает мурчать:
— Ты самый красивый самец из тех, с кем я когда-либо пыталась завести детей. Сейчас, вот прямо здесь, я бы с радостью раздела тебя, разрушила твою легенду и посадила на цепь. Заставив по первому же затвердеванию делать детей с Кетти. Однако… — пальцы её отпустили мой член, — если мы так поступим, очень скоро проверяющие Чав-Чав заподозрят, что мы прячем мужчин, и даже не одного, не двух, а целый выводок. Ведь ты, Агтулх Кацепт Каутль, человек, гораздо выгоднее и полезнее сразу нескольких наших самцов.
— Чего ты хочешь? — Спросил я, глядя через плечо.
— Чтобы ты стал моим послушным котёнком. Спал исключительно с теми, с кем я прикажу. — Положив руку мне на плечо, говорит Укому. — Видишь ли, беременность нынче в цене. Каждая из женщин хочет рождать верных себе и своему дому кошечек и не хочет увеличения выводка у тех, кто против неё. Понимаешь?
— Хочешь, чтобы я трахал исключительно тех, на кого ты укажешь?
— Трахал? — Округлёнными глазами, спросила кошка, а потом, облизнувшись, ответила: — Мне нравится это слово, нравится, как ты его произносишь с ненавистью. Да, пусть будет «трахал». Раз уж я знаю твою маленькую тайну, разок-другой в семь дней можешь выбирать, с кем спариваться сам, но остольные… Не знаю, сколько ты и вправду можешь раз, хочу, чтобы ты помнил, мои Кетти всегда будут в приоритете, их, по готовности, ты должен выбирать первыми. Иначе… — Выпустив коготок, Укому щелбаном разрезает тканевую веревочку с крестиком на моей шее. — Я буду мучить и убивать твоих самок, а начну, пожалуй, с самых молодых, кажется, ту высокую, похожую на Мир-ри, звали Катей. Плохо будет, если она с подругой одним вечером вновь нарушат наш приказ, уйдут в лес и не вернется.
— Я всё понял. — Отвечаю я. Сука, сам виноват, что всё так вышло. Слишком неосторожно себя вёл, идиот, да о чём я вообще прошлой ночью думал. Ещё и Мир-ри подставил, идиот, дебил, долбаёб.
— Ну-ну, не стоит корчить столь болезненную мордочку. — Взяв меня за бороду, став напротив, говорит кошка. — Хоть в вашем мире и принято недоценивать самцов, подставлять их, как это сделали ваши самки, но в нашем мире всё по-другому. — Целует меня в губы Укому. Поцелуй короткий, взгляд кошки после него слегка изменился. — Что с губой, почему рубец? Это Мир-ри?
— Сам. — Ответил я, и хвост Укому стал подобен щётке. — Причинять вред нашим самцам — то же, что вредить божественному корню. Дай знать, если кто-то посмеет взять силой, три шкуры сдеру.
Немая пауза; никак не отвечаю на столь «добрые» слова Укому. В то же время кошка делает вид, что это ей и не интересно:
— Ну, так сколько раз ты доставил удовольствие Мир-ри? Сколько раз она молила о пощаде?
— Трижды, перед тем, как у меня встал второй раз и…
— Что, у тебя за ночь встал трижды⁈ — Укому не сдержалась, воскликнула, привлекая ненужное внимание, а я… я почувствовал себя ещё большим идиотом, проклял себя и захотел провалиться под землю ещё глубже. О боже, сука, отрубите мне кто-нибудь этот блядский язык, пока я лично им не зарыл себя под землю. — Невероятно… ха-ха-ха, как же это возбуждает, что же она чувствовала, м-м-м-м… — Отвернувшись от меня, кошка поджимает под себя хвост и рычит. — Знаешь, я не жду правдивого ответа, но уже знаю, сегодня ты точно сможешь. Сколько раз? — Обернувшись с блистящими от интереса глазами, спрашивает Укому, как тут же за спиной её кто-то прокашлялся.
— Первый воин племени. Кажется, вы забыли, что мне обещали? — Уверенно, твёрдо, слегка стервозно заявляет неизвестная Кетти. Девушка, за чьей спиной, отдельно друг от друга, с явной заинтересованностью двигалось сразу два хвоста. На шее её красовалось золотое, пластинчатое ожерелье, а на животе от пупа в сторону чрева нататуированными, словно целеуказателями, виднелись три черные стрелки. — Или ваша верность старейшине погасла после послаблений, сделанных вашей семье Чав-Чав?
От слов двухвостой, Укому тут же меняется в лице, склоняется под углом девяноста градусов и отходит в сторону.
— Госпожа, старшая дочь, и в мыслях не было! Вы знаете, как я люблю вас и вашу мать, а моя преданность…
— Хватит. — Подняла руку девушка. — Если бы не преданные мне и маме кошки, вы никогда бы не осмелились надавить на этого самца. Вы ведь даже не пытались наблюдать, смотреть на него столько же, сколько наблюдала и смотрела за ним я. — С голосом охотника, ведомого похотью, заявляет двухвостая, выходя ко мне вперёд.
— Я следила за тобой, Алексей, с вторым именем Лёха и третьим Леша. Я знаю, какие тебе тканевые одежды нравятся, знаю, кто из Кетти больше всего держит на себе твоё внимание, и теперь знаю, какая твоя поза в соитии самая любимая. Не говоря уже о твоих сёстрах. Их жизни не в руках Укому, а в моих, и теперь, когда я знаю все твои слабости, и то, что ты и вправду пришедший с небес Агтулх владеющий силой контроля корня, ничто не помешает мне иметь от тебя детей.
Глядя в такие же, как и у других местных женщин, глаза, я с трудом перевариваю все её слова. Хватит, уже и так ерунды наговорил. Нужно попытаться взять себя в руки, выйти из позиции, где на меня давят, проявить мужество, попытаться перевернуть ситуацию, взяв судьбу в свои руки!
— Удивительно… — Делаю шаг навстречу кошке, замерев нос к носу.
— Что… удивительно? — Не зная, куда деть свои зеленые глазки, менее решительно промямлила девушка.
— Хм… и так странно. Мне и не показывали столь интересных, особенных Кетти. Скажите, два чудесных хвоста — это, видимо, какая-то редкость? Вы можете управлять обоими одновременно? Можно потрогать?
Кошка дрогнула, тяжело сглотнув, оглянулась на Укому, сжала кулаки и решительно ответила:
— Истинно так. Два хвоста — это редкость, разумеется, я контролирую их, а трогать… потом.
— Они великолепны, — тут же выдаю я. — Почему только сейчас нам позволили встретиться и говорить? Вы скрывались от меня, считали безхвостыми противными? Помнится, однажды…
— А… что? С чего ты взял, что я сочла тебя противным? Кто мог такое сказать⁈ — Дала заднюю двуххвостая, затем, кинув ещё один, только гневный взгляд на Укому, вернула лицу снисходительность и добродушие. — Просто тогда моя очередь прошла, я упустила возможность… встречи с вами.